Ксения ЛевонесоваПрорицатели. Кольцо желаний
Глава 1
Несколько лет назад я измерила расстояние от ванной до моей кровати. Получилось одиннадцать шагов. Считала просто из интереса, решив вычислить площадь квартиры таким странным способом.
Когда я ослепла, вновь начала считать шаги. От кровати до ваннойдвадцать четыре, ведь шаги стали чуть меньше, осторожнее. От дверей дома до магазинатысяча пятьдесят три. Иногда, когда мама ведет меня чуть быстрее, шагов становится меньше на три десятка.
Мне говорят, что я должна интуитивно понимать, какое расстояние нужно пройти. У меня пока не получается, поэтому я считаю абсолютно все: шаги, поднимание ложки, пока ем суп, минуты, проведенные в одиночестве. С момента, когда я потеряла зрение, мой маленький мир превратился в череду чисел.
Десять ступеней в подъезде, одиннадцать шагов до папиной машины, двадцать три минуты до большого супермаркета. Туда мы ездим почти каждые выходные, чтобы закупить все необходимое на неделю вперед: два десятка яиц, три пакета молока, семь яблокпо одному на каждое утро. На кассе мы всегда ждем, когда аппарат продавщицы пропищит на каждый штрих-код. В прошлую субботу я насчитала пятьдесят семь «пиков». Потом мы дошли сорок восемь шагов до машины и вновь добрались до дома за двадцать три минуты. Удивительно, что каждый раз мы укладываемся в одно и то же время.
Привычка считать не дает сойти с ума. Врачи почти с детства говорили, что слепота неизбежна, что нужно к этому готовиться. Я кивала и была уверена, что они говорят не обо мне. Или обо мне, но заглядывают куда-то далеко в будущее, когда я буду седой старушкой у камина и зрение будет не таким необходимым.
Уже лет в тринадцать я поняла, что мой мир слишком быстро погружается в темноту. Толщина очков увеличивалась, лица друзей и родителей становились все более размытыми. В какой-то момент я поняла, что уже не могу читать. Вместо мамы по дому ходит какое-то белое облачко, а папа и вовсе сливается с серыми стенами. Я попросила родителей одеваться ярче, чтобы я могла находить их даже в толпе.
Теперь мне это не нужно: я никогда не оказываюсь одна. Когда выхожу на улицу, мама держит меня за руку. Папа тоже наверняка приглядывает.
Аврора, ты готова?
Ах да, лучше всего я различаю родителей по голосу. Вот сейчас меня позвала мама. У нее голос громкий, высокий. Наверное, она могла бы петь в опере, если бы ее не тошнило от классической музыки.
Милая, ты идешь? теперь голос приблизился. Я могу точно сказать расстояние до источника звука: пять шагов. Ровно столько от моей кровати до дверей, в которых стоит мама.
Конечно. Извини, я дочитываю книгу. Еще семь минут.
Я говорю «дочитываю» из принципа. Теперь мне остается только слушать аудиокниги. Это тяжело: интонация читающего никогда не совпадает с моим внутренним голосом, мозг отказывается его воспринимать. Вот и сейчас: последние полчаса я слушала «Евгения Онегина», но не поняла ни строчки. Опять отвлекалась.
Встала, положила руку на стену. Так удобнее идти. Наверное, от моих прикосновений в обоях однажды протрутся полосы, и по их толщине можно будет вычислить, куда я чаще всего хожу: от спальни до кухничасто, не меньше десятка раз за день; в ваннуюпоменьше, раза три. В спальню родителей я не заглядывала уже несколько недель. Даже не помню, сколько шагов до их кровати, где в детстве я так любила прыгать с подушкой наперевес.
Я готова, мам, дойдя до кухни, подаю голос.
Хорошо, одновременно ответили родители.
Здорово, что они понимают мою невысказанную просьбу. Каждый раз, появляясь в комнате, я говорю какую-нибудь ерунду: «я здесь», «что делаете?», «как дела?»
Каждый, кто находится в этой комнате, что-нибудь отвечает. Так я узнаю, кто там.
Нам обязательно ехать? неуверенно спрашиваю. Может, они еще передумают?
Мы же давно об этом договаривались! отозвался папа. Даже когда он пытается говорить нежно, получается возмущенно или даже грубо. Такой вот у него голос, как наждачная бумага.
Да, ты прав. Мне нужно общение с другими инвалидами, иначе съеду с катушек.
Наверняка они сейчас обменялись взглядами с выражением «опять дочь возмущается». Ну да, это стало моей второй натурой. Сложно, знаете ли, верить в радужный мир, если больше не можешь различать цвета.
Ладно, простите, я нащупала ногой стул и села. Просто папа сам сказал, что в этом реабилитационном центре одни старики.
Есть ребята и помоложе, вступилась мама.
О чем мне с ними говорить? Я помню, как приехала туда в прошлый раз. Меня посадили с какой-то теткой. Она спросила, как меня зовут и что я люблю. Я сказала, что обожаю зеленый цвет. А она даже не знает, что такое зеленый цвет и чем он отличается от розового! О чем с ней говорить?
Родители вздохнули в унисон. Конечно, им не понять меня. Кто-то из знакомых наплел им, что слепой девчонке полезно общаться с такими же, как она. Будто бы чужая жизнь должна стать для меня примером, что нельзя опускать руки.
Очнитесь! Я за несколько лет узнала, что скоро ослепну. С этой мыслью я успела переругаться, наплакаться и в конце концов смириться. Только вот родители не верят. Думаю, наверное, что я попытаюсь наложить на себя руки или еще что-нибудь. Ха! Не дождутся.
Аврора, если хочешь, можем не ездить, смиренно произнесла мама.
Правда?
Если ты думаешь, что тебе это не нужно
Ура! Пап, ты не против?
Мне захотелось обнять их обоих, но я только примерно знаю, где они сидят.
Раз уж мы все равно собрались, давайте куда-нибудь выберемся, предложил он.
Сегодня мой день! Мы выбрали поездку в торговый центр. Мама решила, что мне пора обновить гардероб. Говорит, за зиму я сильно вытянулась. Интересно, как я теперь выгляжу? Каждый раз, когда я пытаюсь вспомнить свое лицо, вижу только отдельные детали: губа с аккуратным шрамомеще в детстве укусила собака, когда я пыталась ее поцеловать. Нос с горбинкойстукнулась лет в десять, не заметив стену. Огромные ресницы, которым каждая знакомая женщина обязательно делает комплимент. Я свои ресницы терпеть не могу, в детстве даже обрезать хотела. Красивая рамка для невидящих глаз.
Обувь на плоской подошве, рюкзак за спиной, складная тросточка и темные очки. Так вот я выгляжу теперь.
Мам, а давай проколем мне бровь? предложила я, пока она обувалась.
Это еще зачем?
Ну, все запрещают детям прокалывать бровь, потому что от этого портится зрение. Но мне-то хуже уже не будет?
Будет, когда надеру тебе уши! Не говори ерунды, Аврора. Нечего носить железки на лице.
Самое грустное, что без ее ведома я даже сбежать и сделать пирсинг не могу. Или татуировку. Не то чтобы мне действительно этого хотелось, но грустно осознавать собственную ограниченность.
Ступеньки в подъезде, одиннадцать шагов до машины. Папа, как всегда, вышел пораньше и подогнал ее поближе к подъезду.
Шел дождь? спросила я.
Нет, но на небе тучи, ответила мама и распахнула дверь машины. Пришлось отпустить мамину руку и забраться в авто.
Запах дождя угадываю безошибочно, как и аромат зимы.
До магазина добрались быстро. Спросила у папывсего за тринадцать минут. К моей привычке все считать родители относятся снисходительно: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не повешалось.
Какие джинсы хочешь?
Черные.
Не удивлюсь, если мама давно покупает что-то на свой вкус, а цвет у меня спрашивает ради приличия. Однажды случится чудо, ко мне вернется зрение и я увижу свой гардероб: весь в розовых рюшечках и с платьишками в горошек. Фу!
Мы слонялись по торговому центру не меньше часа, изредка заходили в магазины, где приходилось что-то мерить. Шум меня забавляет. Быстрые шаги, рекламные слоганы, спокойная музыка, случайно услышанные фразочки. Мир вокруг живет!
Ты идиот! Просто подойти к нему сзади и вытащи омен из кармана. Ты вор или нет, почему я должна тебя учить?
Фраза, выхваченная из общего шума, заставила меня замереть. Мама, ведущая меня за руку, тоже остановилась.
Аврора, все нормально?
Да, просто учуяла вкусный запах.
Мы как раз возле фаст-фуда, хочешь что-нибудь?
Я кивнула. Ненавижу фаст-фуд, но если это поможет мне задержаться здесь