Больше всего мне хочется сплюнуть ему под ноги, но я отсчитываю деньги и отворачиваюсь. Беру Хуана за плечо и увожу прочь.
Никто не смотрел, Анхела, клянусь! Этот кусок лежал на самом виду, а потом на меня как налетели!
Мой брат слишком наивен. Я только вздыхаю:
Обещай, если люди Рейеса меня заберут, никак не мстить. Поклянись мне, Хуан.
Его глаза зло сверкают, хотя у брата действительно сломан мизинец, а на теле и щеке синяки.
Никогда.
Нет. Поклянись. Рано или поздно он меня выпустит. А тебе надо заботиться о младших и вести хозяйство, пока не вернутся родители. На кого ты все бросишь? Тебя же просто пристрелят!
Хорошо, Хуан нехотя выдыхает: Клянусь.
Мы оба уже не верим в лучшее. Вопрос, как быстро люди Рейеса придут за мной, идет на часы.
Когда они появляются в конце улицы прямо за нашими спинами, я сую Хуану в руки оставшиеся деньги и шепчу:
Беги. Ты знаешь, что делать. И помни: ты мне поклялся.
***
ДИЕГО
Ненавижу слабость.
Люди привели мне новую чику. Говорят, ее продал какой-то недоносок за двадцать кусков.
Дебил. Она ему не дочь, не сестра, никто. Дебил не понимает, что я найду его и прирежу, потому что кто он такой? Дерьмо думает, что угодило мне?
Считает, что хорошо знает Диего Рейеса и мечтает стать моим личным сутенером? Идиот.
Найдите этого ублюдка и приведите сюда.
Мои люди понимают приказ без пояснений. Когда дело касается новой сучки, они чуть ли не на цыпочках ходят, чтобы меня ублажить.
Потому что пока у меня есть новая, не ломанная сучка, я добрый. Никого почти не трогаю. Кроме вот ублюдка, который вообразил, что лучше всех знает Диего Рейеса.
Я смотрю в экран. Камера установлена в купальне.
Я живу в этом городе, где жили мои родители и все наши предки не потому, что он такой охеренный. Просто я чту традиции. В городе ни у кого ни гроша, зато много земли вокруг, где растет то, что я считаю нужным.
А чика ничего. Годная.
Годится выебать и спереди, и сзади. Есть, за что подержаться, но еще не жирная.
Рамос. Узнай, сколько цыпе лет.
Я отдаю распоряжение своему человеку по мобильнику. Наверняка эта девка давно шлюха.
То, что мне про нее сказали, на то и тянет. Но я все равно ее выебу, потому что вижу то, что заводит меня больше всего на свете.
Вкус, мать его, к жизни. Блеск в глазах. То, как эта чика подбородок держит.
Самая гордая, да?
Отлично.
Рамос. Как ее зовут?
Девка уже ведет себя не как все. Обычно, когда мои люди приводят девок в купальню, а это каменная кишка с бассейном прямо в полу, девки очень скоро начинают ссаться под себя.
Натурально.
Я разрешаю парням немного их потолкать и немного грязно поскалиться. И все, дело сделано. Как только чика соглашается раздеться, парней ветром сдувает.
Дальше видеть девку могу только я и мои служанки.
Ах ты ж не только гордая, но и бессмертная?
Грязных я не ебу. Противно. Мало ли в каких вшах она там копалась.
Рамос. Твою мать. Ну что там?
Выясняется, что девка не только возраст говорить не хочет, но и имя. Точно бессмертная.
Понимает, что ли, что парням ее лапать не положено. Максимум в бассейн спихнут. А там она еще башкой приложится. И все. Нет девки.
Ее пихают, а она только к бассейну отступает. А бортики там скользкие.
Рамос. Все пошли вон. Пришли Франциску, пусть вымоет эту девку. Раны, если есть, пусть ей обработает.
Ты меня зацепила, безымянная чика. Сдохнуть не дам, не надейся.
Зато мы с тобой поиграем.
Францискасамая тихая и смирная из моих служанок. Посмотрим, как ты будешь с ней обращаться.
Я по привычке хочу закурить, но недавно решил бросить. И похер, кто что об этом думает.
Когда парни уходят, в глазах этой чики нет облегчения. Нет страха. Одна пустота и еле уловимая улыбка на полных губах.
Ну, сучка, думаешь, меня сделала?
Я хватаю бутылку и чуть не отпиваю коньяк прямо из горла. Нервы ни к черту, Диего, да? Из-за необычной шлюхи?
Наливаю на два пальца в стакан и покачиваю его в руке.
Что ты еще выкинешь, шлюха?
Францискасестра Рамоса, и ее я никогда не трогал. Но держится она, как сломанная. Плечи опущены, глаза в пол. А эта сучка на ее фоне, как королева.
Даже отсюда видно, что все колени в земле, с поля ее вытащили, а выглядит, будто ей тут все должны.
Франциска принесла полотенца, кувшинчики и явно что-то ей терпеливо объясняет.
Валяй, объясняй. Я пока не ставил сроки. Не нужна мне эта блохастая сюда немедленно. За ней забавно наблюдать.
Чика слушает Франциску без выражения. Но внезапно кивает. Решила стать сговорчивее? Или Франциска на жалость надавила? Мол, если не послушаешься, меня тут за дверью выебут и высушат?
Плевать. Мое терпение на исходе.
Член давно стоит колом. Сразу встал, как я эту чику увидел. Она аппетитная.
Я, блять, бываю непоследовательным. Пытаюсь с этим бороться, но пока работает только с курением.
А чика начинает раздеваться. Как будто знает, что я за ней смотрю. Или не знает, но руки у нее не дрожат. Медленно кофточку расстегивает. Пуговка за пуговкой. Так, что до боли в яйцах хочется рвануть эту ткань, чтоб треснула, а пуговицы к хренам разлетелись.
Кофту она аккуратно расправляет и кладет на табуретку. Бережливая, значит. Можно припугнуть, что сожгу дом ее семьи.
А под кофтойя едва не вою от разочарованиялифчик.
Нет, в лифчике купаться нельзя. Не прокатит. Это Франциска тебе объяснит.
Лифчик самый простой, а у меня стоит так, как не стоял на элитное белье. Ничего. Я скоро буду в тебе, сучка. Попробую тебя и в рот, и между грудей.
Поммм. Поммм. Мать честная. Они стоячие. Обе не меньше четверки. При стройной талии это смотрится охеренно.
Кожа ровная, без отметин. Соски темно-коричневые, довольно крупные. Все свое, натуральное, конечно же.
Потому я и живу в этом городе. В столице давно нет таких шлюх.
Давай, снимай эту уродливую юбку. Покажи, что у тебя под ней.
Я ловлю себя на том, что почти не дышу.
Ты ответишь за это, сучка.
Юбка ползет с бедер, а я впиваюсь взглядом в ее трусики. Простые, белые, без изысков. Охеренно сочетающиеся с ее смугловатой кожей.
В предках у девки явно благородная кровь. Она в общем скорее светлая. И черты лица правильные.
А у меня вся кровь в паху. Уже время не секу, сколько чика вот так издевательски медленно раздевается.
Юбка, наконец, аккуратно ложится поверх прочего тряпья, и чика берется за трусики.
Ну. Давай. Покажи, что там у тебя.
Я машинально выпиваю весь стакан залпом.
И залипаю в экран, глядя на черный треугольник курчавых волос между ее ног. Едва не рычу от бешенства.
Хочу эту девку сюда немедленно.
Но нельзя. Пока ее не помоют, нельзя никому показывать, насколько она меня завела.
Потом, в моих комнатах, можно все. А пока только ждать, стиснув зубы.
Хорошо, никто не ворвется сюда, кроме смертников. Умные стоят за дверью по стойке смирно. Ждут звон колокольчика.
Мне нравятся некоторые старинные порядки.
Мыться чика решает сама. Явно отказывается от помощи Франциски. Черные волосы разметались по плечам, а я уже вижу их поверх подушки. Хотя, блять, эту девку лучше выебать прямо на полу, чтобы знала свое место.
На подушках потом, если заслужит.
Она уже заслужила ад на земле за то, что пусть и ненадолго, урывками отключает мне голову.
Я наливаю себе еще коньяка и смотрю, как девка моется. Старательно моется. Качественно.
Неужели опять решила меня развести и помыться за мой счет? Дома небось в навозе ходит. А тут и не знает, сколько стоят все эти бутылочки, даже если грамотная.
А она наверняка грамотная. Ну, тем для нее хуже.
А я уже не думаю. Я просто смотрю, как она намыливается. Как поливает себя из крана и ковшика водой. Как черные пряди прилипают к важной горячей коже, будто эта шлюха только что после охеренно жаркого секса.
Все движения неторопливые, размеренные, уверенные. Будто чика на дорогом курорте, который она даже по телевизору не видала.
Блять. Она и впрямь бессмертная. Не представляет, что бывает с теми, кто настолько меня завел.
Хотя «настолько» не было уже лет десять. Вру, лет семь.
Ничего, сучка. Бесконечно ты не сможешь мыться. Сейчас завернешься в полотенчико и вся такая распаренная придешь ко мне.
В горячие и абсолютно не нежные объятия.
Коридор из купальни ведет прямо в «гостевую спальню», где я по первости ебу всех девок.