Присутствовавшие не верили глазам. Они знали миссис Браун долгие годы, но целующей ее не видел никто и никогда. Но это было не всё. Миссис Браун отстегнула от своей груди прекрасную китайскую брошку, которой были приколоты к ее платью три орхидеи, и цветы и брошку она отдала Лиде.
Глава шестая
Леон ждал ее у выхода. Прижимая цветы миссис Браун к груди, Лидав четвертый раз в своей жизниехала в автомобиле. Леон отвозил ее домой.
Знаете, что? задумчиво говорила Лида. Бывало, вот так вечером, увижу автомобиль, роскошный, сияющий, освещенный внутри, как наш теперь, и в нем едут двое, как вы и я теперь, и цветы, вот как я держу сейчас, и я думаю: кто эти люди? Как они, должно быть, счастливы! Не просто счастливы, нет, счастливы каким-то необыкновенным, изысканным счастьем. Знаете, когда идешь одна, и темно, и холодно, и ветер, а улица мокрая, грязная, и поскальзываешься, дрожишь и торопишься, и вдруг увидишь, как они промчатся мимо, в сиянии, то такое счастье кажется совершенно недоступным, недосягаемым. И вот сегодня это я так еду с вамиа испытываю я только большую грусть.
Не было писем на этой неделе? спросил Леон с легкой и ласковой насмешкой, с какой говорят ребенку о его детских обидах.
Лида не заметила насмешки:
Почти две недели, она ответила тихо и, с присущей ей грацией, отвернулась от Леона, чтобы скрыть выражение своих глаз и лица.
Они ехали молча. Она не смотрела на Леона, стараясь вообразить и поверить, что там, рядом с ней, сидит не Леон, а Джим. Леон же, глядя на нее и запоминая каждое ее движение, старался вообразить и, хотя бы на минуту поверить, что она любит его и будет его невестой. Сидя рядом, так близко, они в мыслях всё удалялись один от другого, каждый уносясь за своим миражеми расстояние между ними росло. Она неслась в Калифорнию, онв Европу с женой, с Лидой, которая любит его.
Автомобиль приближался к дому. Ища предлога побыть с Лидой подольше, Леон сказал:
Я думаю, вашей матери было бы приятно узнать о концерте. Поедемте в госпиталь, и вы расскажете ей.
Но такси будет стоить ужасно дорого.
Лида! сказал Леон, взяв ту ее руку, в которой были цветы: Перед вами разбогатевший молодой человек. Хотите доказательств или же верите на слово?
О, Леон! воскликнула Лида, полная радости. Правда? Так вы получили наследство, о котором говорили ваши родители? Горжусь быть с вами: вы первый богатый молодой человек, с которым я знакома. Решеноплатите за такси, едем к маме в госпиталь!
Я могу сделать больше, чем уплатить за это такси. Я могу жениться, поселиться, где угодно, и окружить мою жену довольством, даже роскошью.
О, Боже! Как бы я хотела быть вашей женой, если бы вы только превратились в Джима!
И она весело засмеялась. Леон, помолчав, засмеялся за нею.
В госпитале, услышав новости, мать нежно поцеловала Лиду: «Моя певица! Поезжай домой и отдыхай».
Но Леон не мог решиться отпустить Лиду. Он пригласил ее ужинать в самый лучший ресторан города, и Лида, никогда не бывавшая в ресторане, запрыгала от радости.
Мама, можно? Я видела один ресторан в кино, там так интересно! И я, правда, очень голодна.
Второй довод для матери Оыл сильнее первого, и она разрешила.
Уже готовая уйти, Лида почему-то обернулась на порогеи вдруг увидела эту больничную приемную в каком-то новом свете, в каком-то внезапно ей открывшемся новом значении. Здесь, за этими стенами страшно страдали и умирали людив тот самый момент, когда онав воздушном платье, с цветами в руках собиралась ехать в роскошный ресторан ужинать. Она как бы видела всё издали, со стороны: бедная, голая комната в бесплатной больнице для бедныхих отсылали сюда умиратьее мать в жалкой форменной одежде сиделки, из экономии очень короткой, почти до колен. Леонкрасивый и элегантный, теперь богатый молодой человек И мысль о дисгармонии, о несовместимых явлениях жизни, о хаотичности миравдруг поразила ее. На миг ей стало страшно. «Как все это держится вместеи называется дом, город, мир, человечество»?
Мать заметила, что Лида переменилась в лице.
Что с тобою? она схватила ее за руку.
Лида устала после концерта, сказал Леон. Ей надо скорее на воздух и затем хорошо поужинать.
Странное тяжелое чувство не покидало Лиду. Ей, не привыкшей к счастью, казалось, что сегодня, переходя от радости к радости, она как-то отдалялась от привычного и родного ей мира молчаливых страданий, чем-то изменяла ему. Но свежий вечер ноября подбодрил ее, она сделала над собой усилие: уж пусть и закончится этот день в роскоши. Ресторан, действительно, поразил ее богатством и блеском. Она даже заговорила шопотом:
А вы уверены, спросила она Леона, что у вас достаточно с собою денег? Вы, правда, получили наследство? Если нет, лучше пойдемте домой.
Они сели за маленький столик, уютно, под большой пальмой. Лида потрогала пальму рукой: это была, против ее ожидания, искусственная пальма, сухая и неприятная при прикосновении. Это была первая пальма, которую видела Лида, и она не оправдала того поэтического чувства северян, с которым они относятся к Югу.
В песчаных степях Аравийской земли
Всё не так, всё не так, думала Лида. Как много в жизни скрыто от глаз, как много построено на обмане, на иллюзии, на воображении! Как мир распадается при первом к нему прикосновении! Что же такое жизнь?
Но она была очень голодна. И голод, взяв верх над другими мыслями, заставил ее спросить вслух:
Что же они дают на ужин в таком роскошном ресторане?
Вдруг она почувствовала, что Леон пристально и как-то особенно смотрит на нее.
Я сказала что-нибудь смешное? Глупое? спросила она, смущаясь.
Нет.
Так вы сидите и ожидаете, что я скажу глупость? Да? Почему вы так смотрите?
Потому что вы необыкновенно очаровательны. Большевы красивы, вы прекрасны Еще большевы неповторимы, вы единственная, Я люблю вас.
Ну, вот еще! рассердившись, воскликнула Лида. Зачем вы это сказали? Вы мне портите ужин!
Она сразу почувствовала грубость и неуместность своих слов и покраснела до слез:
Какая я неблагодарная! Вы простите меня, Леон. Но знаете, я очень серьезно смотрю на любовь с тех пор, как я обручилась с Джимом. Я смотрю теперь как бы по «Страданиям молодого Вертера». К тому же это ведь шутка, что вы сейчас сказали. Разве можно говорить о любви под этой сухою искусственной пальмой? И вы приглашаете меня ужинать и перед самым ужином начинаете говорить о любви она опять смутилась и покраснела, видя, как неловко выразила и свою мысль и свое чувство. Но Леон понял более того, что она сама понимала и что хотела сказать, и вдруг тоже покраснел.
Это была шутка, сказал он. Я думаю, всё произошло оттого, что около нас искусственная пальма. Но он всё же решил выяснить положение до конца и прибавил в полушутливом тоне: Может быть, мы просто предоставим всё это высшим инстанциям: моя мама придет к вашей маме и предложит мою руку, имя и сердце вам
Что вы! Что вы! в испуге вскричала Лида. Моя мама, конечно предпочтет вас Джиму. К тому же она любит вашу маму, а маму Джима она и в глаза не видала И еще, вы даете нам бесплатно комнату О, Леон, пожалуйста, пожалуйста, не посылайте вашу маму к моей! Иначе, что будет со мною
Леон сделал последнее усилие:
Отвергнут! сказал он, смеясь.
Перед ними стоял лакей с меню.
Что заказать для вас? спросил Леон.
Я съем всё, что дадут, что у них готово, только бы скорее, я очень-очень голодна.
Глядя на то, как ела Лида, Леон испытывал глубокую жалость. За годы скитаний и он узнал, что такое голод. Эта дрожащая ложка в дрожащей руке, это старание есть медленно, не торопиться, не показать Вдруг он увидел, как слеза скатилась с Лидиной щеки и упала в суп.
Ах! сказала Лида, подняв лицо от тарелки. Она была смущена, но глаза ее сияли. Вы знаете, Леон, когда я проголодаюсь и вдруг увижу вкусную пищу
Текут слюнки, поспешил перебить Леон, не желая показать, что видел слезу.
Нет, Леон, не слюнки. Я думаю, слюнки текут у лакомок, при виде лакомств. Нет, когда я голодна и вижу пищуу меня слезы текут из глаз. И, знаете, я понимаю крокодила, когда онголодныйсмотрит на птичку или кролика. У меня это те же «крокодиловы слезы» и она засмеялась.