Вот откуда сквозняк. Это ж наш колодец, школьный, Боинг посветил вверх. Жесть! Прямо в штрек попали.
Он бросил куда-то за кучу камушек, прислушался. Камушек летел долго и с плеском упал в воду.
Так бы и ты нырнул, Боинг смазал по затылку притихшего Петьку.
За колодцем штрек продолжался, но там, до половины закрывая вход, тоже кучей лежали готовые осыпаться камни. Даже у безбашенного Петьки не было никакой охоты прыгать.
Двинулись по штреку, отмеченному синей единицей. Ничего вокруг не менялось: те же стены, те же обломки ракушечника под ногами. Петька шаркал ногой и спотыкалсяу колодца он порвал ремешок сандалии. Пришлось остановиться и потратить часть драгоценных ниток мулине, чтобы подвязать ремешок. Ничего, Маша и на этот раз сэкономила: перекресток помечен Евгень Евгеньичем, новых поворотов нет, и можно пока обойтись без ниток.
Минут через пять штрек опять разошелся на два. Левый ход был помечен тройкой, правыйчетверкой.
Как на улице. Одна сторона четная, другая нечетная, догадался Боинг.
Тут уже Маша привязала к подходящему камню конец нитки, выбрав самую яркую и толстуюоранжевую мулине. Пошли по «тройке». Шагов через тридцать нитки в руке у Маши размотались до конца, и она привязала к оранжевой белую. Жалко. Ей всегда казалось, что ниток в таком мотке больше.
Номер пять Евгень Евгеньича увидели еще издали. На перекрестке лежал красный рюкзак, укутанный от сырости в полиэтиленовую пленку.
Посмотрим! сунулся Петька.
Нехорошо, начала Маша, но Петька уже с урчанием зарылся в рюкзак:
А если б мы заблудились и умирали бы тут без еды и света?.. Ага, комбинезон! Петька посмотрел на свои вымазанные белым коленки. Ракушечник вроде школьного мела, только потверже, но тоже пачкается. Ясно, Евгень Евгеньич переоденется здесь, полазает, а наверх выходит чистеньким!
За комбинезоном Петька вытащил из рюкзака пластмассовую коробку и с выражением прочитал надпись, оттиснутую на крышке:
«Металлоискатель бытовой». Металлоискатель бытовой оказался размером с плеер. Он был совсем новенький; в коробке сохранилась инструкция.
Петька прочитал, что «металлоискатель бытовой (далее МБ) предназначен для поиска скрытой в стенах электропроводки, а также труб и любых металлических предметов». Нажал на кнопку«МБ» запищал. Поднес его к железной пряжке рюкзакатон писка изменился.
Вот почему Евгень Евгеньич так мало прошел: клад искал в стенах, заключил Петька. Ребят, а выходит, что дальше мы пойдем первыми! После Бобрищева, конечно.
Боинг покопался в рюкзаке и вздохнул:
А жратвы нет. Компас зачем-то.
Дубина, дай сюда! Это же классно! Петька отобрал у него компас. Бобрищев к морю ходил, так? А Евгень Евгеньич засек по компасу, в какой стороне море, спустился под землю и пошел, как Бобрищев.
А мы-то не знаем, где море, остудил его Боинг.
По этому штреку пойдем.
Штрек не прямо к морю ведет. Его же проби-м1 куда глаза глядят, просто чтобы камни добывать. Может, он ведет влево, тогда в следующем штреке повернули бы направо. Или наоборот. А так ты не будешь точно знать, куда идти.
Посмотрим, сказал Петька, он всегда так говорил, когда не мог возразить.
Мальчишки взяли компас и металлоискатель, сказав, что все положат на место, когда будут возвращаться. Скрепя сердце, Маша тоже заглянула в чужой рюкзак. Она искала план или карту. Но в рюкзаке больше ничего не было, кроме фонарика и стоптанных сандалий. Летом такие носило все мужское население Укрополя. Петька уже два раза останавливался, чтобы заново подвязать ниткой свой оборванный ремешок. Маша бросила сандалии ему:
Надень пока.
Да они ж сорок пятого размера! Куда мне такие ласты, в море плавать? заспорил Петька.
Надень! поигрывая мускулами, приказал Боинг.
Петька со вздохом шагнул в сандалии учителя, затянул потуже ремешки, походилничего. Он с важным видом положил на ладонь компас и покрутил колесико с меткой.
Азимут Что-то я забыл, как азимут определяют.
Его не определяют, а берут, поправил Боинг. Но это было все, что он знал об азимуте.
Азимутэто угол между севером и нужным тебе направлением, подсказала Маша. Море приблизительно на юго-западе.
И штрек на юго-запад ведет! Всего две черточки в сторону! обрадовался Петька.
Вот и веди нас на две черточки. Маша не стала отбирать у Петьки компас: не маленький, сам справится.
И потянулись один за другим штреки, похожие как близнецы. Кое-где они шли на спуск, а в одном месте ход круто поднимался, и пришлось лезть на карниз высотой в человеческий рост. Там, на стене, нашли неглубоко процарапанные в камне цифры.
Шифр Бобрищева! загорелся Петька.
Но Боинг, изучив цифры, сказал, что это расчеты шахтера. При царе за дюжину добытых камней размером с тротуарный плинтус давали три копейки.
У меня прадед в этих местах камень добывал, гордо сказал Боинг. Может, он это и написал. А мой родитель, когда учит меня за двойки, орет: «Хочешь тоже за три копейки горбатиться?!»
А он откуда помнит? недоверчиво спросил Петька.
Так и его за двойки учили, ответил Боинг.
В катакомбах не было ни солнца, ни ветра, ни дождей. Время остановилось. Цифры выглядели так, словно прадедушка нацарапал их только что. Вздохнул, поглядел на итог19 1/2 копъ. и устало пошел к выходу, светя себе допотопным керосиновым фонарем.
Зябко, передернулся Петька.
А тут всегда так: ни лета, ни зимы. Прикинь, Соловей: над нами камня метров пять. Боинг погладил рукой прадедушкины расчеты, смахивая пыль, осевшую сотню лет назад. Пойдем, чего стоять?
Нитки кончились. Маша прочитала наклейку на последней, уже пустой катушке: «200 метров». Катушек у нее было двенадцать, да мулине пять мотков. Мулине короткие. Всего, значит, они с Боингом и Петькой прошли два с половиной километра и еще метров триста до того, как Маша начала тратить первый моток. А Евгень Евгеньич говорил, что Бобрищева нашли на берегу моря в трех верстах от особняка. Верста чуть больше километра, но разве историк их считал? Сказал приблизительно, как всегда в разговорах, а на самом деле его «три версты» могут быть и тремя с половиной Маша не знала, что делать. Идти дальше? Опасно. Возвращаться? Жалко.
Ты что, Маш? окликнул ее ушедший вперед Петька.
Нитки кончились.
Тогда пошли назад, сказал Петька. Он легко загорался и так же легко остывал.
А море-то близко, заметил Боинг. Боковых штреков стало больше, просекаете? Чем ближе к выходу, тем выработка плотнее.
Чего? не понял Петька.
Шахтерам же было неохота камни далеко таскать. Они пробьют штрек, допустим, на километр, потом вернутся к входу и пробьют километр в другую сторону. Опять вернутся и пробьют еще штрек. А когда уже кровля еле держится, идут дальше. Так и добывали ракушник, заключил Боинг.
Этот «ракушняк» всех убедил. Правильно будет «ракушечник», а «ракушняк» звучал профессионально, как у моряков «компАс» вместо «кОмпаса». Чувствовалось, что Боинг разбирается в деле.
Пройдем еще немножко! снова загорелся Петька.
Маша согласилась и потом жалела об этом тысячу раз. Потому что уже через пятнадцать минут они заблудились.
Глава VIIЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ НЕРАЗДЕЛИМЫ
Скорее всего, Боинг был прав: до моря оставалось немного. «Штаны» попадались через каждые пять шагов. Петька всегда выбирал ход, который вел на юго-запад. Если он упирался в тупик, возвращались к перекрестку и проходили совсем немного до следующего штрека. Поворачивали туда и натыкались на «штаны», где одна «штанина» вела на запад, а другаяна северо-запад. Катакомбы здесь ветвились, как елочная лапа, и каждое ответвление давало новые.
Боинг нашел ржавую железку и важно сказал:
Кайло! Может, прадедушкино. С него наша фамилия пошла. Знаете, почему мы Билоштаны?
Потому что прадедушку били штанами? предположил Петька.
Бамбук ты коленчатый! Билоштанзначит, штаны у него белые от каменной пыли. Это шахтерская фамилия.
Кайло было тяжелое и пачкало руки ржавчиной, но Боинг потащил его с собой. После этого Петька включил забытый металлоискатель. Ему тоже хотелось найти кайло.