Татьяна КоростышевскаяУездный детектив. Незваный гость
Глава первая,в коей некий сыскарь с разбитым сердцем прибывает в провинциальный Крыжовень
Карта Всадник описывает общительного и активного человека. Он интеллектуален, независим, с ним никогда не бывает скучно. Такой человек легко входит в контакт, находит знакомых и друзей. Ему не чужды любезность и тактичность. Он уверен в себе и готов проявлять инициативу.
Расклад нынче выпадал странный, что так, что эдак. Захария Митрофановна даже кликнула Дуньку, девку свою, чтоб колоду, значит, сняла.
Чегой это, барыня? спросила Дунька, щурясь на расписные картинки. Никак сызнова повешенный?
Дура, ругнулась старуха беззлобно, дерево это, значит, про родню вспомнить надобно.
Племяш в столицах чудит? Али в гости вашего соколика ждать?
То-то и оно, что по картам иного полу гость получается, гляди, к дереву всадник притулился, а к нему карта женская легла.
Дык а баба откуда? Из родни-то у вас только Митрофанушка, брата покойного сыночек, и остался.
Поживем увидим, решила мещанка Губешкина, более известная в Крыжовене как провидица Зара, и аккуратно собрала колоду в резной ларчик. Инструменты свои она предпочитала содержать в порядке.
Гость, а точнее, гостья явилась в дом на Архиерейской улице под вечер. Тренькнули колокольцы извозчичьих саней, грубый мужской голос пробасил под окном:
Туточки, барышня, ваша тетушка проживают.
Дунька, прилипшая к заиндевелому стеклу, сообщила барыне:
Девица, шубка на ей, шапочка. Ванька сундук с саней тащит, сейчас в дверь колотить примется.
Отворяй, велела Захария Митрофановна, кутаясь в узорную неклюдскую шаль.
Девка выскользнула в сени, завозилась, обувая валенки. Раздался уверенный стук в дверь, скрипнули петли, в комнату потянуло морозцем.
Гостью вам, Дуняша, привез, басил ванька, из самого Мокошь-града барышня, тетушку, говорит, проведать желаю любезную.
Губешкина выглянула в сени.
Сундук сюда, мил-человек, да снег допрежь с ног обколоти, не неси в дом.
Девица потопала за порогом, обувка у нее была не особо по погоде, кожаная, тонкая. Вошла, прищурилась над запотевшими стеклышками очков, зыркнула на нетопырье чучело над столом, на шар хрустальный, высмотрела в красном углу икону и чинно на нее перекрестилась.
Дражайшая моя Захария Митрофановна, прожурчала приветливо, с протяжным столичным «а», неужто забыли Гелюшку свою непутевую?
Извозчик, поставив багаж в гостиной, мялся теперь в сенях, ожидая платы за услугу. Старуха молчала, ей было интересно, как «непутевая Гелюшка» дальше выкрутится. Она не подвела, вынула из муфты денежку, с поклоном протянула ваньке, да не забыла носочком ботильончика на порожек ступить, чтоб, значит, через порог не передавать, плохих примет не множить.
Спасибо, мил-человек, куда надо доставил. Моя родственница, как сейчас помню эти очи черные, с родительской заботой на наши шалости с кузеном Митрофанушкой взирающие.
Извозчик бормотал спасибо на спасибо.
Вы, барышня, как нужда в санях будет, меня кличьте, Антипом меня звать, любому уличному постреленку велите или вот Дуняше тутошней, сразу примчусь и доставлю, куда скажете. А к Кузьме не садитесь, ненадежный он человек.
Буду иметь в виду, пообещала девица, сбрасывая на руки Дуньке лисью шубку; муфту придержала, ловко перекладывая ее из руки в руку. Ступай, Антип, может, успеешь на станции еще пассажиров взять. У вас в Крыжовене, тетушка, оказывается, спрос на гужевой транспорт опережает предложение. В форменную баталию пришлось с каким-то неучтивым господином за сани вступить.
Платьице на гостье было ладное, шерстяное, серое, со шнуровой витой отделкой, на плечи из-под лисьей папахи свисали ярко-рыжие локоны. Экая модница. Столичная штучка.
Зеленые глазищи остановились на Губешкиной, и старуха громко велела:
Дунька, дура, двери-то запри, чтоб, значит, любимую племянницу не морозить. Да чаю поставь с дороги.
Пока ванька Антип уходил, а девка возилась в сенях, рыжая медленно пересекла комнату.
Простите, вздохнула она тяжело, этот маскарад, Захария Митрофановна.
Все развлечение, решила старуха и быстро спросила: В муфте что прячешь?
Заметили? Девица села, положила на стол глухо стукнувший меховой цилиндрик. Митрофан Митрофанович предупреждал меня о том, что его тетушка обладает быстрым умом. Мы с вашим племянником коллеги, в одном присутствии службу несем.
Вернувшаяся в комнату Дунька испуганно ахнула, когда из муфты появился черный вороненый револьвер.
Позвольте отрекомендоваться, девица стянула перчатки, ее пальцы быстро отщелкивали что-то в смертоносном механизме, чиновник седьмого класса чародейского приказа, надворный советник Евангелина Романовна Попович.
Дунька ахнула сызнова, баб-чиновниц ей раньше видеть не приходилось, как и баб-сыскарей.
На кухню ступай, велела старуха, чаю спроворь, да чего еще к чаю, баранок там, варенья брусничного Что еще? Буженины. Третьего дня от Старуновых занесли. А прознаю, что ты этому Антипу лошадному хозяйские разговоры передаешь, накажу.
Девка ушла. Сыскарка отложила револьвер.
Спасибо, Захария Митрофановна.
Давай уж по-простому, без отчества, хмыкнула Губешкина. Родня как-никак. Тетушкой кличь. А я тебя, значит, Гелюшкой.
Попович улыбнулась и сняла очки.
Митрофан уверял, что есть в вас авантюрная жилка.
Письмо-то от племянничка доставила?
А как же! Евангелина достала из поясного кармашка запечатанный конвертик. Только там о деле моем ничего не сказано.
Губешкина поддела сургуч кончиком изогнутого жертвенного кинжала.
Оно и понятно.
«Тетушка Захарочка, писал Митрофан своим каллиграфическим почерком, прости меня непутевого, что давно тебя корреспонденцией не баловал. Весь в делах, весь в заботах. Начальство по самую маковку работой завалило. Даже четверти часа, чтоб на почтамт забежать, не находится. Хорошо хоть оказия с Гелей образовалась»
Пока хозяйка читала, Дуняша накрывала на стол. Сыскарка, заметив опасливые взгляды прислуги, револьвер убрала.
Значит, вольская родня? уточнила Губешкина, сворачивая письмо.
Седьмая вода на киселе, кивнула барышня. Вы уж и думать о нас забыли.
В столицу зачем приехала?
Кузена разыскивала. На родине мне оставаться было никак не возможно.
Скандал?
Перфектно, одобрила Попович, не чинясь, налила из самовара, придвинула блюдо с бужениной. Незамужние барышни обычно от скандалов бегают.
Несчастная любовь. А про подробности ты говорить не желаешь.
Ну да. И сам скандал тоже не обсуждаем. Предположим, по официальной легенде, сиротка явилась за пожилой тетушкой присмотреть. В это, разумеется, не поверит никто, а вот в тщательно скрываемые и случайно выясненные обстоятельства бегства с удовольствием.
В вашем чародейском приказе все такие хитрые? усмехнулась Губешкина. Тогда племяннику карьеру у вас в жизни не сделать.
Геля прожевала кусок буженины и сказала серьезно:
Митрофан прекрасный секретарь, сметливый, скромный, аккуратный. Может, его взлет не будет молниеносным, но по ступенькам он поднимется основательно.
Утешай старуху.
Не вижу тут старух, тетушка, притворно удивилась рыжая льстица. Наблюдаю лишь симпатичную женщину и добропорядочную берендийку, содействующую силам правопорядка.
Дунька переминалась у порога, прислушиваясь. Захария Митрофановна велела ей исчезнуть и обернулась к гостье.
Самое время о содействии поговорить. За какой надобностью в Крыжовень из столицы целого надворного советника отрядили?
Попович сложила перед собой руки, на мизинце правой чернело пятнышко ружейной смазки.
Надобность прозывается Блохин Степан Фомич.
Пристав покойный? Так он в начале грудня еще Губешкина подыскала подходящее слово, в петлю полез.
Берендийские почтовые службы оставляют желать лучшего, кивнула девушка, сообщение о его кончине было получено нами только третьего дня. Меня прислали выяснить обстоятельства смерти.