Представь себе, Витвас, такой вечер: сидишь ты в плетеном кресле на террасе, расслабился совершенно, ты можешь сказать все, что угодно, о чем угодно рассказать, всякую чушь высказать, авось что умное выскочит, и слушает тебя эта старая женщина внимательно, смотрит на тебя так, будто ты ей неведомые миры открываешь, ждет твоего слова, будто оно откровение и тебе невольно хочется это откровение высказать. Представляешь, как пробуждается мысль, разум, сидишь расслабясь, а мозги работают. И так тебе не хочется дураком предстать, хотя вполне можно, никто не засмеет и не осудит. Дураки такие милые, от них нет злаговорит Яновна. Мне иногда кажется, что это она нас утешает. Она считает всех нас детьми, без отсчета возрастадля нее так оно и есть, наверное. Ну вот, сидим, болтаем, каждый что волен, то и говорита напротив сидит молчунья Милочка Санни, с ярким, пушистым клубком шерстиона все время вяжет что-то красивое, по крайней мере по цвету. Сидит ровненько, улыбается любезно, обстоятельно, но, мне кажется, единственная не слушает, о чем говорится за столом, даже резкого голоса Яновны не слышит. Не то чтобы она предается мыслям, нетвозможно, она сохраняет улыбку, это сложно, особенно когда хочется спать или еще чего-либо иного, стороннего этой компании и этих зыбких бесед. На свет лампы летят мелкие неочевидные прибалтийские мошки, кругом тишь сухого соснового леса с тонкими потрескиваниями, которые только усиливают тишину. Тебя бы сюда, посидел бы посмотрел, может, поссорился с Яновной, хотя нетона из знакомого тебе контингента твоих «девочек». И еще пришел мне в голову вариантсхватил бы ты Милочку Санни в охапкуи тягу. Нет? Шучу, ты человек положительный и семьянин (не думай, что я плохо отношусь к Татьянепросто пришла в голову идейка вот такая, в порядке бреда). Скорее всего ты сидел бы скромно в сторонке и слушал, и вовсе не помышлял бы по поводу Милочки. Вот так и получается, что никто не помышляет по ее поводу. Приезжал тут к А. Я. племянник из Таллинна, капитан траулера. Весь как снятый со страницы какого-нибудь романтического, гриновского, романавысок, плечист, сероглаз. Я был уверен, что капитан сдаст позиции и будет бродить оглашенной тенью у дома Августа и Марты. Толстяк Володя полетит к чертям, а Милочка примет восторги сероглазого капитана, сама влюбится безмерно и удалится с капитаном в голубую даль. Вот так я придумал, желая всем добра, а себе интереса. Тем более что Милочка при капитане как-то заклубилась, чуть отложила вязание, обернула прелестную головку огненным шарфом, выпила с нами беззвучно кофе (обычно она не пила, объясняла, что не любит, не выносит запаха кофе). Я даже вздрогнул от ее кофепитияно что, Виталя? А ничего. Капитан ловил целыми днями несуществующую рыбу в реке (не надоело на тральщике?), а вечером, выпив кружку молока, удалялся, сказав всем весело: «ТОСФИТАНИЙ, ТОСАФТРА, УХОЖУ НЕМНОЖКА СПАТ». Правда, один раз он попытался рассказать «отин смешной рипный история», не получилосьрусский он знает плохо, а парень, видно, веселый и славный. (А как роскошно скрипели под его шагами деревянные ступени!) Милочка сняла шарфик, перестала пить кофе, прилежно принялась за вязание. Только мне показалось, в глазах ее ровно на секунду появилась горечь и тут же исчезла. А кэп сидел рядом, прищурив свои серые киноглаза и попыхивая трубкой. Иногда он чуть придремывал, чуть всхрапывал, мужчина как мужчина, на отдыхе, наверное нисколько не хуже и не лучше Краснова. Мысль мне пришла в эти минутылитература вовсе не отражение жизни и даже не тень ее, сказочный у нее фундамент. И чем более она как бы реалистична, тем более сказочна. Как много мы встречаем в жизни людей, наделенных яркой внешностью, красотой, которые вовсе не стремятся овладеть миром или любовью. Они живут-поживают и наживают ли «добра»неизвестно, часто скучные, средние, безэмоциональные. А некрасивые или с изъянцем чаще становятся заметными на авансцене жизни (как выражаюсь, а?). Жажда и пламя желаний берут их на разрыв. Мир вокруг них ходит колесом. Не есть ли это красота? По-моему, сейчас как раз идет пересмотр этих понятий, не у нас в Пыльве (а может, и у нас) на планете. А гармония черт лицада пусть ей будет пусто! Почему стало таку красивых мужей или жен некрасивые партнерыснижение эстетического идеала? Есть и это. Но важнее то, о чем я тебе сказал. Как ты?
Устал, Витвас, от меня? Эх, затянуть бы тебя сюда, в Пыльве, чтобы ты поверил, что счастье может быть и таким тихим и как бы неприметным. И одиноким.
Твой Стасёк.
Можешь на все мои витийства не отвечать. Пиши о чем хочешь, только пиши.
С.
Виталий ВасильевичСтаниславу Сергеевичу
Нет уж, позволь тебе ответить! Твои послания я читаю с маху и с ходуглотаю, а потом, как говорится, понимаю, с чем их едят. Не обижайся, но я прочел письмо твое Татьяне, вслух. Нужен был мне еще один читатель. Она слушала внимательно, а потом и сморозила, как все бабы: влюбиться, говорит, надо Стасику. Я, честно говоря, маленько на нее собаку спустилзачем это ему, то есть тебе, сейчас влюбляться, за каким чертом? А она не отступаетнадо! И жениться! Мы с ней крупно на эту тему поговорили и выяснили позицииоказалосьразные (вот те на! Чуть ли не на столетнем юбилее). Я считаю, что тебе незачем влюбляться, да и вообще не смешно ли это в нашем возрасте? По-моему, достаточно смешно. Татьяна считает, что ты не очень счастливый человек, и в этом все дело, и что, если рядом с тобой появится женщина, сразу ты станешь счастливейнекуда! Ну, женщины, ну юмористки! Им бы слово «любовь» лишний раз услышать, они сразу начинают как куры колготиться, а если этого слова нет, то им скучно. Они нас на свой аршин меряют. Зла не хватает. Татьяна ушла, обиделась, так мы с ней о твоем письме толково и не поговорили. Ушла и еще дундуком невнимательным обозвала.
Вот пишешь об этом парне, Володе, что он, мол, на жену внимания не обращает, на красавицу и так далее. А ведь это все не так, Стасёк! Уверяю тебя. Про меня, наверное, такое тоже могут сказать. Потому что жена, Татьяна моя, например, всегда рядом, и, честно тебе скажу, раньше я знал, что она красивая, а теперьспроси: какая? Не знаю. Конечно, она изменилась, там, постарела, потолстела, но не очень, ее считают интересной женщиной, я слышал, а я вот не знаю! Моя жена, и все тут. Любовь? А то нет! А как же. Но не буду же я молотить каждый день о том, что я ее люблю, ну не буду! Думаю, и у того парня, Володи, тоже так. А теперь о твоей старушенции, извини, я по-простому, по-нашему, Яновне. Она старуха интересная, наверное, однако что-то мне в ней не нравится и в твоей Пыльве тоже. Перестань ты туда ездить, она тебя расслабляет. Рай для стариков, а ты молодой еще мужик и нормальный. Я люблю называть вещи своими именами. Вот об этом мне сразу захотелось тебе сказать. Татьяна заглянула в комнату, что-то глаза подозрительно на мокром месте, обидел свою старушку. А она обижаться не должна. Жаль, я не могу ей так же откровенно сказать, как тебеженщина не поймет. «Любовь, любовь!»да родной мне Татьяна человек, не буду же я талдычить, как попугай, каждый день в течение тридцати лет про любовь! Неправда это будет, да и ей, первой, надоест. Ну кто из нормальных работающих, занятых мужиков после тридцати лет совместной жизни будет трястись и бегать возле жены кругами как петух? Неприлично и некогда и, главное, не надо. Здесь не театр, а жизнь. В театре, на сцене, старушки со стариками слюни пускают, а жизнь посуровее. Существо дела есть? Есть. Вместе мы живем? Живем. Родные? Роднее некуда. Что еще? Но вот женщинам важнее не суть дела, а его видимость. И в этом между нами разница. Ну как инопланетяне они, ей-богу! Ладно, перехожу на общесемейные новости (письмо дурацкое, и не все сказалТатьяна помешала): молодые остепеняются, чего-то там воркуют. Дитяти пока нет, но «есть мнение», что с этим задержки не будет. Я лично к роли деда готов. Не знаю, как ониготовы ли к родительской
Тут мне в отделение девчонку привезлисмещение шейных позвонков, от пьяницы-мужа в окно прыгала, второй этаж. Девчонка молодая совсем, красивенькая, плачет, а шейкой не двинуть. Я разозлился, говорю, где этот твой хмырь, я ему бока наломаю. Она в рыдания, а травма серьезная. Не буду, говорю, не буду, а надо бы этого идиота проучить. А девчонка мнеон, говорит, мой Толик, очень ревнивый и меня сильно любит. А сама в синяках недельной давности. Это, говорю, что такое? Снова, видишь, ее приревновал спьяну. Вот и такая любовь Дикость, а не любовь, хотя и называется так, вернее эта дура-девчонка считает. Я понимаю, любовьэто когда в семье все нормально, чтобы можно было спокойно жить и работать. Ладно, пиши, я твоих писем жду, как «Литгазету» в среду, ясно?