Однако он знал, что даже если бы сильно захотел, то не смог бы скрыть своей радости победы над десколадой. Радость за выживших детей, оставшихся с ним, переполняла его.
Она видела и понимала эта; все его попытки утешить девочку были насмешкой и еще больше отдаляли ребенка.
После мессы она в горьком одиночестве бродила среди толп всепонимающих людей, которые твердили ей, что ее родители станут святыми и будут сидеть по правую руку от Бога. Разве это может утешить ребенка?
Пайпо прошептал жене:
– Она никогда не простит нам этот день.
– Не простит? – Концейзамо была не из тех жен, которые понимают мужей с полуслова и разделяют их мысли. – Но ведь не мы же убили ее родителей.
– Мы все радуемся сегодня, разве не так? Этого она нам не простит.
– Чепуха. Она еще ничего не понимает, слишком мала.
Она понимает, думал Пайпо. Разве Мария не понимала происходящее, хотя она была еще моложе Новинхи?
Годы шли – уже прошло восемь лет. Он изредка видел ее за это время.
Она была одного возраста с его сыном Лайбо, а значит до тринадцатилетия Лайбо они во многих классах учились вместе. Он слышал ее случайные разговоры или чтение стихов среди других детей. У нее была особая стройность мышления, чувствовалось напряженная работа, это привлекало Пайпо. В тоже время ему казалось, что она абсолютно равнодушна ко всему, замкнута. Собственный сын Пайпо, Лайбо, был робок и застенчив, но даже он имел несколько друзей, снискал любовь учителей. Новинха так и не обрела ни одного друга. Ничей взгляд не нашел отклика в ее душе со дня траура. Не было ни одного преподавателя, искренне любившего ее. Она отвергала любое взаимодействие, ничто не вызывало в ней ответного отклика. «Она эмоционально заторможена», – ответила как-то донна Криста на вопрос Пайпо о ней. «Ничем ее не проймешь. Она клянется, что абсолютно счастлива, и нет необходимости что-либо менять.»
А сегодня донна Криста пришла на станцию зенадоров поговорить с Пайпо о Новинхе. Почему с Пайпо? Он предполагал, что только одна причина заставила настоятельницу школы прийти к нему посоветоваться по поводу осиротевшей девочки.
– Только я верил, что все эти годы Новинха будет учиться в нашей школе. Только я интересовался ею?
– Не только, – сказала она. – За последние годы ею интересовались многие, особенно когда Римский Папа канонизировал ее родителей. Каждый тогда спрашивал, замечает ли дочь Густо и Гайды Ос Венерадос сверхъестественные события, связанные с ее родителями, как это делают другие.
– Они на самом деле спрашивали ее об этом.
– Ходили слухи, и епископ Перегрино должен был разобраться во всем. Донна Криста слегка сжала губы, говоря о молодом духовном настоятеле поселения Луситании. Но затем было замечено, что духовная иерархия не столь влиятельна в Ордене Филхос да Мента де Кастро. – Ее ответ был поучителен.
– Воображаю.
– Она ответила примерно так: если ее родители действительно слышали молящихся и имеют такое влияние на небесах, что могут одаривать их, то почему же они глухи к ее мольбам, почему не исполнят их и не встанут из могилы? Это чудо было бы полезно всем, сказала она. Если Ос Венерадос действительно в силах одаривать благами, то это значит, что они недостаточно ее любят и не желают внимать ее мольбам.
Она же предпочитает верить, что родители любят ее, но не в силах что-либо исправить.
– Прирожденный софист, – сказал Пайпо.
– Софист и обвинитель: Она сказала епископу, что, если Папа причислит ее родителей к лику святых, это будет означать то же самое, если Церковью будет сказано, что родители ненавидят ее. Прошение о канонизации родителей доказывает, что Луситания презирает ее; если оно будет удовлетворено, это будет означать, что Церковь презирает себя. Епископ Перегрино был очень зол.
– Я знаю, он отправил прошение всем.