Если в пределах видимости нет ничего опасного...
- Однако вы нарушили запрет выходить на поверхность в одиночку?
- В известном смысле. Фактически в тех условиях запрет означал не более чем пожелание. Юрханов и Вескивялли не возражали. По радио я все время слышал, как они переговаривались между собой. Иногда окликали меня, и я отзывался. У контейнера с приборами я задержался дольше, чем рассчитывал. Дверца обросла длинным мхом, который шевелился, реагируя на мое приближение. Какая-то разновидность росянки. Вероятно, следовало ее уничтожить, но я решил просто разобрать заднюю стенку контейнера. С этим я возился около четверти часа. Еще столько же ушло на замену батарей и восстановление стенки.
- Все это время вы слышали планер?
- Да... Мне кажется, да. Работа отвлекла меня, но я не ощущал ничего тревожного...
- Когда вы поняли, что на планере что-то случилось?
- Я уже возвращался, как вдруг Юрханов крикнул: "Что это?" А потом они оба закричали... Это, - Кестер помотал головой, - было страшно. Я никогда не слышал, чтобы мужчины кричали так.
- О чем? Что они кричали?
- Просто крик. Дикий, жуткий. Я бросился к планеру. Мне показалось: что-то скользнуло под степью. Я не уверен - ничего не увидел, просто ощущение стремительного движения над собой... Но тогда было не до того... Они оба лежали в кабине с искаженными лицами. Уже мертвые. Я стартовал. Сразу же.
- Вы ничего не ощущали в тот момент?
- Ощущал? Я ощущал ужас. Мне было непереносимо страшно. Там, на базе, мне понадобилось время, чтобы связно рассказать...
- И что же?
- Они заставили меня повторить рассказ дважды или трижды. Уже тогда я понял, что мне просто не доверяют. Они качали головами, делали сочувствующие глаза, но во взглядах - у всех! - недоверие, подозрение.
- Подозрение? В чем?
- Они считали меня виновным. Уже тогда. Я видел их всех насквозь, начиная от Парыгина и кончая радистом Квириным, этим ничтожеством. Многие готовы были обвинить меня в чем угодно при первой же возможности...
- Но почему?
- Потому что эта смена на базе - редкостное собрание невежд и тупиц. Лучше бы Коллегия разобралась, как случилось, что половина отряда состояла из откровенных бездарен, а другая - из завистливых бездельников, готовых очернить любого, кто может немного больше, чем они сами.
- Послушайте, Кестер, - не удержался Сальников, - вы подумайте, что говорите! Погибли два члена группы. Не просто коллеги - близкие друзья многих на базе. Это же горе для каждого, а вы обвиняете их в каких-то кознях, интригах против вас.
Кестер пренебрежительно рассмеялся:
- Я был уверен, что вы мне не поверите. Весь этот разговор совершенно бесполезен.
- Хорошо, - сухо сказал Сальников. - Что же произошло потом?
Кестер задумался. Прошла минута или две.
- Из-за этого случая выходы на Альдам были прекращены. Пытались понять, отчего они умерли...
Гибель Мелье посчитали трагической случайностью. Да просто не было других объяснений. Его планер разбился в горном массиве Южных ворот и был обнаружен уже через два часа после катастрофы. В ясный тихий день Мелье врезался в стену каньона. После этого командир отряда Парыгин запретил спускаться на Альдам в одиночку, и вплоть до случая с Юрхановым и Вескивялли ничто больше не вызывало беспокойства.
Смерть двух десантников вынуждала переосмыслить происшедшее. Юрханов и Вескивялли умерли от обширного кровоизлияния в мозг. Отчего вдруг у двух абсолютно здоровых людей, десантников, одновременно случился инсульт? Не была ли гибель Мелье такой же внезапной и необъяснимой? На эти вопросы ответа не было.
Конечно же, никто на Станции не собирался обвинять Кестера в гибели десантников. Правда, многие откровенно недолюбливали этого невероятно тяжелого, сложного человека.