«Он же одет в рыбий мех. Сейчас градусов пятнадцать, подморозило».
Через сотню тяжких, задыхающихся шагов отец наткнулся на борозду следов. Почти побежал. Максим лежал навзничь у самого леса, раскинув руки. Отец его тормошил, тер снегом щеки. Наконец Максим открыл глаза. Улыбнулся:
Пап, ты чего?
Отец поморщился от перегара. Он замер над сыном, испытывая жалость и отвращение. И, прежде чем взвалить его на себя, лег рядом и смотрел в небо, пока не закружилась голова от бездны подслеповатых, мигающих от мороза звезд.
Глава 4. Через континент
Из Белоруссии Максим вернулся в Принстон и скоро там обрел ту самую, желанную точку. Он явился на семинар с бутылкой Jameson. Стоя у доски и рассказывая новую тему четырем студентам, он прихлебывал в такт доказательств лемм, которые следовали одна за другой, как патроны в пулеметной ленте. В конце он сделал триумфальный глоток и сколько-то еще продержался на ногах, выписывая на доске ссылки на статьи, развивающие только что изложенное. Наутро ему позвонил секретарь декана. Максим явился в деканат только через три дня. Вы вынудили нас навязать вам годичный отпуск, посмотрел ему в глаза декан после очень бодрого приветствия. Мы хотим, чтобы вы провели его вне кампуса.
Макс неделю обдумывал нанесенное ему оскорбление. Ему стало стыдно. Он позвонил жене. Она сказала, что желала бы прервать отношения на месяц. Он швырнул трубку в стену. В тот же вечер сел в машину и поехал куда глаза глядят. В потемках скоро замылился зрачок, куриная слепота объяла мозг, он съехал на обочину перед мостом и речкой и ночевал над небольшим костерком, который удалось сложить из щепочек и соломы, остававшихся сухими на склоне. Посреди ночи его разбудил вопль выпи, которая огромно, будто не птица, а бык, страшно захлопала по воде, преследуемая, видимо, шакалом или лисой.
Утром он не смог разлепить глаза: ресницы смерзлись. Неделю петлял вдоль побережья, забирая к югу. Ночевал там, где заставал его закат. Наконец осознал, что кружитузнал портье, рыжего, с серьгой, и понял, что ночевал в этом мотеле неделю назад. Тогда он купил карту и на ней фломастером проложил маршрут в Сан-Франциско.
Всю поездку Макс провел насухо. Чтобы не было скучно, каждый раз, когда останавливался в мотеле, заказывал пиццу и вызванивал себе проститутку. Пиццу несколько раз привозили уже после того, как приезжала девушка. С проститутками он не мог заниматься тем, чем полагалось; они ему были нужны, только чтобы провалиться в сон. Девушка приезжала, он глотал транк и, пока таблетка не растворяла внутри пружину, давал проститутке деньги и просил уйти сразу после того как он заснет. Один раз он так лишился кошелька и проторчал в том злосчастном городке неделю, пока не восстановили кредитки и водительские права.
В Аризоне у него полетел ремень ГРМ, здесь он снова застрял на неделю, поджидая, покуда прибудут запчасти, и удержался от того, чтобы залиться в такую жару пивом.
«Ягерой», сказал себе Макс, когда выезжал на своей отремонтированной «субаре» из автосервиса. «Ягерой!»
В Сан-Франциско, в городе, который очаровал его в стэнфордские времена, он поселился в полуподвале в начале 25-й авеню. Окна выходили под лестницу, спускавшуюся в густо заросший шиповником и дроком двор. Весь квартал, соединяясь в каре задними дворами, образовывал своеобразный парк. В нем обитали еноты и скунсы, гнездились птицы. Над расцветшим гранатом по утрам он видел двух-трех полупрозрачных колибри. Еноты по ночам опустошали корзинку с фруктами, которую он оставлял на подоконнике. Максим решил их выследить.
Светящиеся зенки зверьков наполнили садик. Еноты ощерились, когда он стал их отгонять. Макс вдруг беспомощно подумал: хорошо, что нет с ним детейони непременно бы захотели поиграть с енотами.
Он снова наслаждался городом. Каждый день ходил смотреть на самый красивый в мире мост. Выгнутый меж берегов, он летел на две мили и в тумане усеивался желтым ожерельем сочащихся фонарей; казалось, что дорожное полотно и суриковые тяги уходят в никуда, в бездну пролива. Еще ему нравилось пройтись туннелем под парком Presidio и поймать при выходе особенный ракурс. Максим с наслаждением ждал обеденного времени и шел на улицу Clement, где в маленьких ресторанчиках были сосредоточены все виды восточных кухонь. Много времени проводил на Haight-Ashbury, своеобразном богемном базаре: обходил один за другим музыкальные и книжные магазины и особенно увлекся комиссионками, где продавались старые пластинки. Было забавно стать обладателем того, что в детстве было больше, чем Джомолунгма, например, пластинки Abbey Road.
По вечерам он торчал в кальянной на бульваре Попрошаек. В ней полутемный, заволоченный сливовым дымом воздух, размешиваемый сонными лопастями вентиляторов, скрывал топчаны, устланные коврами, на которых мирно читал или беседовал хипповый люд. Здесь ему нравилось устроиться полулежа с «Нью-Йоркером» на пару часов, за которые он успевал выпить бадейку капучино и съесть несколько миндальных сухариков. В один из дождливых вечеров, когда низины меж городских холмов заполнялись реками тумана, он познакомился в кальянной с Викой. Порывистая, неврастеничная, то самовлюбленная, то кроткая, эта питерская хипповая девица третий год подвисала в здешнем раю. Они сошлись не сразу; Вика любила поболтать с ним, съездить на океан, погулять, но отстранялась, когда он обнимал ее, чтобы поцеловать, говоря: «Что за детский сад. Крепитесь!» Что-то произошло, когда она услышала у него в машине Стива РайхаDifferent Trains. В основе этой пьесы лежат музыкальные рефрены отдельных фраз: какой-то старик вспоминает, как в детстве, еще до войны, после развода родителей, бабушка возила его от отца к материиз Чикаго в Нью-Йорк и обратно; вся многострунная пьеса пронизана гудками локомотивов и вторит стуку колес. Вика послушала и пробормотала: «Я знаю эту вещь, я знаю наизусть все фразы оттуда, вот послушай:
АМЕРИКА ДО ВОЙНЫ
из Чикаго в Нью-Йорк
один из самых быстрых поездов
лучший поезд из Нью-Йорка
из Нью-Йорка в Лос-Анджелес
каждый раз другой поезд
из Чикаго в Нью-Йорк
в 1939
1940
1941
1941 так или иначе должен был случиться
ЕВРОПА ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ
1940
на мой день рождения
немцы пришли
немцы вторглись в Голландию
я был во втором классе
у меня был учитель
очень высокий человек с зачесанными гладко волосами
Он сказал: «Черные толпы евреев вторглись в наши земли много лет назад»
и уставился прямо на меня
не стало больше школы
вы должны покинуть страну
и она сказала: «Быстро, быстро, сюда!»
и он сказал: «Замри, не дыши!»
в эти вагоны для перевозки скота
в течение четырех дней и четырех ночей
и затем мы погрузились в эти странно звучащие имена
польские имена
множество теплушек там
все они были забиты людскими телами
они побрили нас
и вытатуировали номера на наших руках
пламя и дым возносились в небо
ПОСЛЕ ВОЙНЫ
и война закончилась
Вы уверены?
война закончилась
едем в Америку
в Лос-Анджелес
в Нью-Йорк
из Нью-Йорка в Лос-Анджелес
один из самых быстрых поездов
но к нынешнему времени все они ушли
Там была одна девушка, с прекрасным голосом
и немцы обожали слушать пение
и когда она прекратила петь, они зааплодировали и стали кричать: «Еще! Еще!»
Так вот, я как раз и напоминаю иногда себе ту девочку, что пела для немцев, сказала Вика, и глаза ее наполнились слезами. Максим обнял ее, и она не отстранилась, впервые. Вика носила длинные, расшитые индейскими фигурами Наска юбки, постоянно меняла (поскольку сама плела) различные фенечкииз нитей и кожаных шнурков, одаривала ими Максима, и работала продавцом в магазине одежды на улице Кастро. Когда Макс заходил за ней, она непременно старалась его приодеть, и он не особенно сопротивлялся, потому что Вике с этого тоже была польза в виде комиссионныхпокупал то джинсы, то майку, то рубашку.
Чтобы всегда быть за рулем и тем самым блокировать желание выпить, да и чтобы узнать получше город, Максим придумал развозить пиццу. А выпить ему хотелось страстно. Иногда его трясло и ломало, и по ночам он просыпался от ужаса, что все-таки сорвался и выпил. Он вскакивал и не сразу мог прийти в себя, но, когда понимал, что падение случилось во сне, с облегчением мгновенно засыпал. Один раз он учуял запах перегара, шедший из его собственного рта. Тогда он перепугался не на шутку. Утром пошел к наркологу. Тот посоветовал ему все-таки лечь в реабилитационную клинику и сообщил, что науке известны случаи, когда организм алкоголика, пребывающего в состоянии воздержания, самостоятельно повышал содержание спиртов в крови с помощью какого-то замысловатого механизма работы ферментов.