Оно работает сегодня, руководство?
– Господин директор работает ежедневно двадцать четыре часа в сутки без выходных и отпусков! – сообщил робот с затаенной гордостью. – Но сейчас у него важный телеразговор. Он длится уже третий час и может затянуться еще надолго.
– Ничего, мы подождем.
– Пройдите в приемную. – Робот приглашающе махнул рукой и указал на лестницу.
Кеша и Богдамир поднялись на второй этаж и оказались в приемной.
Приемная была декорирована шикарно – плакатами и транспарантами. В углу стояла банкетка из натурального пластика, а рядом журнальный столик, где лежала стопка помятых фототаблоидов, здоровенная книга в алом переплете, а рядом такая же, только совсем крошечная – она напоминала брелок для ключей. Когда Хома приблизил свою теплую руку, глубокое золотое тиснение на обложке оказалось неплохо различимо в инфракрасном свете. Поэтому Хома прочел то же, что и Кеша. Надпись на большой книге гласила: "Красная книга: редкие и вымирающие животные и растения". На крохотной: "Красненькая книжечка: редкие и вымирающие бациллы и вирусы".
Дверь кабинета была плотно закрыта, но отчетливо доносились яростные крики. Без всяких сомнений, телеразговор там шел полным ходом.
Чтобы скоротать время Кеша принялся читать вслух сообщения на доске объявлений "Наши достижения за минувший год". Читал он их ехидно и слегка похохатывал, хлопая себя крыльями по бокам:
"Ура, победа! Не прошло и восемнадцати лет, и дело выиграно: указом Медузинского районного суда прекращена дачная застройка на планетах Малой Медузы!"
"Преступному засорению – НЕТ! Собрано 200 тысяч подписей жителей Земли против засорения радиоэфира передачами, переговорами и сигналами!"
"Врага знать в юридическое лицо! Издан полный справочник комбинатов, продолжающих выращивать в неволе, а затем убивать живые растения для производства продуктов питания!"
"Они тоже имеют право жить! Проведена акция протеста против использования антибиотиков и обеззараживающих средств!"
А Богдамир прислушивался к шуму из-за двери. Оттуда все время доносился лишь один голос, высокий и истеричный:
– Сами вы токсичная мерзость! – орал истеричный высокий голос. – Сами вы черная гадость! Это люди – гадость! В сотый раз повторяю: если до пятницы администрация Тюменского заповедника не даст разрешение на захоронение, то мы оформляем документы в Международный экологический суд!
Обладателю истеричного голоса, похоже, пытались возражать, но он не реагировал и продолжал свое:
– Гадость?! – с отвращением произносил он. – Природа сама знает, что ей гадость, а что ей не гадость! Взял? Положь на место! Взял? Положь! Для чего-то же она там лежала миллионы лет?! Ась? Думаете, просто так? Вернуть все как было, да! – Он на секунду умолк, прислушиваясь к своему невидимому собеседнику. – Ничего не знаю! Мы синтезировали три миллиона барелей! Цистерны уже летят с Урана, и мы просто ее выльем сверху на заповедник, если вы не дадите захоронить как положено: и под землей на разной глубине, и на поверхности в лужицах. Все, как было при Ломоносове! Я сказал! Точка! Если что – встретимся в суде!
В кабинете что-то брякнулось со всей силы, и голос смолк. Зато начал раздаваться гулкий топот, словно по полу с размаху колотили утюгами.
– Что хотят, то и творят! – доносилось визгливое бормотание. – Что хотят, то и творят!
Хома решительно шагнул вперед, постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, распахнул ее. За дверью колыхалась зеленая занавеска гиперполя. Богдамир с Кешей шагнули сквозь нее и от неожиданности чуть не грохнулись на пол – гравитация в кабинете оказалась совсем не лунная, а даже намного больше земной.
Никакого видеотелефона тут не стояло.