Стой, дурак! приказала она. У нас беда стряслась.
Что за беда?
Стой, говорю. С Глафиройбеда.
С кем?! Да что ты молчишь?! Говори внятно!
Саня, ее больше нет.
Какнет? Гденет? Так он
Санька чуть было не выпалил: так он, проклятый риваль, увез ее прямо из театра, не заезжая к ней домой? Но удержался.
Ты знаешь, кто он? быстро спросила Федька. Коли знаешьбеги в дирекцию, говори! Там сейчас полицейские сыщики сидят, всех по очереди вызывают! Да беги же! Все расскажешь и оправдаешься!
И ее рябое лицо преобразила радостная улыбка.
Погоди, погоди до Саньки стало доходить, что они с Федькой имеют в виду не одно и то же. В чем мне оправдыватьсяя же ее не увозил! Или
Саня
ЧтоСаня?
Ее больше нет. Ее утром мертвую подняли.
Что ты врешь!
Ей-богу! За расписным задником, знаешь, где колесница Аполлона. Ее шнурком удавили. А рядом твоя маска валялась.
Этого было слишком много для быстрого понимания.
Плотники пришли глуар чинить, там золоченое крыло отвалилось, и на нее наткнулись.
Какой Аполлон, какой глуар?.. бормотал Санька.
Я тебя нарочно ждалаперехватить. Они там, в дирекции, думаютэто ты
Я? Чтоя?..
Ну, ты все же знают
Я ее не увозил, сказал Санька. Некий умозрительный человек, (а, может, ангел-хранитель) засел в голове и твердил: Глафиру увезли, оттого дирекция послала за полицейскими, слыханное ли делопохитить первую дансерку А все дурное этот ангел отметал в сторону белым крыломили же умозрительный человек отмахивался, как от осы то-то радости было, когда на театральном чердаке отыскали осенью осиное гнездо
Санька, ты что, не разумеешь?
Нет да
Глафира не могла умереть. Ведь столько было наобещано Санькиными страстными мечтами! Все могло переменитьсяс любовником поссорилась, на обожателя обратила внимание, и не век же ему торчать в береговой страже, ему всего двадцать лет, еще немногои все было бы позволено!
Санька разрыдался, как малое дитя. Он отпихнул Федьку, что кинулась утешать, и выскочил на улицу. Обида заполнила, как вскипающее молоко. За то, что Глафира дважды оставила его, за то, что лишила надежды навекии все мечты недействительны
Саньку обокрали. И он оплакивал кражу с яростью трехлетнего дитяти. Федька выскочила следом, но подойти не решалась. Глафиру она недолюбливалаи из-за Саньки, и потому, что виделаизящная дансерка навела на всех какой-то морок, и ей прощают танцевальные оплошности из-за непобедимого обаяния; Федька же, недавно сделавшая в зале при свидетелях безупречный пируэт «алескон» в два оборота, никому не нужнанет в ней обаяния, лишь одна рябая рожа. И вот сейчас на душе понемногу воцарялась радость: Санька нуждался в ее помощи! Не в маленьких подарках или повседневной опеке, а в настоящей помощи.
Что Федьке известно про это дело? Она утром прибежала одна из первых и пошла в зал, чтобы до прихода товарок разогреть ноги. Степан Афанасьевич уже растопил печку подсохшими за ночь дровами и принес новую охапкучтобы сохли потихоньку. Федька поздоровалась и стала в одиночестве потихоньку заниматься, вводить себя в то состояние, когда правильные четкие движения стоп доставляют радость. Степан Афанасьевич пошел разносить дрова по уборным. Вдруг Федька услышала грохот. Она испугаласьне сорвался ли старик с лестницы вместе с дровами. Выскочив, услышала внизу шум. Спустившись на пролет, увидела и разбросанные дрова, и остолбеневшего истопника, и свою подружку Малашу, сидящую на ступеньках и рыдающую.
Уразумев, что произошло, Федька прежде всего забеспокоиласькаково переживет беду влюбленный Санька. Она решила встретить его на подступах к театру и осторожно подготовить к дурному известию, но, к счастью, не успела убежатьее схватил за руку Васька-Бес, тоже приходивший довольно рано, и спросил о маске.
Васька знал, что Федька влюблена в Румянцева, и дай волюбудет штопать ему чулки. Видел также, как она недавно возилась с Санькиной адской маской, подгоняя ее, и хотел узнатьесть на ней хоть какие-то метки? Она действительно была помечена изнутри двумя буквами: «АР».
Слава богу! воскликнул Васька. Так я и думал! Так бы нас всех трясти принялись, а теперь ясно, кто ее там обронил!
И что, прямо у тела? спросила изумленная Федька.
Возле юбок, Царствие Глафире Небесное. Надо ж таким олухом быть
Он ее не убивал! Зачем ему?
А не знаю! Мало ли что промеж них вышло.
Ничего промеж них не было!
Будет врать-то! Допрыгался наш голубчик. Мы-то думалине с ума ли спрыгнул, смотрел на нее, как бешеный, пропал после представления, костюма не сдал, а он, вишь, Глафиру выслеживать побежал.
Тут Федька возразить не моглапро Санькин побег из театра в танцевальном костюме она не знала.
Потом прибежали из дирекции. Отвели ее в комнату, где сидели два полицейских сыщика, и она поклялась, что в последний раз видела Глафиру после представления, когда публика уже разошлась. Дансерка навестила кого-то из зрителей в ложе и шла в свою уборную. Федька же задержалась на сценеискала потерянный во время танца кусок цветочной гирлянды с юбки, кто-то его отпихнул ногой, чтобы не помять, и куда он улетелневедомо, а наряд сдавать костюмерам, и он должен быть цел.
Стало быть, четверть часа спустя после окончания она была жива? уточнил полицейский чин. А как она шла в уборную?
Она была в ложе на мужской стороне, честно ответила Федька, а на женскую сторону удобнее всего перебежать по сцене.
Вот тогда-то ее и подкараулили, беднягу. А где в ту пору был Румянцев?
Не знаю
Ей бы совратьждал у лестницы, но ложь не сразу пришла Федьке на ума лишь когда ее выпроводили из комнаты.
Так получалось, что до определенного момента Глафиру видели в театре живой. А потом, уже утром, нашли мертвой. А Саньку не видели после его бешеного бегства вообще. Просто не поняли, куда он подевался. Про его любовь слухи ходили, Глафирина неприступность могла бы и ангела довести до безумства. И эти взоры, которые, оказывается, всеми замечены И эта проклятая маска
Все было ужасно и непонятно, однако для Федьки открывались такие возможности, что впору бежать в Божий храм ставить свечку во здравие тому, кто избавил театр от Глафиры.
Санька стоял лицом к стене, едва ли не упираясь лбом в холодный камень, и слезы потихоньку иссякали. Федька подошла со всей осторожностью, молча постояла рядом и дождалась, пока избранник души к ней повернулся.
Сань, ты где был после представления? Есть кто-то, кто тебя видел и мог бы сказать: да, с Румянцевым вместе ужинали?
Иди к черту
Федька не обиделасьона все понимала. Только поплотнее запахнулась в шубку. Ноги мерзлиона ждала избранника в танцевальных башмачках, в них и выскочила на снег. Но оставить его сейчас фигурантка не могла.
Она видела любимый профиль, который уже наловчилась рисовать на затуманенном стекле: нос с заметной горбинкой, чуть более обычного выдающиеся вперед губыесли смотреть спереди, то очень красивого рисунка, и изящный подбородок, и чуть более глубоко посаженные, чем у греческих аполлонов, глазавот только длинные ресницы, на которых под солнечным лучом появлялись золотые точки, палец изобразить не мог.
Ты пока побудь здесь, встань вон там, за углом, а я схожу узнаю, что у нас делается, сказала Федька, и он послушался.
Поблагодарить ее за заботу ему и на ум не взошло. Она не обиделосьясно же, что не до любезностей.
В театре фигурантка пошла смотреть то место, где нашли мертвую Глафиру. Она полагала увидеть там по меньшей мере половину труппыи оперных, и балетных, и музыкантов. Тело уже убрали, но знатоки показывали, как именно оно лежало и где была румянцевская маска.
Это точно он! Я давно приметил, что-то неладное задумал, такую речь держал Трофим Шляпкин. Уж как он ее всюду высматривал! А ей-то на него начхать! Так ему и объявила: мне на тебя, вертопраха сопливого, начхать! Ну а кто ж такое стерпит! Он тогда и опомнился, как она уж мертвая лежала!
Она ему это раньше сказалаа он терпел, терпел, а как занавес упалускакал, как ошпаренный! За шнурком побежал, не иначе, возражал Сенька. Что бы ему не дурью маяться, а посвататься к какой горячей вдовушке? И горя бы не знал! А первая-то дансеркане про него, нищеброда!