«Влюбленная женщина», объявил он в какой-то момент, прибавив громкости. Барбра Стрейзанд.
О! выдохнула Аня, сделав рот пухлой буковкой.
Эта песня напоминает мне об одной смешной приятельнице, заговорил я. Ее семнадцатилетний мальчик соблазнил. Она очень любила эту песню. Интересно, некоторые песникак консервы: они сохраняют наши воспоминания. Когда слышу «Вумэн ин лав», я всякий раз вспоминаю, как ездил к ней на дачу давным-давно. А Коля молодец. Однажды с подругой слетал на концерт Стрейзанд в Бостон. На два дня.
На четыре, уточнил Коля.
Это все равно, важно другоечто через весь мир. Здорово! На четыре дняна другой материк. Обожаю такое лихачество. Сколько я концертов видел? Много. Ну, немного, но достаточно. А вот чтобы ради певицы за тридевять земель лететьтакого не было. На всю жизнь запомнится.
Коля счастливо заулыбался. Как просто делать людей счастливыми в солнечный день под хорошее вино и вкусную еду.
Я люблю Новую Англию, сказала Аня. У меня там двоюродный брат живет.
Неплохое он выбрал место, заметила Зина, которая в Америке никогда не бывала. Наша поддельная цыганка чаще в Азию ездит: Бали, Таиланд, Вьетнам.
Я хочу, чтобы мой сын поучился за границей, продолжала Аня.
Недавно брал интервью у одного финансиста, вступил я. Он сказал, что молодым специалистам обязательно нужна зарубежная практика. Лет пятьсемь. Они могут и остаться, а могут вернуться назад.
Ага, вернутся они, хмыкнула Марьяна-большая.
Вернутся, сказал я, в данном случае считая свою уверенность уместной, ведь сам же вернулся, хотя и не планировал поначалу, к тому же пузырьки игристого белого уже забегали по всему телу. Я знаю людей, которые уехали за границу и счастливы. Я знаю людей, которые вернулись и счастливы. А еще больше знаю людей, которые уехали и чувствуют себя в чужом месте.
Да. Был праздник. Всем было хорошо. Свободно. Каждый говорил, что хотел. Ел и пил в свое удовольствие.
Я всю ночь работала, приехала в три часа, только проснуласьсразу к тебе. У тебя кофе есть? Только крепкий. Одну чашку. Маленькую. Я много кофе не пью, у меня от него в груди шумит. С этими словами, произнесенными звучным шепотом, вошла Даша. На высоченных каблуках-копытах, как обычно, и в черном, сексуально облегающем свитере.
Здравствуйте, сказала хрупкая бледная Маша, входя следом за ней.
Так и пришла? расцеловываясь с красоткой Дашей, спросил я. Не холодно?
Мы же на машине, прошептала она с торжеством. Машина у них новая, большая. Они ее по очереди водят. «Теперь у меня все есть», говорит Даша.
На прочих гостей она не столько посмотрела, сколько осмотрела их. Когда Даша так себя ведет, мне кажется, что я слышу, как звякают металлические доспехи.
Я мяса не ем, сказала она.
Ешь фрукты, сказал я. И, слыша, как в кухне загудела кофемашина под управлением Коли, прибавил:А кофе тебе сейчас принесут.
Поздравлений из тарелки не захотели ни Даша, ни Маша.
Я не верю, пояснила Даша, а Маша просто промолчала, в этот момент еще больше напоминая насупившегося мальчика.
Разговор стал дробиться, как это бывает в самый разгар застолья. Марьяна-большая интересовалась у Коли его зарплатой. Аня что-то выспрашивала у Зины. Я повел Дашу в спальню, где висят новые фотографии, сделанные в Андалузии: маковые поля, старики рядком на мраморных ступеньках, медово-желтый собор в Кордове.
Как ты? полюбопытствовал я. Все в порядке?
Когда мы разговаривали в прошлый разэто было еще осенью, у нее закончилась интрижка с каким-то «лбом». «Лоб» был женат, хотел бросить семью ради Даши, но Даша не захотела; она была им сильно бита, но все равно не захотела. «Мне нужен был член, я его получила. Хватит», объяснила тогда она.
Я Машке во всем призналась, вместо ответа сказала Даша.
«Зря», подумал я. Скелеты лучше оставлять в гробах. И гробов не трогатьмного едкой пыли.
Я спать не могла. В глаза ей смотреть не могла. Я сломала сама себя. И мне надо было себя восстановить. В словах Даши было слишком много патетики. Актриса, что с нее взять.
А теперь все хорошо?
Нет, не хорошо. Маша ездила в командировку в Сочи, там познакомилась с какой-то девицей, теперь переписывается, звонит, болтает с ней часами; девица даже приезжала в Москву.
И все это на твоих глазах?
Нет, Даша и в глаза ее не видела. Но все знает.
Я чувствую.
Думаю, она проверяет телефон Маши, обшаривает карманы, заглядывает в ее электронный почтовый ящик.
И что вы собираетесь делать? спросил я, но тут в спальню вошла Маша.
Пойдем, надо ехать, сказала она, одарив меня подобием улыбки.
Я подумал, что она тоже похорошела. Может, все дело в весеннем солнце? Седьмого было промозгло и мрачно, а восьмого все залило солнце. Окна казались грязнее обычного, а в квартире, к визиту гостей отмытой кудесницей Надей, было заметно каждую трещинку.
Восьмого марта всегда так, сказала Марьяна-маленькая, которая к этому времени тоже явилась: засияла, свежая, румяная, крепенькая, как садовый фрукт. Ей досталось сетевое стихотворение, в котором упоминались мужчины, бегущие по улицам с мимозами.
Есть девушки, к которым я сразу проникаюсь симпатией. Да и не я один. На джазовом концерте, куда мы недавно ходили вчетвером, Марьяну-маленькую сопровождал хмурый мужик: он все норовил поцеловать ее голое предплечье, а когда не целовал, то нежно, несмотря на здоровенные лапищи, придерживал. Думаю, это и был тот богач, которому Марьяна-маленькая уже много лет приходится содержанкой. Все официальные праздники она отмечает без него.
О чем бы мы с ней ни заговаривали, я, не умея прятать мыслей, вечно сворачиваю на надежность, уверенность в завтрашнем дне
Да, вечно, как на пороховой бочке, на этот раз ответила она на мои сентенции, а дальше без всякого предисловия сообщила поразительную вещь.
У нее, веселой хохлушки, папа, оказывается, араб. С ним ее мать познакомилась в своем маленьком украинском городе. Араб уехал, оставил юную провинциалку беременной, а отец выгнал ее из дому. Сейчас мать Марьяны-маленькой живет вместе с ней в Москве. Подрабатывает нянькой.
А в остальном я ее обеспечиваю. Она качнула черной туфелькой с высоченным каблуком. Подошва у туфельки была ярко-красной и смотрелась необычайно эротично.
Последней пришла Лена, художница. Еще утром она позвонила и, извинившись, сказала, что опоздает на полчаса. «Приходи, когда сможешь», успокоил я ее.
Смогла она часам к четырем.
А это Лена, представил я новую гостью всем, кто ее не знал. С ней недавно случилось чудо. Она проснулась и поняла, что потеряла голос. Ее лечили-лечили, но никак не вылечивали, а она однажды проснулась, а голос вернулся. Ну, расскажи!
Лена сказала: покрасила волосы в черный цвет, она с двадцати пяти лет полностью седая, как мама умерла, так и поседела, мамы нет уже давно, дочке двенадцать, выросла девочка, в школе учится хорошо, любит фотографировать и учит японский язык. В общем, до чуда Лена так и не добралась. Коля припомнил похожую историю с одним знакомым американцем: вроде бы вирусное заболевание, которое дало осложнение на голосовые связки.
Лена объективно некрасивая, у нее большая голова и маленькое тело, она напоминает мне Чиполлино. Только с черными кудрями. Но у нее замечательное чувство цвета, она художница и умеет подбирать ткани так, что просто заглядение. На свой женский праздник она пришла к нам в черно-белых летучих лохмотьях, а проволочной жесткости волосы сцепила черно-белой рваной тряпочкой, напоминая, как всегда, о существовании театра и чудесных его возможностях. Сегодня Лена выглядела доброй феей.
Курящих почти не было. Только одна Зина. Она ушла в кухню и сидела там на диванчике с сигаретой и бокалом белого вина.
Почему он тебе прислал эсэмэску на праздникон тебя один раз видел, а мне нет? говорила Зина (я застал конец ее разговора с Колей). Я ему сама говорила: «Я тебе не друг, а любовница». А он мне говорил, что я ему именно друг. Друг, блин. Ну, друг.
Я понял, что говорят они об истории полугодовой давности. Перед Рождеством было дело.
Отпусти его, сказал я, уже достаточно пьяный, чтобы давать советы. Не держи, не думай про него. Оставь.