Мари-Пьер Рэй - 1814. Царь в Париже

Мари-Пьер Рэй1814.Царь в Париже

И видел, что коня степного

На Сену пить водил калмык,

И в Тюильри у часового

Сиял, как дома, русский штык!

К ЧИТАТЕЛЮ

В эпоху царей Российская империя жила по юлианскому календарю, отставая в XIX веке на двенадцать дней от остальной части Европы, где пользовались григорианским календарем. Даты, относящиеся к международным событиям (битвы, дипломатические встречи, подписание мирных договоров), знакомые многим читателям, приводятся в книге по григорианскому календарю; даты, отражающие события, происходившие в России или приводящиеся в русском источнике, приводятся в двойной датировке: первая дата, в скобках, соответствует юлианскому календарю, вторая, без скобокгригорианскому.

ВВЕДЕНИЕ

В 1945 году, когда американский посол Аверелл Гарриман поздравил Сталина с вступлением советских войск в Берлин, у Сталина вырвалось, как будто с сожалением: «Царь Александр дошел до Парижа»^{1}.

Удивительно, что хозяин Кремля, всегда столь сдержанный в проявлении своих чувств, мог в таком контексте вспомнить о том, кого он же сам называл реакционным монархом. К чему это упоминание о вхождении Александра I в Париж в 1814 году, если только что закончилась Великая Отечественная война против нацистской Германии, и вступление в Берлин должно было увенчать советскую победу?

Дело в том, что с самого XIX века ни Россия, ни Советский Союз ни на минуту не забывали о пребывании Александра I во французской столицеэтот момент запомнился особенно и продолжал играть огромную роль как в российской внешней политике, так и в воображении русских. Это событие удостоилось особого внимания властейуже весной 1814 года были отчеканены медали в честь взятия Парижаи быстро нашло отражение в литературе. Русские офицеры, образованные и уверенные в своих писательских дарованиях, оставили воспоминания, корреспонденцию, а также личные дневники, которые вначале относились только к частной сфере, но впоследствии были опубликованы в литературной обработке, также став их вкладом в увековечении памяти о французском походе. Наверное, самые знаменитые воспоминания«Письма русского офицера» Федора Глинки^{2}. Но память о 1814-м жила и в народе: уже в конце года этот сюжет стал центральной темой лубковгравюр на бересте, украшавших наиболее скромные русские жилища,с подписями «Освободители Европы» или «Торжественное вшествие всеавгустейшаго государя Александра Перваго в Париж»^{3}. Эта память оказалась вписана и в российское пространство: в 1842 году два крупных поселения на Урале, основанные оренбургскими казаками, чьи полки отличились в ходе французской кампании, получили названия «Париж» и «Фершампенуаз»^{4}. Это показывает, что 1814 год очень быстро занял особое место в русском воображении. В этой игре задачи были Разнообразны, а ставкиочень высоки.

В XVIII веке в годы царствований Петра I, Елизаветы Петровны и Екатерины II Россия фактически стала главенствовать в Европе^{5}, однако ее всячески сдерживали и ограничивали другие государства^{6}, отказывавшиеся считать восточного колосса полноценным европейским государством. Победа, одержанная над Великой армией Наполеона в 1812 году, никак не повлияла на это враждебное восприятие, и ответственность за это в первую очередь лежала на самом Наполеоне. В декабре 1812 года сидя в санях, стремительно мчавших его обратно в Париж, в тот самый момент, когда Великая армия мучительно умирала в ходе отступления из России^{7}, французский император заявил своему обер-шталмейстеру Арману де Коленкуру:

В последующие месяцы этот взгляд продолжал господствовать: русскую победу приписывали то легендарной жестокости казаков, этих «полулюдей-полузверей»^{9}, варваров, «пожирателей свечей»^{10} и пожирателей маленьких детей, то нагрянувшему так удачно для русских «генералу Зиме», но ни в коем случае не достоинствам царской армии. Рассказы тех, кто вернулся из похода 1812 года, только подкрепили образ русского азиатского варварства, и «когда русские вошли во Францию, у них уже была устойчивая репутация варваров»^{11}. А ведь высшие чины этой армии прекрасно говорили по-французски, а среди их фамилий было почти столько же европейских (Барклай де Толли, Ланжерон, Сен-При), сколько и типично русских (Кутузов, Аракчеев, Платов) Можно представить всю глубину враждебных предрассудков и негативных образов, влиявших на русско-французские отношения в тот момент, 31 марта 1814 года, когда Александр I готовился вступить в Париж во главе войск коалициирусских, австрийцев и пруссаков.

Напротив, когда в 1825 году Александр I умер и на русский трон взошел «Николай Палкин», принадлежность России к Европе у большинства западных наблюдателей уже не вызывала сомнений; и если какой-нибудь маркиз де Кюстин мог взбунтоваться и заявить, что европейский характер Россиилишь иллюзия, обман и лицемерие^{12}, европейские лидеры и зарождающееся общественное мнение видели в Российском государстве «жандарма Европы», то есть государство, чья европейская природа, какой бы она ни была консервативной, сомнению не подлежит. Как объяснить эту резкую перемену? Можно предположить, что решающую роль сыграло пребывание Александра I в Париже.

Победив в безжалостном бою своего врага, внук Екатерины II оставался во французской столице с 31 марта по 2 июня 1814 года, до своего отъезда в Лондон, откуда он несколькими неделями позднее направился в Петербург.

Александр был первым русским царем, вступившим на французскую землю после Петра I, посетившего Францию в мае-июне 1717 годаодно это уже указывало на всю важность происходящего. Но этот краткий визит царя, казаки которого прошли маршем по площади Согласия и встали лагерем на Елисейских полях, совпал с важнейшими датами в истории Франции и Европы: 6 апреля Наполеон отрекся от престола, 11 апреля был подписан договор в Фонтенбло, 12 апреля в Париж вернулся брат Людовика XVIII граф дАртуа, 23 апреля была подписана конвенция о перемирии, 3 мая в свою столицу вступил монарх Франции, 30 мая был подписан первый Парижский договор, а 4 июня обнародована конституционная Хартия^{13}. Таким образом, пребывание царя в Париже было временем, когда события развивались со стремительной быстротой, а жизнь бурлила: всего за несколько недель пал наполеоновский режим, уничтожена значительная часть политических нововведений Наполеона, во Франции установилась новая власть, а ее территория заметно уменьшилась не только по сравнению с большой империей, состоявшей из 134 департаментов, но и по сравнению с французскими границами 1795 года.

Какова была роль Александра I в этом водовороте важнейших событий? Был ли он отстраненным и безразличным свидетелем или, напротив, страстным их участником? Какая роль в этом политическом и геополитическом перевороте выпала на долю того, кто в июне 1812 года видел, как наполеоновская Великая армия, численностью более 400 тысяч человек, переправляется через Неман, чтобы сеять опустошение в его империи? Каковы были мотивы и цели царя и его военных и политических советников в момент вступления в Париж? Удалось ли достичь этих целей? Наконец, смогло ли пребывание русских в «столице мира» внести вклад в изменение образа России или русских в Европе, Франции и французов в России?