Тебе Советская власть землю дала?! А кто эту власть от контры защищать должен?
Гы-гы-гы! На войне-то и без нас есть кому воевать. Дураки вроде тебя всю жисть воюют, а жизни не видят.
Ах ты, сучий потрох! вскинулся с места Иван, будто подброшенный пружиной.
Герасим, получив по морде, отлетел сажени на две, но на ногах устоял.
Да я тебя, вошь окопная!
Бабы заголосили для порядка, мужики и парни радостно вытаращились, предвкушая потеху. Уже начали раскалываться на партиикто за Ивана, кто за Уханова. Что за гулянка, если никому в морду не дали и скулы не своротили?
Герасим попытался ударить Ивана в ухо. Бил с размаха, от всей дури, но тот лишь отодвинулся, тяжелый кулак пролетел мимо, а мужик, не удержавшись на ногах, упал, пропахав землю не раз ломаным носом. Подниматься не стал, так и пополз. Дополз до поленницы, ухватил из нее чурку, вскочил. Пьяный Герасим с поленом в руках был страшен. И, окажись на месте Ивана кто-нибудь из деревенских мужиков, начальнику милиции была бы завтра работа. Но отставной солдат присел, а когда полено просвистело над головой, ухватил забияку за ворот рубахи да за рукав и перекинул тяжелую тушу через себя.
Уханов, встретившись с землей, ухнул и притих, а на Ивана бросились его сыновьяТимоха и Генаха, здоровые, как бычки-трехлетки, и такие же дурные. Что сделал Иван, народ не разглядел, но Тимоха, подскочивший первым, уже катался по траве, держась за сокровенное место, а Генаха верещал, баюкая руку, не иначе все пальцы поломаны!
Уби-и-или! тоненько заголосила беззубая Люська Ухановавечно битая жена Герасима.
Пасть закрой, дура! рявкнул на нее Иван, обернулся к оторопевшим односельчанам: Чего рты раззявили? Воду несите!
Герасим очухался после второго ведра, а после четвертого почти протрезвел. Сидя в луже, тоненько икал и таращил глаза.
Эй, как там тебя? Сюда иди! позвал Иван Генаху, а когда тот выматерился сквозь слезы, сграбастал парня за загривок, уронил на землю и уселся к нему на грудь. Для острастки замахнулся растопыренной пятерней, пригрозив: «Убью!», схватил ушибленную руку в собственную ладонь, ощупал пальцы и слегка дернул. Парень закричал благим матом, но быстро затих.
А ить не больно! сообщил счастливый Генаха, взмахнув ладошкой. А я ить думалвсе пальцы поломаны! Дядь Вань, а как это ты?
Были бы поломаны, ты бы сейчас Лазаря пел, усмехнулся Иван, поворачиваясь к другому «инвалиду», посоветовал: До ветру сходи, легче станет!
Углядев у того мокрое пятно, расплывшееся спереди порток, крякнул. Добро, если девки не видели.
Насобачился Иван драться-то
Ну, повоюй-ка с евонноетак и ты так сможешь!
Надо им было всем сразу наваливаться
Переговаривался разочарованный народ. Ждали настоящую драку, с кровью, а тут
Не обращая внимания на односельчан, Иван присел на крылечко. Вытащил кисет и остаток газеты, снова свернул «козью ножку». С наслаждением закурив, горько усмехнулся.
Много раз Иван представлял, каким будет возвращение. Думалвот, после радостных бабьих причитаний батя истопит баньку, мать подаст пару свежего белья. Брат Яков, как в детстве, напарит до звона в ушах, окатит холодной водой. После бани хлопотунья-мать уставит стол пирогами, присядет на краешек скамьи, подперев рукой щеку. Мужики будут неспешно выпивать, слушая рассказы о войне с германцами, о революции и о том, как воевали с белыми гадами. Вытащит он из мешка гостинцыплаток для матери, туфли для жены и бритву для отца, и все будут радоваться! Помнится, в конце семнадцатого, когда вернулся с германской, всех и подарков былопрожженная шинель да винтовка с двумя обоймами. Но три года назад деревня была другая. А подарок былвсем подаркам подарокземля!
Втайне он, конечно, предполагал, что все будет не совсем так, как мечталось. Но все обстояло хуже. Давила земляная крыша (солому в голодную зиму скормили скоту, а новой не нашлось) сидишь, словно в блиндаже, присыпанном землей от разорвавшегося снаряда. Мыться пришлось у соседей, потому что отцовскую баню сожгли дезертиры (не братья ли Ухановы?), а вместо свежего белья обошелся застиранными подштанниками и рваной рубахой. Про пироги он и не заикался.
С подарками тоже вышло худо: мать, пощупав платок, убрала в сундукмол, похороните в нем! Марфа, супруга, глянув на туфли, буркнула, что ходить в них некудацерква заколочена, поп заарестован, а за коровами убирать так и в лаптях сподручно. Батя, пытаясь побриться, едва не перерезал горло.
Когда уходил, помнил своих родителей, конечно же, немолодыми, но полными сил. Теперь же отец превратился в беззубого подслеповатого старика, а матьв сухонькую старушку, боявшуюся всего на свете. А жена
Затоптав окурок, Иван пошел в избу. В потемках наткнулся на скамью, стоящую посередке избы, больно ушиб ногу. Торопливо раздевшись, Иван юркнул под бок к жене и положил ей руку на грудь.
Отстань, дай поспать, сонно зашевелилась супруга, стряхнув руку.
Да ты чё? обиделся Иван.
Марфа, поняв, что он не отстанет, легла на спину, подтянула повыше подол.
Токмо давай быстрее, устала я, зевнула жена так, что скулы свело и все желание у мужа пропало. Укладываясь рядом, не выдержал, выматерился.
Отвыкла я, равнодушно сообщила супруга. Ты в следующий раз, как захочешь, так по этому делу к девкам ступай. Или к Фроське. Видела, как она тебе глазки строила.
К какой Фроське? оторопел Иван. Даже злость прошлазаконная жена посылает мужа к какой-то девке. А кто ему строил глазки, он не заметил.
К Пашкиной Фроське, братана твоего жена. Ну, вдова уже, поправилась Марфа, немного проснувшись. Пашка-то в германскую сгинул. Токмо ты глядиежели за домом кобыла чалая стоит, не ходи. На кобыле к ней начальник из волости ездит, за самогонкой. Но было ли у них чё, врать не стану, свечку не держала. Сходи, в окошко постучи. Может, тебе и даст. А я чё? Тридцать два скоро, старуха совсем, сказала жена, со странным прихлебывающим звукомне то снова зевнула, не то всхлипнула.
Брось причитать. Тридцать два! Ха! В городе-то в твои годы бабы такие расфуфыренные ходятого-го!
Так то в городе. Пущай эти крали соху на себе потаскают, тогда поглядим. Без мужика-то каково ломаться
Иван попробовал вспомнитьсколько лет его не было? Как ушел на срочную, так дома и не был. Служба у него истекала в четырнадцатом году. Понятное дело, что вместо увольнения в запасать-два, на войну с австрияками, с немцами. В пятнадцатом, а может, в шестнадцатом, когда в госпитале лежал, обещали, что в отпуск пойдет, но вместо отпуска наградили крестом, в запасной полк определили. В запасном было хорошо, а он, старослужащий, старший унтер-офицер и кавалер, о доме не вспоминал. Потом снова передовая. Окопы, вши В семнадцатом, в декабре, как с фронта пришел, тоже можно не считать, не до того было. И жену толком обнять-приласкать времени не было. Спал ли тогда с женой? Вроде даже дома не ночевалмотался то в волость, то в Череповец, в Питер наезжать пришлось раза два. Все какие-то делаземлю помещика Судакова делили по едокам, заводы Кругликова национализировали, потом волисполком создавали. И не пил тогда, а как пьяный ходил! В апреле восемнадцатого в Череповец вызвали, в трансчека определили служить. Там тожеЧереповецПетроградВологда. Ну а потом Гражданская. Пожалуй, десять годков с лишком не был. Нет, все четырнадцать!
Почувствовав, что жена не спит, попытался пошутить:
Дед мой двадцать пять лет отслужил, на молодухе женился и отца моего в пятьдесят лет сделал.
Так это когда было-топри царе-батюшке! повернувшись на спину и, словно бы расхотев спать, отозвалась жена: Тогда порядок был! И хлеба досыта ели, самогонку не жрали, в церкву ходили. Барин бы семье с голоду помереть не дал.
Ты чё мелешь, дура? Какой барин? Бар мы в семнадцатом году вывели! Я за что воевал? Вот земля есть, лошадь как-нибудь справим.
Да на что ее справлять-то? горестно вымолвила жена. Нам ить теперь продналог не с чего платить, а тылошадь справим! На какие шиши? Много ты в Красной Армии-то денег заработал?
Да вы чё, сговорились, что ли? возмутился солдат. Если б не я, кто бы землю-то вашу отстоял, а?