Галина ЧередийБирюк
Бирюк 1. Волк-одиночка (обл.). 2. перен. Нелюдимый и угрюмый человек (разг.) (Толковый словарь русского языка. С.И. Ожегов)
Глава 1
Они работают как надо? Уверена? повертела я в подрагивающих руках прозрачный пакетик с десятком голубых таблеток, если честно, адски напуганная этим ужасным чувством жадного предвкушения внутри. Прошлые не особо-то действовали.
Да ладно? А на тебя глянув, я бы так не сказала, ухмыльнулась Милана, оглядев меня с ног до головы. По мне, так ты десяток кэгэ скинула с прошлой нашей встречи.
Но этого недостаточно! буркнула я, впихивая ей в ладонь пару крупных купюр.
Ты смотри, чтобы перебора не было, покачала она головой. Знаешь, бывают же вещи, которых просто невозможно достигнуть.
Намекаешь, что я родилась жирной коровой и другой быть мне не вариант? вспыхнула я моментально.
Легко умничать, когда сама без труда выглядишь как недостижимый идеал. Идеал для моего Гошки, а значит, и для меня. Потому что черта с два я сдамся и смирюсь с тем, что стану уже совершенно нежеланна для любимого мужчины.
Эй, не психуй! отступила на всякий случай Милана. Чтобы ты знала, повышенная раздражительностьпобочка у всех этих пилюль. Не безопасные они ни хрена. Так что башкой подумай, стоит ли из-за мужика
Из-за мужика не стоит! оборвала ее я. А для мужа законногода.
Как знаешь, пожала она острыми плечами, заставляя меня давиться от зависти при взгляде на ее выпирающие, обтянутые только тонкой кожей ключицы. На таких вот остреньких углах и зависал мой муж, я видела, хоть он и думал, что не замечаю. У меня-то там м-да. Но я бы не стала. Ни за что.
Просто мужчина тот самый не попался еще тебе, отшутилась я уже ей в спину.
Оставшись ненадолго в туалете кафе в одиночестве, уставилась в изрядно заляпанное посетителями зеркало, офигевая от вида своих расширенных зрачков и позволяя себе в полной мере осознать, как же я дико устала от всего. От этой вечной гонки за стройностью, в которой мне все не удавалось победить. От выжимания себя чуть не досуха на тренажерах, что не только было призвано добиться желанных форм, а точнее, их отсутствия, но и изгоняло эту зудящую непрерывно в последнее время неудовлетворенность, тоску по другой усталости, которая и не усталость вовсе, а сытая истома поющего после наслаждения тела. От боли в суставах и мышцах, что поселилась во мне и отпускала только после очередной чудо-пилюли. И душевная боль от того, что все время ловила Гошку за пристальным рассматриванием какой-нибудь суперстройняшки, которая изящнее, моложе, изысканней меня, тоже уходила с этим, как и голод с изнеможением. Открыла кран, вытрясла один голубой кругляш и запила его, запрокидывая голову, отдающей хлором водой.
Вернувшись за столик, Милану уже не застала и сама засобиралась поскорее из этого месторождения еды, что имеет неизбежное свойство цепляться на мои бедра и талию, тормозя на пути к мечте. При выходе на еще холодный по весне воздух меня сильно шатнуло, и только придержавший за локоть случайный прохожий не дал упасть. Извинившись, я заторопилась к машине. Надо заехать навестить отца. Еще одно ежедневное неизбежное испытание. Я его, конечно, безумно люблю, но в последнее время папа становится все невыносимее. Болезнь так сказывается, что ли? Или это просто уже возраст? Но при каждой встрече он буквально изводит меня одним и тем же.
Господи, Алька, да ты все зеленее и зеленее! возмутился он вместо приветствия, сурово сдвинув седые брови.
Привет, пап, как ты сегодня? будто и не замечая этого, поздоровалась я. По дороге в больницу меня уже изрядно попустило. Настолько, что могла улыбнуться ему, делая вид, что не знаю, как все пойдет дальше. Как всегда.
Смотреть на него, полусидящего на кровати в больничной, хоть вип-класса, но все равно наполненной аурой безысходности палате, с вечными капельницами и пикающими приборамисамо по себе испытание. Чего уж говорить о споре с ним таким.
Я сегодня так же, как и вчера. Умираю потихоньку, огрызнулся он. А вот ты, смотрю, решила тоже на тот свет отправиться.
Ну пап! вздохнула я, закатывая глаза и чувствуя при этом легкое головокружение.
Что ты мне «папкаешь»?! раздраженно продолжил он. Ты себя в зеркале видела? Прозрачная почти и костями гремишь.
Все я видела.
Что, нравишься себе такой? Как смерть, ей-богу!
Все со мной в порядке, стремительно теряя терпение и подаренное препаратом хоть ненадолго чувство физического комфорта, отмахнулась я. Быть стройнымпризнак здоровья, и это красиво.
Алька, красивоэто когда от природы уродилась доска доской, и то на любителя. А ты у меня не той породы, ясно?! И этому своему альфонсику так и передай! Не прекратит тебе голову всякой херней с этим похудением забивать, я и из могилы встану и башку ему откручу!
Да хватит, папа! впервые в жизни я позволила себе заорать на него. Прекрати во всем обвинять Гошу! И называть его так не смей! Их семья
Ой, да знаю я все про их семью и про пыль, что эти голозадые всем в глаза пускать привыкли! скривился он пренебрежительно. И кого ж мне еще винить? До его появления ты у меня была нормальной девчонкой, здоровой, а не вот этим суповым набором! Ты посмотри, как из концлагеря уже! Вены просвечивают, глаза запали, руки-ноги что те палки стали, кости скоро кожу прорвут! Кончай мне это!
Его приборы заверещали, в палату торопливо вошла медсестра, начав что-то говорить про беспокойство больного, и я уже подскочила, торопясь уйти.
А ну стой, Алька! громыхнул отец, отмахнувшись от медработницы. Я тебе на полном серьезе говорю: не прекратишь угождать этому своему гаденышу мужу и гробить себя, я тебя в клинику запру, а ему такого поджопника отвешухрен когда увидишь его.
Что же ты все время лезешь к нам, пап?! не выдержав, взорвалась я. Не понимаешь, что ли, что не заставляет он меня, я сама все, сама! Я хочу быть привлекательной для него!
Дура! Ты жена ему законная, и от тебя он никуда не денется! Не от моих денег за тобой уж точно.
Господи, как тошно уже от этого! Мало того, что всю жизнь я жила с пониманием, что за этими его проклятущими влиянием и деньгами меня никто не видит. Вечно как в какой-то зоне отчуждения. Естественно, кто же сунется даже с обычным флиртом к единственной дочери долбаного Стального короля, зная его нрав крутой и замашки едва ли не бандитские! Только смертник какой, ведь если что не по еговсе, ищи потом человека. Гошка вон только и решился, с ним хоть узнала, как женщиной себя чувствовать, и то отец над нами вечно коршуном нависал, пока не плюнули и не уехали на съемную квартиру.
Да плевал Гоша на деньги твои! Он меня не за них полюбил.
Если не за них и если полюбил, то чего тебе тогда морочиться и себя пытать, а? Живи себе спокойно, детей роди, коли муж хороший да любит. Вон, твоя мать никакой дурью не страдала. Знала, что люблю, и не дергалась.
У меня аж в глазах потемнело. Ведь это как раз их родительский пример мне дышать нормально временами не дает.
Знала, да? И о том, что ты по выходным за городом с девками отдыхаешь, она тоже, между прочим, знала и рыдала ночами, да только тебе никогда и слова не говорила. А и сказала бы ты же
Да ты не твое этосхватился за грудь отец и отвернулся, а мне стало стыдно за себя и страшно за него.
Прости, папрванулась к нему, но он рубанул ребром ладони по воздуху, будто проводя между нами непреодолимую черту.
Твоя мать, Алька, была золото, а не женщина, ей равных нет и не будет, прохрипел он. А ты бы с нее пример брала. Она знала, что девки эти все у меняпустое, что я ее и всегда буду. Семья у нас была, а остальноепшик один. И если твой Гоша тебя любит, как говоришь, и ты с этим смирись.
Не хочу! Не буду, пап! вскочив, я пошла на выход. Я терпеть, молча рыдать и сгореть раньше времени, как мать, не хочу!
Мой муж должен во мне не только жену, дом, очаг видеть. Я желанной быть ему хочу. Как вначале. И ради этого все сделаю.
Меня трясло и пошатывало, пока я шла к машине, желудок превратился в обжигающую черную дыру, и я понимала, что избежать худшего не удастся. Мои нервы сейчас были разорваны в хлам, остановиться я не смогу, даже зная, что только сделаю себе же хуже.