А каким был ваш первый день в Лонгбридже?
Весьма познавательным, улыбнулась она. Макс показал мне дом. Он такой большой. В южных комнатах много света.
Да, буркнул Эдриан, пытаясь вспомнить, где он видел последний отчет. Наверняка в Лондоне. Но что он с ним сделал?
Милорд, надеюсь, вы не против, если я устрою в оранжерее что-то вроде студии? Ею не пользовались уже много лет, и Макс сказал
Делайте что хотите. Открывал ли он пакет из Лонгбриджа?
О, благодарю вас. Я я думаю кое-что изменить в вашем кабинете. По-моему, шторы слишком тяжелы для дубовых панелей. А в Золотом салоне можно поставить новые диваны.
Делайте что хотите, Лилиана, рассеянно повторил Эдриан.
Он видел пакет на конторке в своем лондонском кабинете, собрался прочесть Да-да, в тот вечер он допоздна работал, хотел просмотреть отчет, но в этот момент Макс доложил о приходе лордов Ротембоу и Кеттеринга. Два «негодяя» ввалились в кабинет уже навеселе и утащили его к мадам Фарантино, объявив, что там появилась необыкновенная красавица, которая наверняка его заинтересует. И правда, девушка была красавицей, к тому же чрезвычайно искусной в любовных забавах.
Вы хорошо себя чувствуете? Голос Лилианы вернул его к действительности.
Простите?
Вы хорошо себя чувствуете? повторила она.
Конечно. Просто я сильно проголодался. Вы не знаете, где Макс?
Я схожу за ним.
Эдриан хотел сказать ей, что для этого есть слуга, однако Лилиана уже была у двери и, кроме того, он едва не падал в обморок от голода.
Он накинулся на еду с такой жадностью, словно постился несколько дней.
Не знаю, где Макс нашел повара, но я благодарен ему за усилия. Суп чрезвычайно хорош.
Макс встретился с ним случайно. Мистер Диверс приехал из Кисвика.
Неужели? В очередной раз поднося ко рту ложку, Эдриан с любопытством взглянул на жену. Значит, вы уже успели произвести смотр прислуге?
Произвести смотр? Она выглядела озадаченной. Я только зашла на кухню за чаем, если вы имеете в виду это.
Провинция. Он улыбнулся и протянул руку за вином.
Вам не нужно самой ходить за чаем, Лилиана. Тут достаточно слуг, которые сделают это для вас. Если вам чего-то захочется, позвоните. Он небрежно махнул рукой, показывая на шнурок звонка.
Лилиана прищурила зеленые глаза, и Эдриан вспомнил, как в агонии страсти трепетали густые темные ресницы.
Я же не беспомощная, засмеялась она, и способна сама принести себе чашку чаю.
Выграфиня! И я бы хотел, чтобы вы помнили об этом.
Конечно, Лилиану смущало ее нынешнее положение, но она скоро привыкнет, все женщины привыкают к этому. «А теперь, Олбрайт, думай, что ты сделал с пакетом, когда вернулся домой, проведя ночь в доме мадам Фарантино».
Доев суп, Эдриан выжидательно посмотрел на слугу, затем бросил нетерпеливый взгляд на жену.
Вы не голодны? спросил он. Чертов слуга, он не уберет его пустую тарелку, пока Лилиана не закончит с едой. Идиотские правила этикета!
Я не голодна, хотя суп восхитительный. Нужно послать маме рецепт. Папа обожает луковый суп.
Тогда вы закончили?
Лилиана кивнула, и слуга, повинуясь взгляду хозяина, быстро унес суповые тарелки.
Макс распаковал мои вещи. Я ему очень признательна, поскольку ума не приложу, что с ними делать. За исключением рисунков, конечно. Он перенес их в гостиную наверху, чтобы там развесить. Если вы согласны.
Это будет мило, буркнул Эдриан.
И он говорит, что оранжерею можно переделать в маленькую студию. Но по его мнению, зимой там слишком дует, поэтому мне лучше рисовать в гостиной на первом этаже, куда редко заходят.
Угу.
Сейчас Эдриана больше интересовало, что ставит перед ним слуга, чем то, где она собирается рисовать.
Вы это одобряете?
Что именно? спросил он, восхищенный отличным куском рыбы на тарелке.
Рисование, нерешительно ответила Лилиана. В оранжерее. Или в Маленькой гостиной.
Черт возьми, да пусть делает это хоть в главном холле! Неужели она без конца будет отвлекать его разными пустяками?
Лилиана, поступайте по своему усмотрению. Вы можете делать в Лонгбридже все, что вам угодно, не спрашивая моего разрешения, терпеливо объяснил Эдриан и принялся за форель.
Благодарю вас, пробормотала она и умолкла.
Вряд ли для него имеет значение, где она будет заниматься шитьем, письмами или другими женскими делами.
Когда ужин подошел к концуЛилиана едва притронулась к еде, граф расслабился с бокалом своего любимого портвейна. Да, Макс проделал отличную работу в кладовой и буфетной, но особенно блеснул, найдя такого повара: его форельпросто мечта гурмана. Эдриан взглянул на карманные часы. Уже десять, завтра с раннего утра он будет занят по горло. Он намерен установить несколько статуй вокруг дома, возможно, фонтаны в садах, новые водосточные желоба, починить крышу. Но прежде всего следует отремонтировать коттеджи и внедрить новейшую технологию в сельское хозяйство. Да, реконструкция Лонгбриджа поможет ему отвлечься от мрачных событий последних дней, займет все его мысли и время, что ему в данный момент просто необходимо.
Звяканье фарфора вывело Эдриана из задумчивости, и он бросил взгляд на жену, которая сидела опустив голову. В свете канделябров ее волосы отливали золотом, и это вызвало у него целый всплеск воспоминаний. Как странно: оказывается, немного вина и прекрасный ужин могут склонить его к исполнению супружеского долга.
Лилиана, улыбнулся он, поставив бокал, наверное, вы хотите уйти, чтобы приготовиться ко сну. Почему бы вам не подняться наверх? Я вскоре последую за вами.
Она удивленно заморгала, стрельнула глазами в сторону лакея, затем посмотрела на него.
В в мою комнату? смутившись, проговорила она и вспыхнула, когда он кивнул. Да. Конечно. Полагаю, уже поздно Очень поздно.
Лилиана неуверенно встала, еще раз покосилась на слугу и вышла из гостиной. Пожав плечами, Эдриан снова взял стакан с портвейном. Если новоиспеченная графиня будет и дальше смотреть на него таким взглядом, он действительно почувствует себя людоедом.
После второго стакана он вдруг ощутил страшную усталость и отправился к себе в спальню с надеждой, что ему наконец удастся поспать. Но через жалкие два часа его разбудил все тот же повторяющийся сон, в котором Филипп намеренно стрелял поверх его головы и даже не собирался снова нажимать на курок. У Филиппа не было намерения убить его, кузен промахнулся нарочно, а он всадил ему пулю в сердце. Значит, Арчи прав, назвав его убийцей.
Эдриан встал разбитым, и наступившее утро не принесло облегчения, ибо пришел ответ на письмо, посланное им отцу Филиппа. Сначала он инстинктивно хотел оставить его нераспечатанным, но потом все же сломал восковую печать, развернул лист веленевой бумаги и пробежал страницу, где неоднократно повторялись слова: безрассудный, опасный, постоянный. «Возможно, Господь помилует вашу душу»так закончил письмо лорд Ротембоу. Положив сложенный лист в карман, Эдриан спустился в холл и велел слуге оседлать Грома. Он рассчитывал позавтракать без помех, но за столом уже сидела Лилиана.
Доброе утро.
Доброе утро, еле слышно вымолвила она. Он тяжело опустился на стул и, нахмурившись, смотрел, как слуга ставит перед ним кофе.
Принести вам завтрак? спросила Лилиана.
В коричневом платье она выглядела бесцветной и заурядной, волосы собраны в пучок на затылке. Господи, она похожа на провинциальную старую деву!
Это обязанность слуг, коротко ответил Эдриан.
Я с удовольствием сделаю это сама. Вскочив, Лилиана быстро направилась к буфету и принесла ему тарелку с вареными яйцами и ветчиной. Какие у вас на сегодня планы?
Работать, пробурчал он с набитым ртом.
Могу ли я чем-нибудь вам помочь? Не хватало еще таскать за собой эту невзрачную деревенскую мышь.
Нет. Большую часть дня я намерен провести на полях. Вам лучше заняться делами здесь. В доме много работы, Лилиана. Плечи у нее поникли, и он сообразил, что обидел ее. Почему бы вам не переделать по своему вкусу комнату или две?
Он мог бы поклясться, что глаза у Лилианы сузились. Наверняка это игра воображения, ибо в следующий момент они были, как всегда, большими и невинными.
Возможно, я займусь рисованием, вздохнула она. Прекрасная мысль, улыбнулся Эдриан, поднимаясь из-за стола.
Лилиана проводила в оранжерее все свободное время Лонгбридж теперь казался ей такой же тюрьмой, как раньше Блэкфилд-Грейндж. Но там ее хотя бы окружала семья, она чувствовала поддержку родных. Господи, чего бы она не отдала, чтобы находиться сейчас вместе с ними в Бате! «Что ж, леди Олбрайт, приходится признать, что ты сделала большую глупость».
Конечно, Эдриан не был с ней жесток, позволял ей делать все, что она хочет, давал все, что она пожелает, никогда не сказал ей ни единого грубого слова, всегда учтив и любезен.
Но в том-то и дело!
Он никогда ей ничего не говорит. Спросит, как прошел у нее день, и не слушает ответа, а когда она пытается завести с ним разговор, лишь вежливо кивнет или посмотрит на нее как на пустое место. Она все больше теряет уверенность в себе, постоянно боится надоесть ему своими разговорами. Она не знает, что у него на уме и в сердце.
Только ночью, занимаясь с ней любовью и шепча ей на ухо «Лили», он поднимает ее на новые высоты физического освобождения. И лишь тогда она ощущает, что желанна, и всякий раз молит Бога, чтобы Эдриан еще хоть чуть-чуть не выпускал ее из объятий. Но он никогда не задерживался. Целовал на прощание, желал приятных снов и исчезал за дверью, разделявшей их комнаты. О Господи, как она жаждала его близости и поддержки!
Глупые мысли, пробормотала она.
Эдриан Спенс не расположен к столь тесной связи. Во всяком случаес ней. Он явно не хочет даже общения, о котором говорил, предлагая выйти за него замуж, и целые дни проводит где-то вне дома. Обо всем она узнает от Макса. Естественно, Эдриан ни словом не обмолвился ей о своих планах, а когда она пытается его спросить, лишь очаровательно улыбается.
Это скучные дела, Лилиана. Вам они совершенно не интересны.
Естественно, она никогда с ним не спорит, ибо мать внушала, что леди неприлично быть сварливой. Но черт возьми, она бы с удовольствием послушала, как муж собирается переоборудовать Лонгбридж!
Он занят с рассвета до заката и даже по ночам работает у себя в кабинете. Об этом она тоже знает от Макса, который рассказывает, сколько хозяин трудится, как воодушевлены арендаторы его преобразованиями и чуть ли не приходят в экстаз, описывая благородную щедрость ее мужа: он закупил для них много продуктов, открыл для их детей школу, построил амбар. Собственными руками!
Она могла бы работать с ним бок о бок, а вынуждена только рисовать, мрачно подумала Лилиана. Она совершенно бесполезна! С утра до вечера бесцельно бродит по дому, проводит слишком много времени за болтовней с Максом и не знает, чем себя занять. В Грейндже она всегда избегала домашней работы, но теперь отдала бы что угодно, лишь бы найти себе хоть какое-то занятие, она просто задыхается от безделья!
Три недели она в Лонгбридже, а все хозяйство ведется без ее участия. Она неподходящая жена для мужа, который ее не замечает. Она думала, что воспарит здесь. Какая восторженная глупость! Какая позорная наивность! Она вышла замуж за фактически незнакомого ей человека из романтических и детских представлений о жизни. Да еще и влюбилась в него!
Только глупая Лилиана Дэшелл могла влюбиться в человека, который не замечает ее существования. Но ведь она любила его образ с тех пор, как себя помнит, а рассказы Макса еще больше вскружили ей голову. Эдриан был искателем приключений, человеком, не боящимся тяжелой работы, щедрым и великодушным. Хотя и негодяем тоже. Вещи, которые он проделывал с ней в постели, абсолютно безнравственны. Но он джентльмен, безупречно вежлив, никогда не повысит голоса, кроме того, внушает уважение всем, кто его окружает, включая и ее. Если бы и она вызывала у него уважение, если бы могла быть женой, которую он заслуживает! Человек вроде Эдриана Спенса достоин женщины более знатной, изысканной, умеющей держать себя в обществе. Возможно, ей следует благодарить Господа, что Эдриан ее не замечает, иначе он бы сразу увидел, насколько она ничтожна.
Глава 8
Лилиана сделала последний мазок, отошла от мольберта и, склонив голову набок, критически оглядела законченный натюрморт с корзиной яблок.
Она перерисовала уже все мыслимые объекты и теперь докатилась до яблок. Стены оранжереи, дома, помещений над конюшнями и коттеджи для гостей увешаны ее рисунками: деревья, лошади, дома, слуги. Целые недели она только и делала, что рисовала, проводя за этим занятием бесконечные часы своего одинокого существования, но тяжесть одиночества давила все сильнее, и любимое дело, которое всегда так ее успокаивало, не могло заполнить пустоты.
Яблоки! Чтоб они пропали!
Господи, ей надо хоть что-нибудь делать! Сорвав фартук, Лилиана вышла из оранжереи на яркое солнце с твердым намерением найти мужа и потребовать, чтобы он разрешил помогать ему.
Сегодня она презирала Эдриана, проклиная за то, что он на ней женился. Это был один из тех дней, когда она винила его за все неудачи в ее жизни, включая даже проклятые яблоки.
Лилиана увидела Макса, спешащего к ней по ухоженному газону.
Добрый день, миледи. Вы так рано закончили рисовать? задыхаясь, спросил он. Да, она закончила. Навсегда.
Яблоки, Макс. Я рисовала яблоки!
О, восхитительный предмет!
Скучный предмет, сэр. Кажется, я истощила свое воображение.
Дворецкий энергично покачал головой:
Ваши рисунки прекрасны! Я уверен, что и яблокисамо совершенство.
Разве трудно рисовать яблоки, Макс? фыркнула Лилиана. Простой кружок, закрашенный красным цветом.
Если бы все было так просто, я бы тоже мог рисовать яблоки, заявил Макс. У вас необыкновенный талант, ваши замечательные картины украсили Лонгбридж.
Лилиана засмеялась. Никому до сих пор не приходило в голову считать Лонгбридж некрасивым!
Тем не менее я решила на время оставить это занятие.
Полагаю, вы правы, миледи, ибо у вас гости.
Гости?
Да, миледи, с удовольствием подтвердил дворецкий. Леди Пэддингтон и миссис Кларк из Лондона! Гости из Лондона? Это катастрофа!
А а мой муж
О да, мадам. Он с ними и послал меня найти вас.
Тогда все в порядке.
Взглянув на свои руки, испачканные краской, она в сопровождении взволнованного Макса направилась к дому. О Господи! Кто бы ни были эти дамы из Лондона, они сразу увидят, что граф Олбрайт совершенно не интересуется своей женой.
Не доходя до гостиной, Лилиана помедлила у зеркала. Макс уверил ее, что она выглядит очаровательно, и переминался с ноги на ногу, пока хозяйка не убедилась, что не сможет ничего исправить. Наконец он величественно распахнул перед ней двери Золотой гостиной.