Я тебя слышал, буркнул Марден.
Лучо ответил не сразу. Застыл шагах в десяти за спиной Мардена, будто в надежде, что тот бросил свои слова наугад. Чуть погодя наконец промолвил:
Прости.
Подотрись ты извинениями. Гринго тебя не заметят. А с нашими коричневыми друзьями будь осторожен.
Понял.
Понял он Я велел тебе сидеть на биваке. И не оставлять его там одного.
Он сказал, что справится.
Лучо неспешно приближался. Молодец, теперь шёл правильноделал плоские шаги: опускал и поднимал стопу целиком, равномерно распределял вес между мыском и пяткой. Почему сразу нельзя было так идти? Ты походи пару лет медленно, потом и быстро ходить научишься.
Я велел не разговаривать с ним без меня.
Я и не разговаривал. Лучо лёг рядом. Поглубже натянул капюшон дождевика. Он сам сказал, что справится.
Ясно. Упрямый, как старый мул на переправе. Что там с ловушкой?
Как ты понял?
А ты сам прикинь.
Прошло минут пять, прежде чем Лучо ответил:
Ты знал, что я сразу уйду с бивака. И если бы я пошёл за тобой
то был бы здесь ещё два часа назад.
А два часакак раз путь до предыдущего лагеря экспедиции
и обратно. Ну и чего спрашиваешь, если сам можешь сообразить?
Прости.
Толку от тебя как от дохлой кошки.
Наверное, побольше.
Наверное, хохотнул Марден. Так что там с ловушкой?
Самострел стоит. Они его не тронули.
Самострел А следы?
Если и были, там всё затоптали.
Чёрт бы их побрал. Ясно. А камень?
Стоит.
Мардену хорошо запомнился тот валун. Шустов тоже шёл по меткам. Они с Дельгадо и Исабель с такой любовью прощупывали каждую из них, что подмывало оставить их в интимном уединении. Чёртовы психи. Но Шустов действовал умнее. Не пёр локомотивом через гущинуокольно выходил к камням, а потом уже один или вместе с Марденом налегке быстро осматривал непройденный и оставшийся позади участок тропы.
Шустов вообще подорванный был. За всё время, что они шли через джунгли, ни разу толком не присел. А Гаспар ленился, причитал по любому поводу. И жена у него была под стать. Как-то разревеласьвечно у неё были заскокииз-за крестика, который забыла на предыдущей стоянке, так Шустов терпел-терпел её нытьё, а потом молча встал и ушёл. Вот ведь не лень ему было, пока остальные отдыхали, переться назад на десяток километров за крестиком! Но вообще он оказался прав. Исабель тогда успокоилась и дальше шла спокойночерез силу, натужно, но без скулежа.
Четвёртый по счёту валун Мардену особенно не понравился. Шустов и Дельгадо долго с ним возились. Нашли на нём высеченный узор: яблоко с лучами солнца над скрещёнными женскими руками. С какого перепуга они решили, что руки именно женские, Марден не понял, ну да ладно. Женские так женские. Из разговоране то чтобы Марден подслушивал, но куда тут денешься, когда они над ухом трещат, так вот из разговора Серхио и Гаспара получилось, что это вроде бы как символ какого-то там севильского общества, подбиравшего художников для жизни в возрождённом Эдеме. Чёртовы сектанты. Марден знавал одного сектантатот бегал с «особой Библией» по Амазонке, причём один, без проводников. А потом весь больной, в оспинах, отсиживался в Икитосе. По вечерам заглядывал в бар на Антонио Раймонди. Нет, не пил, а только сидел себе в углу и с тоской смотрел на пьющих. Непонятно, то ли завидовал им, то ли сострадал. Одно другого не лучше. Однажды зачитал Мардену проповедь. Любопытную такую, жаркую. Шустов с Дельгадо над своим валуном проповедовали не хуже.
Гаспар повторял, что узор отсылаетвечно его там что-то куда-то отсылалок библейским сюжетам. Яблоко, по его словам, в действительности было инжиром. Он называл его плодом познания, а женские рукипротянутыми к нему руками Евы, осмелившейся нарушить запрет Эдемского сада.
Неужели не очевидно, что символ выбрали не случайно? Он должен был соблазнять новичков познаниями, прежде недоступными простым смертным! Он означал великое дерзновение!
Шустов в ответ обвинял Дельгадо в близорукости, говорил, что тот упускает нюансы.
И какие же это нюансы?
Да, какие? поддакнул тогда Марден.
Или не поддакнул. Чёрт его знает. Давно это было.
Каждая из составляющих символа двойственна. Яблоко отсылает и к Ветхому Завету с его змием, и к мифологии кечуа. Бог Конирая Виракоча, вожделевший прекрасную Кауиллаку, спустился на землю в образе птицы и сел на ветви сладкой лукумы, под которыми Кауиллака ткала полотно для будущего мужа. Виракоча придал капле своего семени вид спелого плода лукумы и бросил его на землю. Кауиллака, соблазнившись сочной мякотью, съела паданец и так, оставаясь непорочной, понесла от бога. Согласись, очевидная перекличка с библейской темой непорочного зачатия. Так что яблоко, а точнее обобщённый плод, которым могла быть и фига, и лукума, для нашего возрождённого Эдема выступало символом одновременно греха и непорочности.
«Оставаясь непорочной, понесла от бога». Шустов так и сказал. Слово в слово. Марден и сам рассказал бы им про Конираю Виракочу, даром, что ли, знал всяких кечуа, но вот о прибабахах со съеденным семенем слышал впервые. Из разговора Шустова с Дельгадо эта деталь ему запомнилась больше всего. Он с тех пор раз пять пересказал её знакомым женщинам. Не то чтобы это помогало, но было весело, да, смотреть на их реакцию. А Серхио между тем продолжал:
Что же до скрещённых женских рук, тут не только христианская покорность. Ведь руки изображены под плодомможно сказать, тянущимися к нему. Значит, их можно трактовать как устремление Евы вкусить познания, что само по себе выявляет двойственность символа. Добавь сюда прямую отсылку к Котошскому храмуодному из древнейших американских святилищ, украшенному барельефами именно таких, скрещённых, женских рук. Это один из ключевых символов древних панандских верований, утверждавших, помимо прочего, земную доступность божественных знаний.
Двойственность, везде двойственность! не унимался Шустов. Вспомни перевёрнутые лица на стеле Раймонди. Вспомни обелиск Тельо с его единством мужского и женского начала в образе разъярённых кайманов. Вспомни, наконец, Двери Сокола в Чавин-де-Уантаре и стоящие на входе в храм крылатые фигурымужскую и женскую. И скажи мне, что символ общества так примитивен, каким его сделали бы обыкновенные мошенники. Нет, здесь потрудились те, кто верил в свои брошюры, верил тому, что в них провозглашалось.
Успокойся. Гаспар сдался. Если не заметил, я давно отказался от своей гипотезы.
Но вспоминаешь её.
Нет, не вспоминаю.
И правильно делаешь. Судя по этому символу, по его многогранности, свобода верований и равенство культур были не только заявлены на бумаге, но и претворены в жизнь. Вспомни хотя бы храм-мечеть на полотне Одинцова.
Если его кисти вообще можно верить.
Шустов вспылил. Всё понеслось по новойс потоком названий, дат, имён, и Мардену сделалось кисло. Нет, с поганым четвёртым валуном у него были связаны плохие воспоминания. И дело тут даже не в болтовне Шустова с Дельгадо, а в начавшейся следом чертовщине. Марден уже тогда решил, что со временем покинет экспедицию Шустова. Любопытно, конечно, посмотреть, куда ведут старинные указатели и допотопная карта, которую Серхио показывал Мардену лишь частично, но рисковать жизньюувольте. В конце концов, у Шустова оставался ещё один, куда более покладистый проводник и сразу два носильщика-индейца. Их Марден с тех пор не видел. Как не видел и Дельгадо, и его дурную жену с её распрекрасным крестиком. А на следующий день после четвёртого валуна с женскими руками к ним прибилась самая настоящая дикая туземка.
Марден её не забыл. Старая ведьма. Вечером вышла к ним из джунглей и как ни в чём не бывало села рядышком у кострас такой миной, словно шла с ними с первого дня, а тут лишь ненадолго отходила в кусты. Поначалу было смешно. Мало ли индейцев в дождевых лесах? Шустов на её появление не отреагировал. Потом предложил ей разделить с ним ужин. Старуха отказалась. В последующие дни она питалась исключительно сырым мясом. И тут Мардену стало не до смеха. Чокнутая. Одному дьяволу известно, где и как она добывала себе мясо и что держала на уме. Исабель и Гаспар перепугались. Умоляли отвадить ведьму, а Шустов отвечал им, что безопаснее держать туземку рядом.