Венсана я встретила еще на улице. Он шел к дому с пакетом из аптеки.
Вы заболели? спросила я.
Нет, Диего болен.
Ваш друг-квартирант?
Да.
Что с ним?
У него рак. Операция уже невозможна. Он бросил жену, когда узнал это, и теперь живет у меня.
Я тоже буду у вас жить. Деньги мне по-прежнему нужны, но я могу вам готовить и убираться в квартире.
Подходит. На что идут мои деньги? он впервые поинтересовался моими делами.
На театральную студию.
А, звезда Голливуда?
Что вас на крайности тянетто вам Венеру подавай, то звезду Голливуда. Я обычная девушка.
Он расхохотался.
Сама ты так не думаешь! Ты пуп земли, ядерный взрыв, комета Галлея.
Лестно, конечно Я могу вещи к вам перевезти?
Мы дошли до дома, он так и не ответил, вернее, он промычал что-то, но думал явно о другом, так что я не поняламогу или нет. Открыв дверь в квартиру, он взял меня за руку, за запястье, и повел по коридору.
Вот комната, сказал он распахивая дверь. Это моя любимая комната, тут жила моя кузина, и когда я приходил к ней в гости, мы резвились здесь с ее игрушками, ну а потом, когда подросли, просто резвились.
Почему вы сами в ней не живете, если она ваша любимая? я проверила, запирается ли она изнутри.
Ты ничего не понимаешь, в который раз сказал он, она для женщины.
Позирование у Венсана напоминало мне занятия в студии: он рисовал образ, в который принуждал меня влезть, и очень бесился, когда я не могла понять его. Я представляла Лира, хотя Лир никогда не бесилсяон взрывался какими-то полурыданиями или разражался демоническим хохотом.
Я попросила ребят из студии вечером, после занятий, помочь перетащить мои вещи к Венсану. Тетки не было дома, и все прошло тихо. Вереница молодых людей, идущих по улице, была похожа на караван верблюдов, и очень забавляла меня. Гого я звать не стала, чтобы не портить настроение. По случаю моего вселения Венсан устроил пирушку, мы пили, играли для него сценки, которые ставили в студии, танцевали в его большой мастерской, а потом стали мазать друг друга красками. Венсан в это время уже спал.
Утром я проснулась от стука. Я не сразу поняла, где нахожусь. Лежала и разглядывала зеленые обои с расплывчатым дамасским узором, потом свои руки, на которых были разноцветные пятна. Стук не прекращался, наоборот, он перешел в какое-то остервенение. Он раздавался сверху. Я встала и подошла к лестницестук шел из комнаты на втором этаже. Я поднялась. Дверь была приоткрыта.
Он стучал молотком об железную спинку кроватичерный бородач, обглоданный смертью. Я просунула голову в дверь и крикнула ему:
Что вы стучите?
Я охрип звать этого ублюдка Венсана!
Вам что-то нужно?
Позовите Венсана!
Хорошо, успокойтесь.
Я постучала в комнату Венсана, но в ответ не услышала ни звука. Пришлось идти в мастерскую. Венсан спал там на затертом диване, где валялись тряпки, которыми он вытирал руки или холст во время работы. Я растолкала его и передала просьбу Диего. Он кое-как поднялся, бормоча какую-то ерунду, и пошел на кухню, чем-то звякал, шуршал, потом ушел наверх. Оттуда донеслась ругань Диего. Я улеглась на полу в мастерской, созерцая последствия нашей вчерашней гулянки и думая, успею ли убрать все до занятий в студии.
Вскоре вернулся Венсан. Я приготовила завтрак, и мы сидели на кухне, вяло жуя.
Почему Диего не больнице? спросила я.
А ты хотела бы остаток жизни в больнице провести? Это он сейчас не очень, а недавно рисовал тушью, я даже его гулять выводил, думаю, ему скоро снова станет лучше. Ему выписали новые уколы.
Вы сами делаете?
Да, Диего не любит врачей. Как тебе жилье?
Гораздо лучше предыдущего. Я могу приглашать к себе кого-нибудь?
Да, голых девушек.
А голых мужчин?
Он хмыкнул.
Раз уж я тут живу, мне бы не хотелось, чтобы двери в квартиру были открыты и у входа висело потенциальное орудие убийства, это во-первых, сказала я. И во вторых, надо выбросить эту бразильскую гадость и купить нормальный кофе.
Ты определись, отравили тебя в прошлой жизни или молотком пристукнули, сказал Венсан. Я выбираю кофе, а молоток пусть остаетсяон мне нравится.
В быту он был мирным, никогда не привередничал, не пенял мне на то, что я почти не убираюсь и вся моя готовка заключается в том, чтобы сделать бутерброды и порезать салат. Иногда, правда, мне самой хотелось чего-то другого, я делала рагу или пасту, но такое бывало редко.
Через несколько дней мы пришли вместе с Гого. Венсан еще был в мастерскойя услышала постукивание молоткаон натягивал холст. Я надеялась, что мы пройдем незамеченными, но как только мы подошли к моей комнате, он показался в дверях.
Де-евочка, протянул он придурошным голосом, каким обращаются взрослые дяди к маленьким, какая у тебя красивая ку-уколка! Как ее зовут?
Гого, переведенный в неодушевленные предметы, не знал, как себя проявить. Я молча увела его в комнату.
Лир обещал, когда окончатся занятия проработать со мной монолог из «Пиппы», но после нашей группы у него была еще одна. Я сказала, что подожду в костюмерной, чтобы не мешать. Я подслушивала и сделал вывод, что нас он любит больше, а с ними сух и раздраженно-придирчив. Я дождалась, пока они разойдутся, опасаясь, что он забудет обо мне. Но вдруг услышала, как он зовет меня. Не знаю, зачем я впопыхах улеглась на банкетку и притворилась спящей. Он зашел, постоял немного в дверях.
Катрин! позвал он шепотом.
Потом подошел, присел на корточки рядом со мной и стал легонько тормошить меня за плечо. Я как могла изобразила глубокий сон. Его пальцы прикоснулись к моей скуле. Он стал гладить мое лицо, негромко приговаривая: «Катрин, проснись, проснись детка!» Я открыла глаза. Извинилась. Он мягко улыбнулся. Мы пошли в зал, разобрали монолог, он дал мне несколько советов, а потом посмотрел на часы и сказал, что ему уже пора. Какую-то часть пути мы прошли вместе. Несколько дней потом я, лежа в своей комнате, вспоминала это блаженствоего пальцы на моей щеке, и заливалась слезами.
Венсан и Лир были похожи в своем отношении к работеради нее они забывали все. Венсан иногда пребывал в депрессии, от которой его спасала только бутылка, а как было с Лиром, я не знаю, я никогда не видела его мрачным, но он всегда был печален. Венсан же, когда не хандрил, был весел. Его манера общаться, ироничная, прямая, признание прав собеседника на иронию в его адрес мне нравились. Лир тоже часто шутил, но более тонко, он мог быть жестоким, если обнаруживал в ком-то излишнее самолюбие или стремление к комфорту. Лир часто повторял нам, что комфортмогила хомо сапиенс. Венсан удивлял меня тем, как заботился он о Диего, безропотно терпел его ругань, в большинстве случаев незаслуженную. Он устраивал его поудобнее на постели, чтобы тот мог рисовать, или выводил бородача гулять. Диего мог швырнуть в него банкой с тушью, или тарелкой, в которой Венсан принес ему еду, его истерики по поводу того, что ему плохо, и никто этого не понимает, меня выводили из терпения, хотя я напрямую с ним почти не общалась, а только наблюдала за их отношениями с Венсаном. Наверное, жена Диего и та не смогла бы лучше ухаживать за ним, чем это делал Венсан.
С Гого мы уже давно не виделись, и мне даже было не интересно, завел он себе кого-то или еще помнит обо мне. Я ходила теперь в странный клуб под названием «Электра». Там собиралась тусовка таких же бездельников, как я, и было бы безумно скучно, если бы мы не разыгрывали там сцены неземной любви. Несколько трубадуров, кто мог складно плести монологи, вертелись вокруг девушек, что были остры на язык и импозантно одеты, остальные составляли планктон, вздыхавший в такт действу. Часто это было забавно, мы шутливо разыгрывали влюбленность и ревность, драмы и комедии, и время пролетало незаметно, а тяжелые мысли выветривались из головы вместе с парами алкоголя. Я стала ходить туда после того, как однажды в захудалой кафешке случайно увидела Лира с Дени, пареньком, несколько раз приходившим на наши занятия в прошлом году. Тогда все подумали, что ему не понравилось в студии, и он не стал заниматься, но, видимо, он просто приходил к Лиру, студия его не интересовала. Лир с Дени сидели на диване в углу, я хотела подойти к ним. Они не заметили меня. Когда я приблизилась, поняла, что нужно уходить, они целовались. На следующем занятии я, когда все ушли, спросила Лира: «Вы любите Дени?» Он посмотрел на меня с сожалением. «Мы вместе уже три года, Катрин, мне жаль, но я не та персона, которая тебя может интересовать. Все впереди, детка!» подбодрил он меня.