Продолжай, Джейми, мой мальчик, приободрила сына миссис Парсонс.
И Джейми, заметив, какую гордость выразило осунувшееся лицо отца, продолжил, обращаясь только к нему одному. Другие не понимали, какую боль доставляют их восхищенные восклицания, а отец трогательно сочувствовал ему.
Этот Ларчер, восемнадцатилетний юноша со светлыми волосами и синими глазами, выглядел совсем мальчиком. Его родители живут где-то неподалеку, около Эшфорда.
Ты говоришь, Ларчер? переспросила миссис Клибборн. Никогда не слышала этой фамилии. Они не из нашего графства.
Продолжай, Джейми. В голосе Мэри слышалось нетерпение.
Он пробыл с нами три или четыре недели, но я довольно много от него узнал. Странно, конечно, но он очень привязался ко мне. Отличный парнишка, умный, увлеченный, искренний. Я не раз говорил ему, что его место в школе, а не на войне.
Миссис Клибборн глупо улыбалась, и лицо ее выражало девическую невинность.
Мы знали, что через день или два произойдет сражение. Вечером перед битвой мы разговорились с молодым Ларчером. «Как ты себя чувствуешь?» спросил я. Он ответил не так быстро, как обычно. «Знаешь, я ужасно боюсь, что струшу». «В этом нет ничего страшного, рассмеялся я. В первом бою почти все трусят. Вначале приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не убежать, но потом все встает на свои места, и это кажется тебе чем-то вроде охоты». «Я предчувствую, что меня убьют», признался он. «Глупости, возразил я. Когда мы впервые попадаем под огонь, всех охватывает такое предчувствие. Если бы погибали все, у кого такое предчувствие, наша армия давно бы отправилась на небеса».
Вам следовало сказать ему, что он должен вверить себя Господу, которому под силу отвести пулю и сломать меч, вставила миссис Джексон.
Он был не из таких, сухо ответил Джеймс. Я подтрунивал над ним, думая, что это лучший способ поднять ему настроение. На следующий день мы действительно вступили в бой. Нам приказали занять пустующий холм. Мы полагали, что холм пустует, пока с него не начали стрелять. На холме окопались буры. Они выждали, пока мы подойдем на расстояние выстрела из детского пистолета, а потом открыли шквальный огонь. Мы делали все, что могли. Попытались взять вершину штурмом, но шансов не было. Люди падали, как кегли. Я никогда не видел такого. Мы получили приказ стрелять, но какой смысл стрелять по голым камням, за которыми попрятались буры? Нам пришлось отойти, не оставалось ничего другого, и тут выяснилось, что юный Ларчер ранен. Подумав, что нельзя оставлять его там, где он упал, я вернулся к нему и спросил, может ли он идти. «Нет, ответил он. Меня ранило в ногу». Я опустился на колени и перетянул ему ногу выше раны, чтобы он не истек кровью. Все это время братья-буры непрерывно палили по нам. «Как ты?» спросил я. «Немного кружится голова, а такничего, ответил он. Я не струсил, правда?» «Нет, конечно, нет, не говори глупостей. Как по-твоему, сможешь идти?» «Попытаюсь». Я поднял его на ноги, обнял, и мы немного прошли, а потом он сильно побледнел и простонал: «Мне так плохо, Парсонс», и потерял сознание. Пришлось нести его, мы отошли от буров, и тут меня ранило в руку. «Слушай, я больше не могу тебя нести, сказал я ему. Ради Бога, очнись». Он открыл глаза, одной рукой я поддерживал его, не давая упасть. «Думаю, я смогу идти» И когда он произносил эти слова, пуля попала ему в шею, и его кровь брызнула мне в лицо. Он ахнул и умер.
Джеймс закончил, его мать и Мэри вытирали слезы. Миссис Клибборн обратилась к мужу:
Реджи, я уверена, что Ларчеры не из нашего графства.
Дорогая, в Симле мы познакомились с военным инженером с такой фамилией.
Я знала, что где-то слышала эту фамилию! Голос миссис Клибборн торжествующе звенел, словно ей удалось разгадать очень трудную загадку. У него были рыжие усы.
Родители этого молодого человека связывались с вами, капитан Парсонс? спросила миссис Джексон.
Я получил письмо от миссис Ларчер, матери юноши. Она просила заехать к ней.
Она должна быть очень признательна тебе, Джейми.
Почему, Мэри? На то нет причин.
Ты сделал все, что мог, чтобы спасти ее сына.
Было бы лучше, если бы я не пошел к нему. Он даже мог остаться жив, если бы я не повел его к своим. Его взяли бы в плен и отправили в Преторию, но все лучше, чем гнить в вельде. Ларчера убили, потому что я пытался спасти его.
Смертьне самое страшное, заметил полковник Парсонс. Я часто думал о том, что те парни, которые сдавались, поступали мужественно. Легко стоять и ждать, пока тебя пристрелят, но требуется недюжинное мужество, чтобы выбросить белый флаг и спасти жизни многих и многих.
Такое мужество встречается довольно часто, сухо ответил Джеймс. И в Претории эти люди неплохо проводят время. Со временем, думаю, войны станут бескровными. Соперничающие армии будут перемещаться, и если одной удастся занять господствующие позиции, вторая тут же сдастся. Кампании будут проводиться, как маневры, и независимые наблюдатели решат, кто победил.
Если их окружили и выйти из окружения нет никакой возможности, не выбросить белый флагэто преступление, заявила миссис Джексон.
Видать, вы знаете об этом больше меня, усмехнулся Джеймс.
Но жена викария настаивала:
Если на одной чаше весов ваша жизнь и жизни ваших людей, а на другойнеобходимость сдаться в плен, что вы выберете?
Нельзя сказать наверняка, и об этом лучше не рассуждать. Смерть, конечно, ужасна, но наши отцы предпочитали смерть плену.
Война отвратительна! По телу Мэри пробежала дрожь.
О нет! воскликнул Джеймс, преодолевая уныние. Нет ничего прекраснее войны. Я никогда не забуду те редкие минуты, когда мы сходились с бурами врукопашную и боролись с ними один на один, как в давние времена. Ах, только ради этого стоит жить! Однажды, помню, как-то утром они сильно навалились на нас, и мы несли потери. Но наконец ворвались на их позиции и, клянусь Юпитером, задали им жару! Как же мы ненавидели их! Слышали бы вы, как ругались солдаты, убивая. Это так вдохновляломысли о том, что мы вновь берем верх над врагом. Клянусь Богом, петушиные бои не идут с этим ни в какое сравнение!
Щеки Джеймса раскраснелись, глаза сверкали, но он забыл, где находится, и голос отца донесся до него сквозь туман крови и шум боя:
Я тоже сражался. Полковник Парсонс говорил, глядя на сына, в глазах застыла тревога. Я тоже сражался, но без злобы в сердце, без жажды мести. Надеюсь, я выполнял свой долг, но никогда не забывал, что мой врагчеловеческое существо. Я никогда не испытывал радости, убивая, только боль и печаль. Война неизбежна, но она ужасна, ужасна! Лишь справедливый повод может оправдать войну, но потом все это надо искупать милосердием и прощением.
Повод? Да каждый повод справедливый. Не припомню ни одной войны, в которой обе стороны не могли бы назвать справедливого повода, чтобы развязать ее. Если выслушать каждую из сторон, получится, что обе убеждены в справедливости своих действий.
Не могут быть обе правы.
Очень даже могут. Просто одна сторона говорит шесть, а втораяполдюжины.
То есть ты, военный, думаешь, что буры ведут справедливую войну? рассердился полковник Клибборн.
Джеймс рассмеялся.
Вы должны помнить, что в тех случаях, когда воюют любые страны, кроме Англии, наши симпатии на стороне стойких крестьян, защищающих свою независимость. Две самые мощные силы в мировых делахсентиментальность и собственные интересы. Буров меньше, они более слабая страна, и их бьют. Естественно, мы должны симпатизировать им. По этой же причине мы симпатизировали французам после франко-прусской войны. Но если мы сражаемся сами, нам не до сантиментов. Для нас это вопрос жизни и смерти, и меня интересовало, скоро ли англичане откажутся от идеи честной игры и равных условий, раз уж резервы у нас есть. И наконец, здесь забыли, что один сражающийся англичанин равен десяти иностранцам, и настояли на том, чтобы послать как можно больше войск. Как я понимаю, правительство запаниковало.
Джеймс видел, что слушатели смотрят на него с удивлением, даже с испугом, и поспешил пояснить:
Разумеется, я не виню их. Они правы в том, что посылают как можно больше солдат. Цель войныне подвиги, а победа. Одно дело, когда силы равны, но десятикратный перевес, несомненно, лучше. Героизма меньше, зато больше благоразумия.