Сегодня «включить профессионала» оказалось особенно трудно, хотя она-то Шубина почти не знала, видела пару раз еще в юрфаковские времена. И тем не менее он былсвой. Тяжело.
Операпросто человеки, вспомнилась Арине фраза с одного из семинаров. Просто человеки. И простым человеческим слабостям подвержены не меньше прочих. Она сделала мысленную памяткуспросить Иван Сергеича, за что Шубина «ушли», не за неудержимое ли пьянство? Хотя судя по состоянию квартирывряд ли, что бы там соседка ни говорила.
Кухню Арина еще не видела, но комната была именно комнатой, а не логовом опустившегося алкоголика, каких она немало навидалась: заросших грязью, запущенных, бывало, до плесени. Тут же все было, хоть и небогато, но прилично. Балконное окно не щурится мутными грязными бельмами, а сияет промытыми стеклами, даже сейчас, в темноте видно. Выцветшие до бежевого, когда-то коричневые шторы не пестрят скоплением пятен, не обвисают унылоскладки ровные, чистые. И покрывало на продавленном раскладном диване, хоть и потертое, но не засаленное, явно многажды стиранное. Напротив дивананеожиданно современный телевизор, экран не в полстены, но довольно большой. С другой стороны балконного окнаписьменный стол. Однотумбовый, такой же пожилой, как диван, но тоже чистый, не заляпанный, не захватанный. В угол задвинут системный блок. Персональный компьютер на вид куда старше телевизора, с массивным кубиком старенького ЭЛТ монитора, таких нынче и не увидишь уже. Хотя монитор монитором, а кто его знает, что там в компьютерных мозгах, может, там сплошной завтрашний день, надо изъять и Левушку Оберсдорфа попросить, пусть посмотрит. Клавиатуратоже на удивление чистая, не залапаннаясдвинута к самой стене, так что стол практически пуст, только аккуратная стопка картонных папок слева, да исписанный лист бумаги посередине. Над столомфотографии, довольно много, три ряда. На семейный «иконостас» не похоже, больше напоминает рабочую доску из американского полицейского сериала. Напротив стола, возле телевизора, изрядно поцарапанный буфет «под орех», рядом с ним, возле входной двери, темный, скучно полированный гардероб. На полу, почти вплотную к буфетной дверценевнятная тряпичная кучка грязно-бежевого цвета, протянувшая «щупальце» вверх к горизонтальной полке над дверцей.
Но в целом, если забыть о бежевой кучке с зацепившимся за дверцу «щупальцем», все чисто, все по местам. Аккуратистом был покойный, не вписывается в образ отчаявшегося пьянчужки.
Мог, впрочем, вычистить квартиру перед смертью. Навести порядок, перед тем как сводить счеты с жизньюстремление довольно распространенное. Ну как же: придут чужие люди, станут разглядывать, оценивать, быть может, морщиться брезгливо. Нет уж, пусть все выглядит прилично. Хотя, казалось бы, мертвецу-то какая разница? Но желание выглядеть после смерти если не красиво, то хотя бы приличноэто да, это очень часто бывает.
Кожные покровы размеренно продолжал Семен Семеныч.
Из чего он стрелял-то? перебила его Арина. Вот из этого? носком обтянутой синим бахилом кроссовки она показала на валявшийся возле буфета, прямо перед бежевой кучкой с протянутым вверх «щупальцем», маленький, блестящий черными гранями пистолет.
А это, душа моя, пусть тебе баллистики скажут. Хотя я предполагаю, что именно так, раз выходного отверстия не наблюдается. Но вот залезем к нему в голову, отыщем пульку, добродушно бормотал медик, ты к ней гильзочку, что Зверев нашел, добавишь, и вместе с пистолетиком к баллистикам отнесешь, они тебе все в лучшем виде подтвердят.
Что вы со мной, как с маленькой? буркнула Арина почти обиженно, хотя Плюшкин так разговаривал со всеми. В двух словах, что мы тут имеем? Точно самоубийство?
Да откуда ж мне знать, лапушка? медик развел обтянутые резиновыми перчатками ладони, даже пальцами пошевелил для убедительности. Мое дело маленькое, состояние тела описать, а уж выводы делатьтвоя работа.
Ну Семен Семеныч, протянула Арина жалобно, действительно, как выпрашивающий конфетку ребенок. Мой опыти ваш, никакого ж сравнения. Вы, говорят, даже без аутопсии все насквозь видите. Вот просто на ваш взгляд, навскидку, что тут?
Ну если только на взгляд Плюшкин повел круглым плечом, явно довольный комплиментом; как многие профессионалы, он был неравнодушен к похвалам. Ну что не несчастный случай, это девяносто девять процентов. И убийство, душа моя, я, пожалуй, тоже исключил бы. Суицид, вот тебе мое «навскидку». Вся обстановка более чем типичная. Загрустил наш бывший коллега и стрельнул в себя. Сам то есть. Без никого. В том смысле, что драться он ни с кем не дрался, следов связывания нет, защитных ран тоже, следов борьбы или хотя бы чьего-то присутствия вокруг не наблюдается. Вон Лерыч пусть подтвердит.
Артем Зверевкриминалист, которого за отчество Валерьевич все звали попросту Лерыч, сосредоточенно опылявший дактилоскопическим порошком распахнутую настежь балконную дверь, подтверждающе угукнул:
Чистенько. Пальчики, насколько могу судить, только его, обстановка не нарушена. Бедненько, но аккуратненько. Хотя он, говорят, и пил изрядно, а вот порядок не как у алкаша.
А он точно пил? вырвалось у Арины.
А это я тебе, душенька, после вскрытия скажу, проворковал Плюшкин. Посмотрю на печень и прочие субпродукты, сразу ясно будетзлоупотреблял ли наш Егор Степанович или как.
Вы его знали?
Кто ж его не знал, отозвался вместо Плюшкина Артем. Хороший был опер. Пока не уволили.
За что его?
Ну, официально-то сам рапорт подал, но по сути выдавили, конечно. А за что во-первых, возраст у него уже был вполне пенсионный, сама видишь. Во-вторых, упрямый. Вот и Хотя по официальной опять же версииза злоупотребление горячительными напитками в рабочее время. Развыговор, двавыговор, и давай на выход, все как обычно. Ха! Прицепиться-то к любому можно. Покажи мне опера, который не употребляет. Но чтоб чрезмерно нет, это не про Степаныча. Раньше по крайней мере. Как там после увольнения было, кто ж его знает, Лерыч пожал плечами, продолжая обрабатывать балконную дверь. Но бутылок я под кухонной раковиной всего четыре штуки нашел. Одну водочную, старую, три из-под пива, довольно свежие. Если и пил, то тару выносил регулярно. Я ж говорю, непохоже, чтоб опустился мужик. Жил явно один, а в доме порядок.
Ага, отметила про себя Арина, Молодцова о причинах шубинского увольнения можно не расспрашивать.
Порядок-то порядок, но как насчет вот этого? так же, носком кроссовки, она показала на ту самую бежевую кучку, в которой, вглядевшись, опознала скомканные подтяжки, одна из которых и изображала «щупальце».
Вершина, тебе чего, работы не хватает? Чего к подтяжкам прицепилась? Мало ли, Зверев пожал плечами. Лежали на краю, свешивались, пистолетом отброшенным их зацепило, вот они и свалились.
На краю буфета лежали? Странное место для подтяжек. При общем-то порядке. И пистолет не в руке, не рядом с телом, а в стороне валяется. Далековато для самоубийства, не находишь? Или предсмертные судороги?
Вообще-то при ранении в голову судороги не характерны, хмыкнул из-за Арининой спины Плюшкин. Но не характерныне значит, невозможны. Мозгиматерия тонкая, непредсказуемая. Если пистолет отброшен, то лежит вполне на месте. Смывы с ладоней я, кстати, сделал. На предмет следов выстрела. Вот если там чисто будет, тогда можешь с такой же чистой совестью начинать задавать вопросы. А пока не вижу оснований сомневаться, самоубийство как оно есть.
Гильза, кстати, поближе к нему лежала, напомнил Лерыч. Как раз там, куда она упала бы при собственноручном выстреле. Ну если он стоял в это время.
Но если судороги не характерны, как он его отбросил? настаивала Арина.
Плюшкин пожал плечами:
Не знаю, свет моих очей. Но если ты намекаешь на инсценировку, то он скептически сморщился. Первое дело, отсутствие следов борьбы, это я тебе уже сказал.
А ничего, что у него рукава рубашки расстегнуты?
Зато пуговки на манжетах на месте, парировал Плюшкин. В драке, сама понимаешь, они бы просто оторвались, а тут аккуратненько расстегнуты. Правая манжетка, правда, помята, как будто его за руку кто-то хватал, но следов хватания на запястье я не вижу, по крайней мере невооруженным глазом.