Швейцер, Анна Абрамовна, завуч первой школы, представилась женщина. А это мои дети То есть, ученики, конечно.
Что вы здесь делаете, Анна Абрамовна? спросил удивленно директор. Откуда дети?
Экскурсия у нас, в рамках профориентации. Организовал Дом Пионеров и ваш администратор, Вазген Георгиевич.
Точно! хлопнул себя по лбу Иван. Вазген же подавал заявку! Я и забыл совсем. И твоя подпись, Палыч, там точно была.
Да, неуверенно сказал Лебедев. Что-то такое припоминаю А где ваш сопровождающий?
Когда свет погас, Вазген Георгиевич завел нас в кабинет, сказал ждать, а сам ушел. А что случилось? Авария? Дети напуганы
Я писать хочу! сказала маленькая девочка, на вид лет семи, не больше.
И я, и я! откликнулись другие.
И кушать сказал неожиданным ломающимся баском сутулый худой подросток.
Сейчас организуем! Ольга присела, придерживая рукой живот, на корточки рядом с маленькой девочкой. Как тебя зовут, малышка?
Марина!
Не бойся, Марина, все будет хорошо.
И свет будет?
Обязательно будет!
В этот момент, как по заказу, загудели и зажглись лампы. Одна через две, тускло, но вокруг сразу все изменилось обычный коридор, привычная обстановка, только окна темные, как будто на улице ночь.
Тетя, ты волшебница? пораженно спросила девочка.
Что? А, нет, ну что ты, милая
Но девочка продолжала смотреть на нее с восторгом и восхищением.
Так, туалет в конце коридора, распорядился Иван. Оль, отведи туда детей, потом собираемся в вестибюле. Не разбредаться! Кто голодный потерпите, чуть позже организуем питание в столовой.
В вестибюль постепенно собирались и другие ученые. Когда зажегся свет, они начали спускаться из своих кабинетов и лабораторий. Ольга с Анной, сводив детей в туалет, вернулись к остальным, а Лебедев, взяв микрофон системы оповещения ГО с расположенного у входа пульта охраны, заговорил в трансляцию:
Внимание, внимание! Говорит директор Института Терминальных Исследований Арсений Павлович Лебедев! Товарищи сотрудники, прошу всех срочно собраться в вестибюле первого корпуса! Повторяю
Одним из первых пришел потерявшийся было Мигель. Он обеспечил свет, переключив на распределительном щитке питание с городской линии на реакторную. Вернувшись затем в лабораторию, обнаружил ее опустевшей, и, пока не заговорила система оповещения, не знал, куда все делись. Он подтвердил то, что все уже видели своими глазами на улице царила полнейшая, без малейшего проблеска, темнота.
Люди всё собирались, вестибюль заполнялся несмотря на выходной день, в институте оказалось довольно много сотрудников, предпочитающих тратить личное время на дополнительные исследования, а не на отдых. Из здания реакторной по подземному переходу пришел начальник энергетиков Николай Никифорович Подопригора.
Не пидходь, Палыч, сказал он устало. Счетчик вид мене як трискачка дыр-дыр-дыр Все, глушимо. Не можна дали.
Выходец из Львова, главный энергетик института разговаривал, с точки зрения Ольги, забавно, но сейчас его выговор не веселил. Бледный до синевы и еле держащийся на ногах, Николай явно подошел к пределу человеческих сил и возможностей.
Запустимо аварийные дизеля, скильки-то в сеть дадим. А реактор глушимо, активной воды по колина. Трое вже лежать, кровью блюют. Остальным я горилки видав, пусть выводят хлопци радиацию
Понял тебя, Коля, ответил Лебедев. Сколько топлива на дизеля?
На сутки, много на двое якшо з гаража подтащить
Обеспечим. Глуши, расхолаживай, отдыхай. Как отдохнете готовьте реактор к перезагрузке топлива.
Николай, по большой дуге обходя скопления людей, и жестами отгоняя приближавшихся, убрел обратно в свои владения. Ольга сочувственно смотрела ему вслед сильный и добрый, хотя по-сельскому хитроватый, институтский энергетик был ей симпатичен. Его манера нарочито говорить на каком-то суржике казалось ей смешной оригинальностью, хотя муж морщился, качал головой и даже выговаривал Николаю: «Выйдет тебе, Коля, когда-нибудь боком эта бандеровщина». «Хрущ не выдаст, свинья не съест!» смеялся тот.
Все собрались? спросил Лебедев людей. Итак, товарищи! Мы пока не знаем точно, что произошло, но обязаны предполагать худшее. Все мы знаем, какая сложная международная обстановка в мире, как велика напряженность, и как американский империализм
Палыч, ты политинформацию не разводи! крикнул кто-то из собравшихся. Что случилось-то?
Возможно, это война, товарищи!
Люди на секунду умолкли, а потом загомонили, перебивая друг друга. Ольга почти не помнила войну, как не помнила ушедшего на нее и не вернувшегося отца. В памяти осталось только ощущение постоянного голода и холода. И еще страх когда их, одних детей, без родителей, вывозили под бомбами по льду из умирающего Ленинграда. Ей было всего шесть, и мать она больше не видела в эвакуации ее приняла в семью тетка, двоюродная сестра отца. Но многие здесь помнили войну отлично, а то и сами успели повоевать. На праздники боевые ордена и медали украшали грудь каждого второго мужчины и многих женщин. Война это самое страшное слово, которое можно было услышать сегодня.
Что с материка сообщают? в «Загорске-12», городе закрытом, бытовало «островное» ощущение жизни, и все, что за периметром охраны, называли «материком».
По проводам связи нет, товарищи, эфир тоже молчит. Поэтому первым делом я попрошу наших радистов Леонид Андреевич, вы здесь?
Здесь, откликнулся начальник лаборатории электромагнитных исследований.
Что у вас оборудованием?
У нас, среди прочего, есть всеволновая станция, но питание Все, кроме освещения, обесточено.
Питание вам дадим, согласуйте с электриками, пусть включат силовую.
А нам, а нам? загомонили остальные.
Спокойно, товарищи! Энергия пока в дефиците
Как бы подтверждая его слова, свет моргнул, погас, и начал медленно разгораться снова.
На дизель перешли, сказал Мигель, Пойду, отключу наружную подсветку и верхние этажи
Он направился было к коридору, но директор его остановил.
Мигель, подсветку наоборот включи всю и фасад, и парадный вход.
Но солярка
Лучше погаси внутреннее освещение, оставь аварийную линию. В городе света нет, пусть видят, что здесь люди, и идут сюда.
Война, говоришь?.. тихо спросил Матвеев.
А что еще, Игорь? Только вот оружия такого, чтобы Солнце погасило, я до сих пор не видал
Зато я видал, ответил ученый.
Это где же? Когда? вскинулся Лебедев.
А вот сегодня, в лаборатории
Ты о чем это?
Это он, товарищ директор, раздраженно сказал Воронцов, на установку нашу намекает. Это все, Игорь Иванович, ваши, ничем не подтвержденные, теории.
Ничем, значит, не подтвержденные посмотрел в черное окно Матвеев. Ну-ну.
Воронцов только отмахнулся с досадой.
Ольга отметила, что в отличие от скептически настроенного директора и злящегося Воронцова, Куратор слушал ученого очень внимательно.
Горящие половиной ламп люстры вестибюля погасли, на стенах зажглись тусклые светильники аварийной линии. Зато окна засветились отраженным светом наружной подсветки здания.
Товарищи, нужны добровольцы! объявил Лебедев громко. Нужно доставить солярку из институтского гаража к энергетикам.
Мы сходим! вперед неожиданно выступил Куратор, держа за локоть своего протеже Андрея.
Ольга удивилась он никак не казался ей человеком, готовым добровольно взяться за таскание бочек с топливом.
Где тут у вас гараж?
Я покажу, сказал Иван. Пойдемте. Надо только фонари взять в пультовой.
Я с тобой, быстро сказала Ольга.
Дорогая, но мы быстро, не переживай.
Прогуляюсь с вами, душно. И вообще Ольга сама не была уверена, зачем ей это нужно. Наверное, просто боялась остаться одна, без Ивана.
На улице было не просто темно, как бывает ночью. На улице была кромешная тьма, какой Ольга никогда в жизни не видела. Она обволакивала, давила на психику, пугала и тревожила воображение. Казалось, что кто-то смотрит в спину. Когда повернули за угол и сияние фасадной подсветки Института кануло в ночи, большие аккумуляторные фонари стали давать резкие ломаные тени, от движения которых девушка вздрагивала. С ними пошли два молодых техника Сергей и Василий, мобилизованные по признаку физической силы. Два лихих парня, спортсмены-многоборцы, грудь колесом но и им было явно не по себе. Они нервно оглядывались по сторонам, а посмотрев в небо, один из них (Ольга так и не поняла, кто Сергей, а кто Василий, они вообще выглядели как братья в одинаковых серых просторных штанах и белых рубахах) вдруг зашатался и схватился за плечо второго, чтобы не упасть. Девушка подняла глаза и сама присела на бетонное основание ограды над ней, там, где полагалось быть небу, было нечто чернее самой тьмы, но при этом как будто состоящее из мириад черных, немыслимым образом различимых на черном же фоне, точек. И оно неуловимо двигалось. Это было похоже на текущую по низкому небесному своду угольную пыль, и сразу начала ужасно кружиться голова.