Я слышал, сегодня здесь тот парень-викарий из «Рая для Питера». Он действительно очень симпатичный. Не думаешь ли ты
Я знаю, что Ронни хочет сказать. Та давняя роль викария принесла Мэтью успех. Но викарийэто амплуа Ронни. Он был настоящим викарием, пока его не лишили сана (Ронни довольно расплывчато объясняет причины этого), а теперь специализируется на подобных ролях. Очевидно, беспокоится, как бы ему теперь не перешли дорогу.
Ронни, я бы изумилась, если бы Но прежде чем я успеваю добавить что-либо еще, к нам подкрадывается Дженнифер.
Поппи, это правда! Он здесь!
Музыка стихает как раз в тот момент, когда Дженнифер выпаливает последнее слово. Внезапно в помещении воцаряется тишина.
Все взгляды устремляются на мужчину, который только что вошел в зал. Он в черном смокинге, но сделал свой наряд не похожим на все остальные, изящно засунув алый галстук-бабочку в нагрудный карман, так что тот просто торчит оттуда, напоминая скорее букетик. Так может поступить кто-то в разгар вечеринки, но для этого нужна определенная самоуверенность.
Ворот его накрахмаленной сорочки расстегнут, обнажая курчавые каштановые волосы на груди. Мэтью в остроносых ботинках в стиле пятидесятых годов. В дни нашей юности такие считались старомодными, но теперь выглядят круто. Темные волосы зачесаны назад, открывая мощный лоб. Этот человек явно не стесняется выделятьсяни своим крупным носом, ни манерой одеваться.
Мэтью берет бокал с шампанским, поднесенный восхищенной официанткой. Осушает его в один глоток и берет следующий.
Ваше здоровье! говорит он низким бархатным голосом, словно на камеру. Проникновенно. Интимно. Такое ощущение, будто этот человек наслаждается аудиторией. Он окидывает взглядом толпу, на мгновение задерживая его на Дорис Дэйс и некоторых других избранных, так, словно каждый из нихсамый важный человек в мире.
Затем его взгляд останавливается на моем лице. У меня перехватывает дыхание. Мэтью Гордон направляется прямо ко мне.
Попс произносит он, стоя теперь настолько близко, что я чувствую запах мяты от его дыхания. Никто не называл меня так уже много лет.
Я замечаю, что челюсти у присутствующих отвисли, на лицах застыло молчаливое выражение: «Пожалуйста, познакомь меня с ним!» Имя этого человека ничего не сказало бы моим детям. Да и для людей моего поколения оно тоже мало что значит, если только у них нет энциклопедической памяти, как у Дженнифер. Но это не важно. Люди все равно бы пялились. Этот мужчина объективно так красив, что умереть-не-встать, и в нем есть представительность. На троих отмеренная.
Мэтью протягивает руку, чтобы пожать мою. Его кожа горячая на ощупь. Точно так же, как тогда, двадцать три года и три месяца назад, когда он в последний раз прижимался ко мне в моей маленькой комнатке в Килберне, с электрическим камином в одну спираль.
Какой приятный сюрприз!
Центральный уголовный суд, Лондонлето
Зал 1большой и современный, с небесно-голубым ковром, более подходящим для офиса. Перед судейским местом стоят ряды длинных столов, почти как в школьном классе. Представители обвинения и защиты в париках и черных мантиях, при движениях похожих на хлопающие вороньи крылья, сидят в разных рядах. За ними соответственно расположились их команды, все в строгих костюмахвремя от времени помощники наклоняются вперед, чтобы передать записку или шепнуть что-то на ухо своему поверенному. На всех столах, включая судейский, стоят компьютерные мониторы, и даже на стене висит большой экран.
Присяжные, разумеется, тоже здесь. Когда они впервые вошли в зал и начали слушать это дело об убийстве, то выглядели потрясенновыбитыми из привычной колеи. Но теперь, спустя два дня, многие из них освоились и стали более уверенными. Другие же до сих пор дергаются, как вон тот мужчина, который возится с «молнией» на своей куртке, будто с ней что-то не в порядке.
Однако он это прекращает, когда на трибуну вызывают женщину. В зале мгновенно воцаряется тишина. Все взгляды устремлены на эту женщину. Она в свободном изумрудно-зеленом платье с белоснежным воротничком, которое постоянно разглаживает ладонями, словно нервничает. Этот цвет подходит к ее рыжим волосам. На лице нет косметики. В ушах отсутствуют серьги, хотя, если присмотреться, можно заметить, что они проколоты. Ее взгляд мечется с одного места на другое, задерживаясь на каждом лице, обращенном к ней.
Поппи Пейдж, произносит представительница прокурора сухим, четким тоном. Можете ли вы мне точно сказать, что произошло, когда вы встретились с Мэтью Гордоном, ныне покойным, на рождественской вечеринке «Ассоциации поддержки актеров и агентов»?
Женщина начинает говорить, но слова не идут у нее с языка. Она неловко крутит пальцами, будто пытается переплести их один с другим, как в детской игре.
Мы беседовали, наконец отвечает она.
О чем? резко спрашивает обвинительница.
Женщина смотрит на галерку для публики. Людей там довольно много. Это популярное место не только для родных и друзей выступающих, но и для тех, кто ищет бесплатных развлечений или укрытия от дождя. Но прямо сейчас на улице почти тридцать градусов тепла. По словам синоптиков, жара установилась надолго. В здании суда не прохладнее, чем снаружи.
О киноиндустрии, объясняет женщина. Каждое слово дается ей огромным усилием.
Вы говорили о чем-то личном?
Она встречается глазами с обвинительницей.
С чего бы нам это делать?
Полагаю, это вы должны мне сказать, миссис Пейдж. Позвольте задать вам еще один вопрос. Это правда, что вы когда-то знали покойного с непрофессиональной стороны?
Женщина смотрит в пол. Затем киваетбыстро и неуклюже, дергая головой, как марионетка на веревочке.
Прошу отвечать вслух.
Да, шепчет она.
Громче, пожалуйста. Боюсь, что суд этого не расслышал.
Да.
Как вы познакомились изначально?
Молчание. Поверенная прокурора бросает взгляд на судью в очках с толстой оправой. Они кажутся анахронизмом рядом с париком, который смотрится так, будто принадлежит к другой эпохе. Судья неодобрительно наклоняется вперед:
Миссис Пейдж, вы хотите, чтобы вопрос повторили?
Женщина качает головой, а затем с трудом сглатывает. Кажется, будто у нее что-то застряло в горле. Она отпивает глоток воды. Потом глядит на свои ладони, теперь совершенно неподвижные, так, словно они чужие.
И начинает говорить.
Глава 2Бетти
Дорогая Поппи!
Как все это могло случиться? Ты была мне как дочь, а теперь Ну что я могу сказать? Мне хотелось бы поговорить с тобой с глазу на глаз. Но, как ты убедилась, бедняжка, в часы посещений там недостаточно уединенно. И вместо разговоров я тебе пишу. Тебе может все это не понравиться. Я даже не знаю, с чего начинать. Наверное, хочу начать со своего вступления во взрослую жизнь. Ты потом поймешь почему.
Когда в 1970 году я выходила замуж, мне только что исполнилось двадцать лет, и жизнь в те времена была совсем другой. В нашем районе Ист-Энда было не принято, чтобы пара жила вместе без обручальных колец.
Только шалавы так делают! всегда повторяла мне мама. Даже не думай вляпаться в неприятности, девочка, иначе я с отцом вышвырну тебя быстрее, чем ты мяукнуть успеешь!
Надо говорить«мы с отцом вышвырнем», хотелось мне поправить. Отца вышвыривать не обязательно. Но я не посмела, потому что мать отшлепала бы меня за подобную дерзость. У нас были соседи, чья дочь «вляпалась в неприятности». Конечно, ей пришлось спешно выйти замуж, но они не вынесли скандала и переехали.
Эта девчонка испортила жизнь родителям, бормотала мама всякий раз, когда мы проходили мимо их бывшего многоквартирного дома.
Просто невероятно, как изменилось отношение к таким вещам за не очень долгий период времени. С другой стороны, возможно, все поколения чувствуют то же самое. Кто знает, какой станет жизнь, когда Мелисса и Дейзи будут в моем возрасте? Мысли об этом одновременно и пугают, и волнуют.
До Джока у меня никогда не было парня. Не потому, что я не хотела. Я все бы отдала, чтобы с кем-то познакомиться! Но была болезненно застенчива. Однажды мальчик из школы начал болтать со мной в автобусе, а я не знала, что сказать. Вероятно, все сложилось бы иначе, будь у меня брат, а так мужчины казались мне существами другой породы.