Константин вырос, входит в силу, хотя еще зелен. Ходатайствует за офицера, у которого бегал по мачтам.
И хотя Меншиков не мог пренебречь ходатайством будущего главы русского флота, но и к назначению душа не лежала. Следовало все взвесить и, быть может, как-то отвлечь Константина, которому, верно, это скоро и не очень надо будет. Ведь все забывается.
Предстоящее назначение вызвало разговоры, и некоторые были недовольны.
Когда же сегодня великий князь, генерал-адмирал, выказал Меншикову холодность, старый князь спохватился: не дал ли маху?
Было у князя и еще одно соображение, почему он так долго тянул с назначением Невельского. Князь слыхал об этом офицере не раз и прежде и не хотел бы отпускать его. Он был нужен здесь.
«Он смышлен, думал Меншиков, красноречив, хоть и заика. У меня не так много хороших офицеров. Так у нас повелось: как русский выдалсяна транспорт его да на край света или на Черное море! А тот рвется за чинами в кругосветное. Русские тянут лямку, а немцы все у меня в Адмиралтействе, да еще поговаривают между собой, что славяне без Рюрика никуда не годны. Все родственники и протеже Врангеля и Гейдена!»
Могли, конечно, быть и другие причины для недовольства великого князя. В голове Меншикова, как всегда в таких случаях, поднялся целый вихрь догадок и предположений. Могли быть интриги, оговоры. Но все же ни одна из причин не была серьезной, и Меншиков не знал, на что подумать.
«Не Чернышев ли опять напакостил? Черт меня за язык дернул!»
Графиня Чернышева, жена военного министра, недавно рассказывала в обществе о военных подвигах своего мужа: он, будучи молодым офицером, дважды будто бы разбил в двенадцатом году Наполеона, чуть не взял его в плен и отбил у французов большой город. Но название города графиня позабыла.
Подскажите, князь, какой город занял мой Александр, попросила она сидевшего подле Меншикова.
Вавилон, графиня, ответил тот серьезно.
А однажды матрос вез дрова по набережной Невы.
Куда везешь? спросил шедший пешком Меншиков.
Пароход топить! браво отвечал моряк. Повезем министра финансов.
Ты сначала посади министра, ответил Меншиков, а потом уж топи пароход!
Каламбур слыхали сопровождавшие князя офицеры. Новый анекдот быстро разошелся по Петербургу.
А с Карлом Нессельроде князь давно был на ножах и как-то среди своих назвал его графом «Кисель вроде».
Со строгим государем было гораздо легче, чем с пройдохой Нессельроде. С этим сладу не было.
В спальне, раздевшись, усталый, разбитый после целого дня забот, после бала и мнимых неприятностей, с мозжившими ногамиеще, как назло, погода проклятая, князь, как всегда в трудные минуты, подумал, что не раз выходил благополучно из разных передряг и что царь его в обиду не даст. Он знал, что Николай хочет походить на Петра Великого и уж по одному этому с Меншиковым не расстанется.
Все пустяки! Утро вечера мудренее!
Крестясь, охая, проклиная годы и великого князя, огромный сухой старик в длинной рубахе полез на кровать
На другой день на дом к князю из инспекторского департамента, ведавшего назначениями и всем офицерским составом флота, вызван был адмирал Митяев, заменявший уехавшего в Ревель графа Гейдена.
Меншиков жил неподалеку от Адмиралтейства, в новом доме, построенном для начальника Главного морского штаба.
Князь, широкий в своем мундире, надушенный, важный и как бы помолодевший, сурово оглядел вошедшего.
Адмирал был курнос, узок в плечах, сутул, с большим животом. Черные волосы его, зачесанные на лысину, поднялись и торчали, как перья. Этот адмирал был один из тех невзрачных людей, которых в своем департаменте держал и выдвигал по службе блестящий граф Гейден, надеясь найти среди них своего Аракчеева.
Митяев подал бумаги.
Что же мешкаете с назначением командира строящегося судна? просмотрев их, спросил Меншиков. Ему не очень нравился этот адмирал-плебей с выпученными глазами. Знаете же, чье ходатайство и чья рекомендация!
Ваша светлость сами решили повременить. Ведь граф Логин Логинович перед отъездом
Что я! Надо иметь свою голову Сведения о нем собрали?
Отличный офицер, ваша светлость! Окончил курс первым и первымофицерские курсы. Вот изволите прочитать, служил эти годы под командованием Литке, на всех судах, где обучался его высочество генерал-адмирал, великий князь Константин. «Беллона», «Аврора», «Ингерманланд» лучшие суда нашего флота!
«Прекрасный офицер»! передразнил Меншиков. Мало ли что! А как разобьет судно? С ним няньку надо! Перед ним карьера тут открыта, а он стремится в кругосветное. Идет за чинами и выслугой. Да вы говорили с ним?
Так точно, ваша светлость. Уверяет, ваша светлость, что желал бы видеть восточные моря. Он тут говорил своим товарищам, что, если не дадут судна, попросит перевода в Охотск.
В Охотск? удивился князь. «Уж это чушь какая-то», подумал он.
Уверяю вас, ваша светлость, что так говорил
«Чем черт не шутит, вздохнул Меншиков. В знак протеста, что не пускаем в кругосветное, транспорта не даем, подаст прошение о переводе в Охотск! Мол, глядитеоскорбление Князь уже слыхал, что этот офицер большой задира Быть может, у них какая-нибудь мальчишеская затея».
Следовало бы вам пояснить причины, почему он добивается. Я слыхал, что он большой брульон.
Я докладывал вашей светлости. Вот у нас все сведения.
Ну и что же?
Скромнейший офицер, ваша светлость. Усиленно занимается науками. Он не обижен, а, верно, в самом деле желает быть назначенным командиром строящегося брига, чтобы отправиться на восток.
«А говорятбрульон! подумал Меншиков. Он и без плаванья мог бы вверх пойти».
Приготовьте назначение и все бумаги, а капитан-лейтенанта Невельского пригласите ко мне, велел Меншиков.
На другой день в приемную князя быстрым и крупным шагом вошел Невельской. Он с острым и загоревшим, чуть раскрасневшимся от холода лицом. У него светло-русые волосы и такие же светлые усы.
На молодом офицере новенькийс иголочкимундир гвардейского экипажа, во всем блеске, золотой кортик у пояса и, несмотря на молодость, ордена Анны и Станислава, от которых его грудь кажется шире. Но все это выглядит скромней, чем на других, от озабоченности и внутренней деятельности, выраженных во взоре. К тому же на лице его несколько заметных рябин.
Вошел в кабинет, вытянулся, щелкнул каблуками, доложил о прибытии и замер, глядя остро и упрямо. Теперь вся его тонкая, вышколенная фигура с прямой, негнущейся спиной выражала готовность сопротивляться, подбородок слегка был опущен, но только чуть заметнонельзя было бы и в строю придраться. У него вид бычка, который собрался бодаться. Готовность умело и рассчитано повернуть любого врага подчеркивалась жестким взором. Глаза заблестели дерзко при свете свечей, зажженных в это туманное и холодное петербургское утро на столе и над столом князя.
«Аристократ на современный манер и с норовом, подумал князь. Он знавал и таких. Молод, но с претензиями».
Что случилось, господин капитан-лейтенант? сурово глянув на него, спросил князь, сидевший прямо и неподвижно. Вы желаете назначения вас командиром строящегося транспорта «Байкал»?
Да, ваша светлость, я прошу об этом.
И вы желаете, после кругосветного, остаться в Охотской флотилии, чтобы служить на транспорте в восточных морях?
Да, ваша светлость! ответил офицер.
Под слегка насупленными светлыми и густыми бровями взор его вдруг смягчился, выражение напряжения исчезло, и все лицо сразу переменилось, словно он заметил в князе что-то располагающее к себе. Оно лишилось остроты, стало обыкновенным русским лицом, не узким и не широким, с крупным, резко очерченным носом, энергичное и серьезное, но доброе, и видно было, что это человек не только сильный, но и впечатлительный.
Князь, подняв глаза от бумаг, несколько удивился такой перемене. Перед ним был как бы другой человек. Мягкий и спокойный взгляд офицера не понравился Меншикову. Он привык, что к нему наперебой лез народ упрямый, сильный, заносчивый, кичащийся дворянством, чинами, с просьбами, жалобами и требованиями. Но князь был стар и опытен и знал, что с такими легче, а за кажущейся мягкостью нередко таится большая сила и от таких людей чаще всего бывают неприятности, и он снова заговорил: