Неожиданно для себя миссис Уилкинс склонилась над столом.
Вы читаете о средневековом замке и глициниях? услышала она собственный голос.
Естественно, миссис Арбатнот была удивлена, но и вполовину не так сильно, как удивилась самой себе миссис Уилкинс.
Миссис Арбатнот прежде не замечала этой худенькой, немного нескладной особы в потрепанной одежде, которая сейчас уселась перед ней, с личиком в веснушках и огромными серыми глазами, почти спрятавшимися под несуразной мокрой шляпой, поэтому какое-то время просто молча на нее смотрела. Она действительно читала и о средневековом замке, и о глициниях, точнее, прочла десять минут назад, и все эти десять минут грезилао свете, цвете, аромате, мягком плеске волн среди нагретых солнцем скал
Почему вы спрашиваете? произнесла она печально-торжественным голосом, поскольку научилась разговаривать с бедняками (у них самих) голосом печально-торжественным и терпеливым.
Миссис Уилкинс залилась краской и казалась ужасно смущенной и перепуганной.
О только потому, что я тоже видела это объявление и подумала, что, может быть Подумала, что как-нибудь она запнулась.
Миссис Арбатнот, имевшая обыкновение распределять людей по спискам и категориям, по привычке размышляла, в какую категорию и под каким заголовком поместить миссис Уилкинс.
Я вас знаю, продолжала миссис Уилкинс, которая, как все стеснительные люди, начав говорить, остановиться уже не могла и при этом все больше и больше запугивала себя звуками собственного голоса, отдававшимися в ушах. Каждое воскресенье Я вижу вас каждое воскресенье в церкви
В церкви? эхом откликнулась миссис Арбатнот.
И оно выглядит так чудесноэто объявление о глициниях, и
Миссис Уилкинс, которой было как минимум лет тридцать, умолкла и принялась ерзать на стуле, как растерявшаяся неуклюжая школьница.
Все это выглядит так чудесно, выпалила она, особенно в такой ненастный день
И она уставилась на миссис Арбатнот глазами несчастной собаки.
«Бедняжка, подумала миссис Арбатнот, чья жизнь была посвящена тому, чтобы помогать и ободрять, ей нужен хороший совет».
И терпеливо приготовилась его дать.
Если вы видели меня в церкви, произнесла она ласково и участливо, то, полагаю, вы тоже живете в Хампстеде?
О да, сказала миссис Уилкинс. И, слегка поникнув головой на длинной стройной шее, как будто упоминание о Хампстеде пригибало ее к земле, повторила: О да.
И где же? осведомилась миссис Арбатнот, которая, вознамерившись дать совет, естественно, сперва хотела собрать как можно больше данных.
Но миссис Уилкинс, с нежностью положив руку на ту часть «Таймс», где было помещено объявление, как будто напечатанные слова были драгоценными, сказала только:
Наверное, вот почему это выглядит так чудесно.
Ну, я думаю, это чудесно в любом случае, сказала, забыв о сборе данных и еле слышно вздохнув, миссис Арбатнот.
Значит, вы его прочитали?
Да, ответила миссис Арбатнот, и ее глаза снова приняли мечтательное выражение.
Разве это не было бы замечательно? пробормотала миссис Уилкинс.
Замечательно, согласилась миссис Арбатнот. На ее лицо, мгновение назад такое вдохновенное, снова легло терпеливое выражение. Но как бы замечательно и прекрасно это ни было, нет никакого смысла тратить время на размышления о подобных вещах.
О, это не так, горячо возразила миссис Уилкинс, что было удивительно, потому что ответ никак не гармонировал с ее обликомзаурядными пальто и юбкой, скукоженной шляпой, выбивавшимися из-под нее волосами. Даже помечтать о таком приятноведь это так отличается от Хампстеда, и иногда я верю, правда верю, что когда о чем-то много думаешь, все получается.
Миссис Арбатнот терпеливо ее разглядывала. К какой же категории ее отнести, если вообще стоит относить куда-то?
Может быть, сказала она, слегка наклонившись вперед, вы бы представились? Если уж мы станем друзьями, и она улыбнулась своей печальной улыбкой, а я на это надеюсь, то лучше начать с самого начала.
О да, вы так добры. Меня зовут миссис Уилкинс, сказала миссис Уилкинс и, поскольку миссис Арбатнот ничего на это не ответила, добавила, покраснев: Не думаю, что это вам о чем-нибудь говорит. Порой Порой это и мне ни о чем не говорит. Тем не менее, и она оглянулась, словно прося о помощи, я миссис Уилкинс.
Ей не нравилось собственное имя. Это было ничтожное, невыразительное имя, да еще с каким-то дурацким вывертом на конце, как хвостик у мопса. Но уж таким оно было, это имя. И ничего с этим было не поделать. Уилкинс она была и Уилкинс останется, и, хотя мужу нравилось, когда она называла себя миссис Меллерш Уилкинс, делала она это, только когда супруг был поблизости, потому что считала, что от «Меллерш» звучание «Уилкинс» становилось только хуже, подобно тому, как надпись «Чатсуорт»на воротах подчеркивает статус виллы, но только в обратном смысле.
Когда он впервые объявил, что ей следовало бы добавлять «Меллерш», она возразила, приведя в качестве аргумента сравнение с виллой, и после паузыМеллерш был до такой степени благоразумен, что перед каждой своей репликой делал паузу, во время которой, казалось, снимал и откладывал в папочку точную мысленную копию того, что собирался сказать, он с явным неудовольствием произнес: «Но я ведь не вилла» и посмотрел на нее с видом человека, который, возможно, уже в сотый раз понадеялся, что женился все-таки не на последней дурочке.
Конечно же, он не вилла, поспешила заверить его миссис Уилкинс, она никогда и не думала, что он вилла, ей и в голову такое прийти не могло Она просто подумала
Чем сумбурнее становились ее объяснения, тем серьезнее задумывался Меллерша мысли эти были слишком хорошо ему знакомы, поскольку к этому моменту он пробыл мужем уже два годачто он все-таки мог жениться на дурочке, хотя вряд ли В результате они поссорились, и надолго, если можно назвать ссорой полное достоинства молчание одной стороны и искренние извинения другой: нет, нет, миссис Уилкинс не имела намерения сказать, что мистер Уилкинсвилла.
«Полагаю, подумала она, когда прошло довольно много времени и ссора наконец завершилась, что повод для ссоры найдется всегда, если люди ни на день не расстаются целых два года. Что требуется нам обоим, так это отпуск».
Мой муж, продолжала она просвещать миссис Арбатнот, адвокат. Он миссис Уилкинс старалась подобрать слова, разъясняющие личность Меллерша, и наконец нашлась: Он очень привлекателен.
Что ж, со всей добротой произнесла миссис Арбатнот, это, наверное, очень приятно.
Почему? спросила миссис Уилкинс.
Потому что начала слегка опешившая миссис Арбатнот, которая за время постоянного общения с бедняками привыкла к тому, что к ее высказываниям вопросов не возникает. Потому что красотапривлекательностьтакой же дар, как и все прочие, и, если им пользуются разумно
И умолкла. На нее смотрели большие серые глаза миссис Уилкинс, и миссис Арбатнот вдруг показалось, что, наверное, у нее выработалась привычка к растолковыванию, причем к растолковыванию в манере нянюшки, слушатели которой не могут с ней не соглашаться, а даже если бы пожелали, побаиваются ее прерывать и при этом не сознают, что фактически находятся в ее власти.
Но миссис Уилкинс не слушала, потому что в ее сознании возниклакакой бы абсурдной ни казалась отчетливая картина: вот две фигуры сидят рядышком под огромной разросшейся глицинией, свисающей с ветвей неизвестного ей дерева, и эти фигурымиссис Арбатнот и она сама Да, она прямо так и видела их, видела. А за ними, сияющие в солнечном свету, старые серые стены средневекового замка. Она их видела Они были там
Вот почему она уставилась на миссис Арбатнот, но не слышала ни единого ее слова. Миссис Арбатнот тоже уставилась на миссис Уилкинс, зачарованная выражением ее лица, преображенного представшей перед мысленным взором картиной, лица как бы освещенного изнутри и трепетного, словно вода на солнечном свету, чуть подернутая рябью легкого ветерка. Если б на вечеринках у миссис Уилкинс было такое лицо, как в этот миг, на нее точно обращали бы внимание.