"Помогите, видите, мне плохо. Вы даже представить не можете - как. Ведь вы большие, сытые и сильные, а я... Мне так плохо, что я не могу жалеть никого, кроме себя. Потому что мне - хуже всех. Потому что я - умираю..."
Он лежал среди опавшей листвы и мусора. Жизнь уходила из него так же, как влага из чернеющих листьев. Он был таким же никому ненужным, как окружавшие его фантики и окурки.
Он уже не плакал. Не шевелился. Только глаза его - большие и влажные - с тающей надеждой смотрели на проходящих мимо людей. Люди были заняты, спешили куда-то, порой почти наступали на него и - все равно не замечали.
Он вздохнул глубоко, напоследок. Маленькая грудка приподнялась и опала. Глаза устало закрылись.
- Ой, маленький! Кис-кис-кис. Замерз совсем. Давай-ка я тебя... вот, так-то лучше.
Его подхватило и понесло куда-то вверх, окутало теплом. В ноздри ударил резкий дурманящий запах. Он удивленно открыл глаза.
Она пеленала его, грязного и промокшего, во что-то мягкое и яркое.
Она говорила с ним.
И от нее сильно пахло.
Он не выдержал и чихнул.
- Ожил? - засмеялась она. - Вот домой придем, молочка попьем - совсем хорошо станет. Тут недалеко...
Она говорила еще что-то. Но он уже ничего не мог понять и задремал, осоловевший от нахлынувших на него тепла и ласки...
***
- Ф-фу, Светка, опять надушилась - дышать нечем... Ну, как этот твой, неприличный... шлёпинг, что ли?
- Шопинг, ба. Шарф купила. Только, это...
- Ну-ка, ну-ка, покажи... Ох! Это что за новости?!
- А это типа бонус. Бесплатное приложение.
- Ох, Светка! Ну, где ум, где соображение? Во что новую вещь превратила! И сама, поди, вся устряпалась...
- Ба, да ты посмотри, какие мы маленькие!
- Это сейчас маленькие. Ты, небось, тоже не такой кобылицей в колыбельке слюни пускала. Охо-хо, столько грязи в дом притащить!.. Сейчас же иди, вымой его!
- Ну, ба-а! Он же голодный. Смотри, какой тощий.
- Куда-а?! Руки не вымыла. Всякую заразу на кухню тащить. Тьфу!
- Да ладно тебе. А где у нас молоко было? Надо будет миску какую-нибудь купить.
- Что? Светлана! Я это чучело дома не потерплю! И тебя отправлю к родителям!
- Ой, ой, ой. И не чучело вовсе. Ты посмотри: красавец. Князь!
- Совсем распустилась. Управы на тебя не найдешь... Придумала тоже - князь. Оборвыш, чудище болотное...
- Это потому что мы грязные. А вот вымоемся и сразу покажем, кто тут князь. Да, маленький? Да? Покажем ворчливой бабуле, кто у нас Князь?
- Куда лицо суешь? Лишай не подхватила? Марш в ванную! И тряпку свою там оставь. Поди денег стоит. Отстирается, нет ли... Ох, зря тебя отец ремнем в детстве не драл!
...С тех пор он стал Князем. Они жили втроем - Светлана, Князь и Бабуля.
Бабуля была громоздкая, толстоногая. Кожа ее походила на мятую бумагу. Бабуля постоянно мерзла. Поэтому всегда куталась в пуховый платок, а на ноги натягивала колючие носки.
Еще Бабуля отличалась крайней неуклюжестью. Столкнувшись с ней в дверном проеме, Князь часто уходил с отдавленным хвостом. Она то и дело спотыкалась о Князеву миску, словно забывала о ее существовании. Хотя на кухне проводила почти столько же времени, сколько и перед телевизором. Кухня была ее царством. Бабуля ведала запасами продуктов. Наверное, потому она была такая большая.
Бабуля почти всегда была недовольна. Ворчала по любому поводу. Что Светлана принесла из школы тройку. Что подорожал сахар. Что сериал перенесли на другое время. Что Князь все время лезет под ноги и дома от него никуда не деться - так стало тесно. И это в квартире, где есть спальня, зал, кухня и чулан. Просто куча места, где можно и побегать, и поиграть, и припрятать что-нибудь вкусненькое.
- Вон-вон, смотри, куркуль твой облизывается. Опять куда-нибудь сыр запрятал.
- Ну, ба-а. Что ты заводишься. У нас было тяжелое детство, кушать было нечего... Ты же сама рассказывала, как твоя подруга всю жизнь еду под матрас прятала. Потому что жила в блокадном Ленинграде...
- Разведете тараканов - обоих за дверь выставлю.
- Не. Мы полезные. Мы тебе еще мышей ловить будем.
- Только мышей мне и не хватало. Колхоз здесь что ли, живность разводить... Вон, один боров уже имеется.
- Ну, что ты нас обзываешь. Ты посмотри, какие мы стройные, какие у нас усики длинные, какая шерстка серая. А глазки у нас какие?
- Завидущие глазки. И лапки зацеплющие. Кто мне затяжек на шторе понаделал? Что вытаращился, разбойник? Двадцать лет шторы висели и хоть бы хны. Между прочим, подарок на юбилей. Полгода не прошло, как котяру завели, а шторы уже можно на тряпки половые пускать.
Шторы были последним спасением от жуткого прожорливого пылесоса. С этим нужно было держать ухо востро. Чуть зазевался и - все. Проглотит и шерстью не подавится. Как едва не слопал однажды подвернувшийся тапок.
Появлялось это страшилище в основном по выходным. И во всем слушалось Бабулю. Изголодавшись за неделю, пылесос с воем оживал и елозил по коврам в поисках пищи. Скрыться от него можно было только за диваном. Но если Князь не успевал туда юркнуть, оставался единственный выход - влезть на штору.
Светлана училась в одиннадцатом классе. У нее были родители и младшая сестра, но они переехали, и жили где-то совсем в другом месте. А Светлана осталась с Бабулей, чтобы доучиться в своей школе.
Они с Князем готовили уроки. Светлана читала учебник, а Князь лежал рядом на столе и руководил процессом. Если Светлана чего-то не понимала, она торопилась быстрее прочитать параграф и захлопнуть книгу. Тогда Князь наступал лапой на страницу. Светлана вздыхала и перечитывала внимательнее. Если же она слишком долго засиживалась за учебой, Князь начинал подсовывать ей свой пушистый хвост, мешая читать. Сперва Светлана просто отмахивалась. Потом начинала ловить назойливый хвост. Заканчивалось все потасовкой. Учебники и ручки обязательно летели на пол. Тогда начинала ворчать Бабуля, которую разбудили или, того хуже, отвлекли от какого-нибудь сериала. Светлана грозила Князю пальцем и продолжала чтение.
Иногда родители приезжали в гости, и тогда дома становилось шумно, суетно, из кухни доносились разные запахи, в основном приятные. Младшая Светланина сестра Князю не нравилась. Потому что любила его тискать, повязывать платочки и цеплять всякие побрякушки. Бабуля прикрикивала на нее: мол, дождешься, исполосует все руки. Когда Князю надоедало терпеть, он вскакивал, топорщил шерсть на загривке и шипел. Иногда слегка прикусывал неосторожно подставленный палец. Сестра начинала вопить, как будто ей отжевали руку по самый локоть, отпихивала Князя, и весь оставшийся день его уже не тревожили. Только Бабуля ворчала, проходя мимо. Да Светланина сестра бросала опасливые взгляды.
После таких собраний у Бабули поднималось давление. Она садилась в кресло со словами "Погоди, Светлана, минут десять, я все уберу" и засыпала надолго, продолжая ворчать и скрипеть даже во сне. Оттого, что внутри у нее набухала и пульсировала жаркая боль. Светлана беспокоилась, но на все ее вопросы Бабуля только досадливо ворчала. Иногда Князь забирался на спинку кресла и приваливался боком к Бабулиному затылку. Липкая горячая волна медленно перетекала в него. Если Бабуля просыпалась раньше, чем Князь успевал уйти, она начинала ворчать и грозиться веником, потому что не любила, когда он "шастал по диванам".
В общем, несмотря на возраст, Бабуля больше походила на ребенка, глупого и капризного.
Князь ночевал у Светланы на подушке. Это Бабуле тоже не нравилось.
- Смотри, у тебя уже наволочка с подшерстком!
- Ничего, ба, зимой теплее будет.
Поначалу Бабуля пыталась сгонять Князя с подушки, когда Светлана засыпала. Но стоило ей отвернуться или самой прикорнуть, как Князь снова оказывался на прежнем месте.
Иногда Князю казалось, что Бабуля ему завидует.
Когда Светлана уходила на занятия, Князь и Бабуля начинали тосковать. Только каждый по-своему. Князь спал или проверял, сколько его тайников не удалось разорить Бабуле. Бабуля же смотрела сериалы или следила за Князем: сгоняла его с кресел и ворчала. Князь обычно делал вид, что не замечает ее. Но иногда снисходил до ответных выпадов.