У тебя крутой голос, однажды сказал мне один из моих друзей, с которым мы, правда, с некоторых пор больше не общаемся. Ты когда читаешь рассказы, то просто завораживает. И главное, по голосу абсолютно не ясно сколько тебе лет.
Это являлось чистой правдой. Определить мой возраст по звуку голоса было невозможно. Таким тембром мог читать и тридцатилетний парень, и уже отчасти умудренный опытом сорокалетний мужик, и даже человек в очень преклонных годах, хоть и не старше шестидесяти, особенно если сумел сохранить голос и не испортить его куревом. Для каждого слушающего мой портрет был собственным, рождающимся в своем воображении.
Да, вынужден извиниться, но в этой истории я не раскрою своего возраста, тем более к дальнейшему повествованию он не имеет ни малейшего отношения. Вам лишь достаточно знать, что меня зовут BigBook. Большая книга, в переводе с английского.
Вслед за первым начитанным рассказом последовал другой, затем третий. Далее я начал начитывать романыДжона Уиндема, Кира Булычева, Кристофера Приста, Джорджа Мартина, Рэя Брэдберри, все того же Стивена Кинга в его чрезвычайно крупных формах, Ирвина Шоу, Агаты Кристи, произведения Елены Блаватской (и такое было), братьев Стругацких. И еще несколько десятков известных и не очень авторов. За эти годы у меня образовалось целых два каналаодин исключительно эзотерический, другой гламурно-художественныйна видеохостинге с совокупным числом в двадцать три тысячи подписчиков, и появилась группа в социальной сети с одиннадцатью верными тысячами подписчиков. Эти же милые люди, которые иногда начинали свой день, а иногда и заканчивали с моим голосом, не спешно воспроизводящим очередное творение какого-нибудь писателя, стали моими спонсорами. По их желанию, естественно не бесплатному, я начитывал абсолютно любые книги и даже записывал весьма необычные поздравления их вторым половинкам.
Здорово же, когда ты занимаешься любимым делом.
График моей работы был весьма вольным. Я мог просыпаться в семь утра и первым делом начать выполнять очередной заказ на начитку книги. Мог валяться до двенадцати, а мог и вовсе устроить себе выходной. Единственное проклятье такой работынепостоянный и трудно прогнозируемый заработок. В месяц мне удавалось заработать и много, и мало, а иногда почти ничего. Заказов могло быть навалом, и чтобы потом с трудом не сводить концы с концами, я спал от силы пару-тройку часов в день, все остальное время посвящая чтению перед микрофоном, а бывало, что в месяц выпадало всего две книги. С двух книг можно заработать только на то, чтобы не умереть меленной голодной смертью.
К дополнению моего портрета следует добавить то, что я не женат, у меня нет детей, да и нет семьи как таковой в принципе. За всю жизнь я официально практически нигде не работал, а лет до двадцати пяти, как один из героев «Венецианской трилогии» Брэдбери, даже боялся женщин.
В то раннее сентябрьское утро, которое перевернуло мою жизнь, в моей работе сложилась непростая ситуация. К ближайшему понедельнику сразу три заказчика аудио своих любимых произведений ждали выполненную работу. Я мог затянуть выполнение заказов еще на пару дней, но тогда лишился бы в совокупности семи тысяч, нагло запрошенных как наценку за быструю начитку. Дудки! Роскошь лишиться такой суммы, на которую я спокойно мог жить почти две недели (с нынешними то ценами!), позволить себе было нельзя. Я разрешил себе краткий сон с часу ночи до пяти утра, и уже в три минуты шестого был у компьютера, где на экране призрачно мерцал в предрассветных сумерках текст книги, а микрофон жаждал слышать из моих уст новые слова.
Начитав примерно пятнадцать минут текста, я сбился и остановил запись. Переслушал начало, подивился тому насколько сонно, даже хрипло звучит мой голос, и как безобразно шепелявит во многих местах. Все-таки утро не самое идеальное время для работы с голосом. И как только ведущие радиостанций держат себе в форме почти каждый день? Загадка и только.
Я вышел на балкон, где царила приятная сентябрьская прохлада, разминая затекшие конечности. По мышцам растекалась не самая приятная усталость. То ли тело еще собиралось нежиться в этот ранний час в кровати, то ли Меня слегка передернуло от мысли, что я вдруг подхватил вирус и заболел. Не то чтобы я его сильно боялся или, как некоторые дураки, не верил вообще, но опасался. Этот вирус, как и любой другой, становился русской рулеткой. Ты не знал, что будет и как. Он может тебе ранить, а может убить. А то и вовсе не задеть, если барабан окажется пустым.
За окном, где пролегала улица, на которой располагался мой дом, было царственно тихо. Автобусная остановка стояла пустой, киоск с газетами, как и полагается в такой час, закрыт, и только редкие проезжающие машины создавали чувство, что город постепенно начинает просыпаться. Посаженные как по линейке ровным рядом березы предательски желтели, не в силах противиться наступившей осени.
Я посмотрел на стоящий напротив меня девятиэтажный дом. Интересно, кто-нибудь еще не спит в такой ранний час как я? Оказалось, нет, и на балкон одного из этажей, кажется пятого, вышла молодая женщина с распущенными длинными волосами. Огненно-рыжие, яркие, они выделялись на фоне общей серости квартала. Она открыла балконные ставни, огляделась и стала сосредоточенно смотреть на улицу, словно ожидая кого-то. Возможно, с ночной смены возвращался ее муж или сын. Меня она пока не замечала. Я немного пофантазировал на тему того, кого она так может ждать ранним утром, и буквально в ответ на мои предположения о муже, на автобусной остановку подрулил рейсовый пригородный автобус, пропыхтел и уехал, оставив там одинокого мужчину с дорожной сумкой. Где-то на деревьях истошно чирикали птицы, радуясь пришедшему на землю дню.
Вдруг в сердце у меня появилось неприятное предчувствие что-то сейчас должно случиться. И что-то непременно плохое. Как это называется? Шестое чувство?
Гипотетический муж немного постоял на остановке, оглядываясь, как и его гипотетическая жена на балконе, будто кого-то ожидая. Потом, пожав плечами, ловко накинув ремешок сумки на плечо, и направился к дому.
И в тот момент произошло две вещи.
Первое. На тротуаре возле остановки словно из ниоткуда появился мужчина в черной кожаной куртке. Даже с моей частично убитый компьютером и книгами остротой зрения, можно было разглядеть его лицососредоточенное и отчего-то злое. Он был невысокого роста, довольно крепкий, с короткими волосами, то ли мокрыми, то ли просто давно не помнящими вкус шампуня.
Второе. Муж увидел свою жену и помахал ей рукой. Я угадалони действительно были одной семьей или по крайней мере хорошо знали друг друга.
А затем ощущение тревоги окончательно завладело мной.
Сейчас что-то должно было случиться. Авария двух случайных машин. Взрыв бытового газа. Чей-то крик о помощи. Или убийство посреди улицы.
Случилось последнее.
Мужчина в кожаной куртке, поравнявшись с мужем женщины, выхватил из кармана пистолет и выстрелил. Женщина, увидев, как убивают кого-то ей близкого, должна была вскрикнуть от ужаса, но она продолжала стоять с каменным лицом, словно наслаждаясь разворачивающейся перед ней сценой смерти. А раненный выстрелом падал на землю, не понимая происходящего. Он должен был дойти до своего дома, войти в подъезд, подняться в лифте наверх и оказаться в теплой квартире вместе с любимой, которая ждала его всю ночь у окна. А вместо этого от попавшей пули в сердце он упал на пыльный тротуар, по-прежнему не понимая ничего, и тихо умер. Только левая нога резко дернулась в предсмертной судороге.
Я стоял как завороженный, не зная, что и делать.
В этот печальный момент меня наконец заметили. Женщина на балконе, только что спокойно наблюдавшая за процессом убийства близкого человека, вскрикнула и начала тыкать в меня рукой. Лицо ее исказила не боль от потери, а самая настоящая злость.
Злость от того, что все задуманное пошло не так.
Убей его, он все видел! Он нас видел!
Я даже не сразу понял, что эти слова относились ко мне, хоть и обращены были к типу в кожаной куртке. Он же, напротив, прекрасно понял сказанное и буквально через секунду стекло балконной рамы рядом от меня взорвалось на сотни мелких осколков от пули. А уже в следующую секунду я упал ничком на грязный балконный пол. Реакция меня не подвела, потому что где-то в нескольких сантиметров от моей головы в момент падения, вызванного инстинктом самосохранения, просвистела вторая пуля. Третья разбила еще одну раму, и я почувствовал колкие удары падающих осколков. Один довольно сильно порезал меня по руке, где на разорванной коже выступила кровь. Все же это гораздо лучше выстрела в сердце или в любую другую часть тела.