Голос старика внезапно дрогнул и оборвался. Тихое, чуть заметное всхлипывание послышалось подле Зарубина. Не то ручей улькал, не то плакал кто-то.
«Славный он, верный, добрый!догадавшись о происхождении этих звуков, произнёс мысленно офицер.С таким, как он, и умирать не страшно. Вырастит Мишу и храбрецом сделает Истинный друг»
Ну, старина, пойдём!добавил он вслух.Обнял бы тебя, да в темноте не вижу. И то правда. Выспаться перед штурмом не мешает. Идём!
И он решительно двинулся к палатке, сопутствуемый своим верным Потапычем.
Глава 9На штурм
едленно занялась заря на востоке и, раскинувшись по небу, розовым пятном нежного румянца обдала скалы. Но не всем суждено было увидеть эту красавицу зарю.
Первый батальон Куринского полка под начальством генерал-майора Пулло и подполковника Циклаурова ещё далеко до рассвета спустился в подземелье, законченное сапёрами этой ночью. Впереди своей роты, чётко отбивающей подошвами такт по каменистой почве, энергично шагает капитан Зарубин. Он славно выспался за ночь благодаря заботам Потапыча, и ночной его тревоги как не бывало. Напротив того, какая-то необычайная бодрость охватывает теперь Бориса Владимировича. Сердце его полно уверенности в успехе дела, полно уверенности и в себе, и в своих.
«Возьмём Ахульго. Во что бы то ни стало возьмём,настойчиво и упорно выстукивает оно.А там конец походу, и опять в Тифлис, к ним, дорогим, милым: жене, Леночке, Мише. О, сколько новых рассказов и разговоров будет у них про гололобого Шумилку, как называет величественного имама Потапыч Славный этот Потапыч! Верный, преданный, любящий
А они разве не славные,обрывает сам свою мысль Зарубин, напряжённо вглядываясь в темноту и стараясь разглядеть в ней родные его сердцу лица солдат.Молодцы, богатыри они! Беспрекословно идут туда, где многих из них ждёт верная смерть И при этом полная готовность умереть за веру и царя» Зарубин видел, как они сотнями погибали под меткими винтовками и штыками мюридов. И теперь идут победить или помереть.
Темнота, царящая в подземелье, мешает видеть ему эти добрые, загорелые, бесхитростные лица, но ему и не надо их видеть: он их чувствует сердцем, они как бы сроднились с его душой, вросли в неё.
Чу! Что это такое? Внезапный шум Лёгкий стон И всё стихло. Это камень оторвался с отвеса и насмерть придавил кого-то своей тяжестью.
Ермоленку пришибло!слышится подле Зарубина трепещущий голос.
Пришибло! Ермоленку!
Он знал хорошо этого Ермоленку. Такой бравый и лихой был солдат. Ловко отплясывал трепака на бивуаках и со смехом хвалился товарищам забрать в полон самого Шумилку. А теперь его пришибло шальным камнем и лежит он в тёмном подземелье, разом успокоенный и примирённый со своей судьбой. Одного пришибло, а другие идут. Стройно идут, поодиночке, гуськом, ощупью намечая дорогу.
Зловещая тишина царит над этой чёрной могилой, заживо поглотившей их. С обеих сторон плотные каменистые стены, грозящие ежеминутно обрушиться и придавить их своею тяжестью, как только что придавили Ермоленку. Он, Зарубин, нащупывает холодные камни руками. О, как ужасен этот каменный гроб Скорее бы на воздух, к солнцу! Пусть даже неминуемая смерть ждёт их там, у выхода подземной галереи, лишь бы смерть на воле, на земле, под открытым небом, а не в этом каменном мешке, безмолвном и страшном.
И судьба точно подслушивает это тайное желание Зарубина, и не одного только Зарубина, а всех этих смельчаков, жертвующих жизнью.
Что-то блеснуло вдали. Какая-то яркая, ослепительная точка заискрилась впереди них. Это небо, это солнце, это воля! Ура! Ещё немного, и они у цели. Чёрная галерея осталась далеко позади. Впереди желанный уступ Быстро прилаживаются лестницы, и молодцы-куринцы бесстрашно карабкаются на него.
Братцы, вперёд!слышится звучный голос Пулло.За мной!
Он во главе отряда, с шашкой наголо, с револьвером в руке. Вот он уже на утёсе впереди своего батальона. И вмиг, разом со всех сторон посыпался на них свинцовый дождь. Голые скалы словно оживились, точно по мановению волшебного жезла. В одну минуту утёсы и глыбывсё покрылось чеченцами.
И из каждого уступа выглядывала или чёрная папаха, или белая чалма мюрида и торчало узкое дуло винтовки Их дикое «Алла! Алла!» слилось в один сплошной рёв.
За мной, братцы! За мной!слышится среди грома и треска выстрелов громкий призыв подполковника Циклаурова. И, с шашкой наголо, он первый лезет на ближайший утёс, где засела густая толпа Шамилевых воинов. Град пуль и камней сыплют они на головы осаждающих, но ничего уже не может удержать смельчаков.
Могучее «Ура!» мигом заглушает чеченское «Алла!». Вот отброшены винтовки Горские кинжалы звякнули о русские штыки Лязг стали, стоны и крики сменили недавние выстрелы винтовок. Кипит, усиливаясь с каждой минутой, страшный, могучий штыковой бой. Зарубин во главе своей роты храбро и метко отражает удары и в то же время лезет всё выше и выше по горным уступам, шашкой прокладывая себе путь. Куринцы первые приняли боевое крещение. Но теперь не одни куринцы очутились на горных уступах, ведущих к аулу. Со всех сторон поднимались к Ахульго другие такие же русские удальцы. С берега апшеронцы строят взводную колонну, осыпаемые со всех сторон меткими пулями неприятелей. Вон с противоположной им стороны сапёры втаскивают туры и фашины и наскоро устраивают ложементыи всё это под дружным натиском Шамилевых мюридов,в то же время отражая лютого врага.
Целый ад стоит вокруг Ахульго. Каждый уступ берётся с бою. Страшная, немилосердная резня на утёсах заливает кровью каменный грунт. Десятками валятся тела убитых, десятками же поглощает их Койсу, окрашивая пурпуром свои седые волны. Груды тел осаждающих и осаждённых покрывают скаты и уклоны гор. Груда тел скатывается в Койсу и, не достигнув её, обратившись в окровавленную массу, распластывается на площадках и выступах. Отчаянные стоны раненых, шум скатываемых камней и лязг скрестившихся сабельвсё это покрывается голосами обезумевших, озверевших в схватке мюридов, с гимном газавата бросающихся в бой. Люди, уже не разбирая, режут и колят наудачу, не видя в лицо врага от застилающего их глаза кровавого тумана. Мюриды дорого продают свою жизнь.
Вот с одним из них схватился Зарубин. Глаза его налиты кровью. Зубы бешено стиснуты. Глаза мечут искры
Алла! Алла!лепечет он хриплым голосом и заносит свою короткую шашку над головой русского саиба. Борис Владимирович вовремя отклоняется от удара, взмахивает саблей, и в ту же минуту голова в белой чалме, отделившаяся от тела, летит в бездну.
А перед ним уже новый враг Точно из-под земли вырос. Совсем ещё молодое лицо сурово и строго, с пламенно-горящим взором А на мизинце блестит гладкое кольцозначок мюридов. Это Гассан-бек-Джанаида.
Ля-иллях-иль-Алла!выкрикивает он и кидается на Зарубина
Борис Владимирович шашкой выбивает кинжал, разом обезоружив молодого мюрида.
В эту минуту чей-то яростный крик заставляет его обернуться. Наиб в красной чалме заносит над ним свою кривую саблю.
«Смерть!»вихрем проносится в мозгу Зарубина, и перед его глазами, как живой, предстаёт его белокурый Миша
Жажда жизни охватывает Бориса Владимировича: жить, во что бы то ни стало жить, ради его жены, детей, Миши!.. Не помня себя, он выхватывает револьвер и в упор стреляет в голову наиба.
Красная чалма как-то странно виснет набок, вслед за тем вовсе исчезает из его глаз.
Её снова заменяет молодой мюрид В его руках уже сверкает клинок кинжала, который он успел поднять тем временем
Смерть гяурам! Вечная слава имаму!кричит он и в ту же минуту валится, оглушённый ружейным прикладом какого-то солдатика.
Зарубину некогда благодарить своего спасителя, некогда даже взглянутькто он.
Вокруг него всё сильнее и жарче разгорается битва Всё грознее закипает она.
И вдруг громовое «Ура!» слышится над его головою.
Это куринцы успели подняться к самому аулу К ним спешат остальные.
Алла! Алла!перекрикивая их, воют мюриды.
И новые массы, нахлынув на русских, оттесняют их снова назад к уступам.
А там высоко у самых стен замка, где строятся новые ряды, стройный всадник весь в белом, на белом же коне, в зелёной чалме с кистью появляется среди защитников замка. Над ним веет чёрное знамя с серебряною вязью из арабских письмён.