Нина Федорова - Дети стр 4.

Шрифт
Фон

 Наконец, скопили, собралисьи вот вчера были мы в Пекине. Доктора даже заинтересовались болезнью. Сделали снимки, сказали, пошлют доктору в Харбин, с диагнозом. И вот я теперь решила: направлюсь заодно повидать и Володю в Шанхае. Но Галю не могу одну отправить в Харбин. А в Шанхайдва билета! Какой расход! Конечно, и Гале хочется повидать брата, но такая она слабая,  и едем-то мы всё самым дешевым тарифом, со всякими неудобствами. И опять же, если теперь, отсюда я не съезжу в Шанхай, то уж и не попаду никогда. А Володя один Всё-таки слово матери, да сказанное вовремя, и удержало бы от многого.

Собеседница положила руку на колено гостьи и сказала участливо:

 А знаете, оставьте Галю у нас, а сами, с Богом, поезжайте в Шанхай. Галя отдохнет, я за ней присмотрю, да и Лида с ней будет. У нас одна эта комната, но все поместимся. А на обратном пути из Шанхая вы и возьмете Галю. И вам не надо бы ехать сегодня: переночуйте у нас, отдохните, а завтра с Богом и отправляйтесь в путь.

По мере ее слов лицо гостьи прояснялось всё больше и больше.

 Вот спасибо!  сказала она и улыбнулась жалкой улыбкой бедняка, который от бедняка же принимает помощь и знаетнечем ему отплатить,  Спасибо. Вот вы и успокоили меня. Вот я и спокойна.

 Мама!  у окна воскликнула Галя,  Лида может петь, знаешь, по-настоящему петь, артистически. Попроси ее, чтоб она нам спела.

 Боюсь, хорошо не выйдет,  застеснялась Лида.  Я всего лучше пою, когда смеркается, и я не вижу стен, и вещей Я тогда то воображаю, о чем пою.

Но гостьи настойчиво просили.

 Лида,  сказала ей мать,  вспомним покойную бабушку.

Спой ее любимый романс.

И Лида встала, отошла от окна и, полузакрыв глаза, запела:

Глядя на луч пурпурного заката,

Стояли мы на берегах Невы

Она пелаи всё вокруг, всё в комнате, начало быстро, волшебно меняться. При первых звуках вздрогнула и, закружившись, растаяла бедность. Раздвинулись и уплыли убогие, темные стены. Пурпур невского заката залил, осветил комнату на чердаке,  но она уже и не была комнатой. Две женщины стояли на берегу Невы и глядели вдаль. Две девушки следовали за ними.

Тот светлый миг

Каждая видела его по-своему. Матери видели прошлое, дочери вглядывались в будущее.

Матери виделина том берегуПетербург. А там, немного дальше, за поворотами улиц, неразрушимый в памяти, прекрасный, волшебный дом. Нет, он не мог исчезнуть В памяти он всё так же стоит, населен теми же людьми. Они живут Нет, не может прошлое так бесследно исчезнуть, так безвозвратно уйти! При этих звуках как живо оно, как ощутимо! Разве можно было бы видеть его так ясно, так совершенно отчетливо, если бы оно совершенно ушло? Оно не разрушилось, оно передвинулось в другой мир,  но его всё-таки,  на миг,  можно опять воскресить и увидеть.

До гроба вы клялись любить поэта.

Вы, наши поэты! Это вы сохраняете летописи нашего сердца, нашей любви! Это вы не допускаете наше прошлое до полного исчезновения и смерти!

Лида пела. Она видела светло-голубой океан, за нимсказочную зеленую землю, и тамтот, кого она любила. Не умея выразить любовь свою в словах, она легко передавала ее в звуках пения.

Галя слушала, и ей открывался всё тот же мир, который ей грезился с тех пор, как она стала болеть. Это была легкостьоблака, и она, как бы забывая о чем-то, плыла медленно или летела. Исчезло время, терялись форма и вес, а она сама делается прозрачной и тает.

И для всех четырех красота жизни засветилась с песней, и с ней, рука об руку, грустная радость. Радость смыла все следы пережитых печалей и прежнего горя. А затем, воображение, улыбаясь, смеясь, начало свою работусозидание иллюзий. И все показалась в ином виде, чем в будние грустные дни. Какой размах имеет жизнь! Какую магическую силу! Какую глубокую таинственную, хотя и мучительную прелесть! Конечно, жизнь тяжела, подчас ужасна, но разве можно сказать, что она не прекраснаи как, всё-таки, хочется жить!

Глава третья

 Лида, уже три часа!

Галя повторила это дважды, но Лида не слыхала ее. Сидя у окнакнига на подоконникеона читала и была далеко-далеко, совсем в другом мире.

«Шарлотта встала. Она старалась высвободить свою руку, но я держал ее крепко: «Мы увидим друг друга!  воскликнул я,  и мы узнаем друг друга вопреки всем возможным переменам, и в этой жизни и в будущей. Я ухожу,  сказал я.  Прощайте, Шарлотта!»

Лида дочитывала главу с глубоким волнением. Закончив, она оторвалась от книги и, закрыв глаза, вздохнула.

 Лида, уже три часа!

Отвернувшись от окна, только теперь она заметила стоявшую около нее Галю. Но Лида смотрела на нее издалека, из той страны, где осталась Шарлотта, и где страдал молодой Вертер.

 Лида, три часа. Ты просила позвать, а то зачитаешься и опознаешь на урок.

 Сейчас, Галя, сейчас. Немножко только опомнюсь.

Она не могла сразу вернуться к реальной жизни: ее надо было восстанавливать деталь за деталью. Я не Шарлотта. То была книга. Я не жила так, я только читала. А этомой дом, мои стены. Я тут живу. Три часа. Время идти на урок. Вечером я узнаю, что было с ними дальше.

Бледнела Шарлотта, а тампо тропинкемедленно удалялся молодой страдающий Вертер.

О не буди меня, дыхание весны!  запела Лида вслед уходящему Вертеру, но от волнения она не могла петь.

 Знаешь, Галя, как я хорошо понимаю теперь эту арию,  заговорила она, сильно волнуясь,  я понимаю слова, знаешь,  до глубины. И музыку, знаешь, до боли в сердце. Ты слушай, как я спою:

 О не буди меня, дыхание весны!

Ты слышишь? Слышишькакая печаль!

 А ты не опоздаешь на урок?

Учительница Лиды, госпожа Мануйлова, обучала ее не только музыке и пению, но также иностранным языкам, литературе и истории. Они проходили эпоху романтизма: «буря и натиск», «голубой цветок». «Страдания молодого Вертера» открыли Лиде этот мир.

 Слушай, Галя, как написано: «Мы узнаем друг друга»  это о тех, кто любит,  например, Джим и я: мы узнаем друг друга всегдаи в этой жизни, и во всякой другой, сколько бы ни было жизней, во всяком перевоплощении, если они случаются с человеком,  всё равно, мы узнаем друг друга везде и всегда. Любовь побеждает судьбу.

 Но ты опоздаешь.

Чтобы совсем опомниться, Лида подошла к окну, открыла его и высунула головуна холод, на ветер.

 О, как это прекрасно!  думала она.  Как это вечно! Мы всегда узнаем друг другаво всех мирах, на всех планетах.  Она смотрела в окно, и перед нею были лишь высокие, под углом, крыши, верхушки голых деревьев, закоптелые трубы. Но, подняв взор, она видела небо.  «О небо, небо! О бесконечность! Как мир велик. Но мы всегда узнаем друг друга. Мы уже не можем потерять того, что найдено. Даже в вечности мы чем-то соединены». Так думал Вертер о Шарлотте, но разве я сама и прежде не чувствовала этого сердцем? Великий океанразве он разделяет нас? Нисколько!

 Лида!

 Иду. Теперь, правда, уже опомнилась и иду.

Возможно ли удалить от мыслей, вырвать из сердца тот образ, что, действительно, любишь, образ, сплетенный с единственной возможностью счастья? Что может заставить его потускнеть в нашем сердце? Пространство? Никогда. Страдания, разлука? Но они только приближают его, делают яснее, дороже и вспоминаешь, и вспоминаешь. Воспоминания! все возвращаешься и возвращаешься к ним.

 Лида!

 Иду! Я побегуи успею!

Она, правда, уже спускалась с лестницы.

 Возвращаешься к воспоминаниям да, все возвращаешься и возвращаешься к ним  думала Лида.  Как, в общем, жаждешь счастья! Это только я, или все люди? Каждую капельку счастья не пропустить бы Была эта капелька счастья, а потом живешь ее тенью, ее образом, потом лишь памятью об этой тени, потом тенью этой памяти Как долго может длиться одна капелька счастья!..

На последней ступеньке сидела собака. Собака! У ней так и не было другого имени. Она так и оставалась просто Собакой. Она отказалась отзываться на то подозрительно странное имя Дон Жуан Тенорио, к которому мальчик Карлос, ее последний хозяин, старался ее приучить. Она догадывалась, что в этом неслыханном для собаки имени скрыта насмешка. Но вот и мальчик Карлос был давно отправлен в другой город, в школу, и Собака была опять одинока, предоставлена самой себе.

Собака сидела на последней ступеньке крыльца. Она сидела спокойно-спокойно. Ее поза и взгляд показывали, что она ушла в свои, неизвестные нам мысли. Бросив беглый взгляд, прохожий мог бы принять ее за «Мыслителя» Родэна, так как в этот момент между ею и им было больше сходства, чем различия.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Похожие книги

Популярные книги автора

Семья
8.9К 59