Ручей я нашла неподалеку от нашего укрытия. Я даже не знала, как это назвать. В географии я совсем не сильна. Течение быстрое и шумное. Я вернулась за Яшей и Таей. Пока дети плескались в воде, я лихорадочно думала о том, куда бежать. Как незамеченными выйти к дороге. У нас ничего нетни денег, ни телефона. Ничего.
Яша играет с Таей Вот она беззаботность детства, когда можно отключить все мысли, забыть об опасности и наслаждаться каждым мгновением. Если бы все это было не здесь а где-то в другом месте, и Максим был с нами. Смотрел, как они играют вместе. Наши дети. Наша Тая и наш Яша. Он ведь стал моим с той секунды, как я впервые обняла его худенькое тельце и заглянула в синие глаза, полные боли и надежды. Я бы уже никогда от него не отказалась.
Все! Хватит! Вылезайте!
Неее! Еще немного. Совсееем чуть-чуть.
Хорошо. Еще немногои устало улыбнулась. Пусть плескаются, ночью придется идти к дороге и, возможно, утром тоже.
И вдруг послышался собачий лай совсем близко. Я подпрыгнула на месте, даже не успела о чем-то подумать, рванула в воду, выхватив автомат, поворачиваясь спиной к детям, закрывая их собой, и лицом к берегу, куда выскочили две немецкие овчарки, а за ними один из чеченов.
Яшаааа, бери Таю и на другой берег, быстро! Прячьтесь!
Позади нас только каменистый островок и углубление в камнях. Дети наверняка спрятались именно там, потому что больше негде, а я, целясь в боевика, пятилась за ними спиной. От отчаяния и понимания, что это конец, похолодело все внутри, и дыхание застряло в ребрах, причиняя адскую боль.
Ни шагу! Я тебе башку прострелю! прорычала чечену, который сделал шаг к воде.
Опусти оружие, дэвочка, и живая останешься!
Он пошел на меня, а я в доказательство, что не шучу, прицелилась и выстрелила. Пуля зацепила ему ухо, и я увидела, как кровь брызнула на камуфляжную куртку. Да, Максим научил меня хорошо стрелять с любого вида оружия и всегда говорил, что я очень меткая.
Сссссука!
Следующий выстрел тебе в глаз!
Чечен опустил автомат и несколько секунд с ненавистью смотрел на меня, потом поднес рацию к лицу.
Нашел сучку. Нет с ней никого. Только дети. Никуда не денется. На островке они.
Глава 3
Женщина не может быть счастлива, если она нелюбима, а ей нужно только это. Женщина, которую не любят, это ноль и ничего больше. Уж поверьте мне: молодая она или старая, мать, любовница Женщина, которую не любят, погибшая женщина. Она может спокойно умирать, это уже не важно.
(с) Коко Шанель
Никто и не думал к нам приближаться. Зачем им это? Они просто окружили нас и стерегли с собаками, не давая даже высунуть нос из-за камней. Стреляли то в воздух, то по песку так, что Тая вскрикивала, а Яша сжимал пальцы в кулаки и изо всех сил старался не подавать виду, что ему страшно.
Они знали, что делают. Ведь у нас не осталось ни пресной воды, ни еды. А со мной маленькие дети.
Кушать хочу мам.
Отломила кусочек своей шоколадки и протянула ей и Яше, понимая, что завтра нам придется выйти из убежища. С берега доносится запах жареного мяса и треск костра. А наше место так мало, что мне негде развести огонь, и я изо всех сил прижимаю к себе детей, растираю им плечи и ручки, ножки, чтоб отогреть. Яша протянул Тае свою часть конфеты.
Кушай сам, ты что!
Она маленькая, и она девочка. Пусть ест, а я потерплю.
Мой мальчик, какой же ты уже маленький и сильный мужчина. Привлекла его к себе и поцеловала в макушку. Прошел еще один день. Адский. Жаркий. Воды осталось несколько капель, и я отдала ее детям. К вечеру ощущение безысходности и понимание, что Изгой не придет, довели меня до отчаяния. Хотелось рыдать от бессилия и рвать на себе волосы.
Эй, русская, жрать не хочешь? Выходи, мы тебя накормим!
И ржут.
Да, напихаем тебе в рот, а мелких твоих поджарим! Выходииии!
Мне хотелось их расстрелять, хотелось исполосовать их автоматной очередью. Но такое только в кино показывают, а у меня наяву все. И едва я вскину автомат, они убьют меня, и дети останутся сами. От одной мысли об этом стало страшно до дикой дрожи.
Тая лежала на моих коленях, а Яша забился возле камней и дрожал от холода. Меня мучила страшная жажда. О голоде я старалась вообще не думать. А вот журчание воды неподалеку сводило с ума. Но если я выйду из укрытия, меня тут же подстрелят. Жажда она страшнее всего, она сводит с ума, и я изо всех сил стараюсь глотать слюну, чтобы не так саднило в горле, и мысль о том, что во фляге есть немножко воды, пульсирует в висках, и я адскими усилиями воли сдерживаю себя, чтобы не выпить последнее.
Легла рядом с Таей и обняла ее маленькое тельце. Я не буду думать ни о чем, не буду думать о жажде Но не могла. Повернулась к Яше.
Я смотрела на его спину, на худенькие плечи, потом опять на Таю, бледную и ослабленную, она вздрагивала во сне. И вдруг я резко встала. В тот же момент Яша повернулся ко мне.
Нет! Не ходи к ним! Неееет! он яростно тряс головой. Не надоооо!
У меня нет выхода, Яшенька, нету, понимаешь?
Они тебя убьют!
Не убьют!
Я подползла к нему и обняла его за плечи.
Твой отец там, и он не позволит им этого сделать.
А если позволит? и в глазах отразился ужас.
Нет, не позволит. Что ты! я обхватила лицо малыша ладонями. Он должен узнать, что мы здесь, и никто нас не тронет.
Я говорила это и и изо всех сил надеялась, что именно так и будет. Я приняла решение, и почему-то мне стало легче. Бездействие и ожидание убивают, умертвляют всю надежду. Мои дети больше не будут голодать и умирать от жажды. Я все еще Дарина Воронова. А Тая ЕГО дочь! Как и Яша его сын!
Пусть сейчас я и жалкое подобие той Даши, которой была. Тень. Отражение в грязной воде. Но ему придется подумать о детях, если не обо мне. Ничего. Пусть смотрит, в каком мы состоянии и до чего он нас довел. Пусть узнает, что мы здесь.
Я сейчас выйду к ним, а вы прячьтесь здесь Еслиесли услышите выстрелы, ничего не делайте и просто ждите. Они вас не тронут.
Говорила и цепенела от ужаса, если ничего не получится, мы все умрем. Дети умрут из-за меня. Я виновата. Я притащила их сюда. От паники вся покрылась каплями холодного пота. Не думать об этом. Только не думать!
Наклонилась, поцеловала спящую Таю, потом Яшу и встала в полный рост.
Боевики лежали возле костра. Их было трое и две собаки. Я могу успеть застрелить хотя бы одного. А может, двоих. Только это ничего не изменит, и тогда они не пощадят детей. Я вошла в воду и медленно пошла в их сторону. Собаки приподняли морды и пошевелили ушами, но лаять не стали. Когда я вышла на берег, дрожа от холода, стуча зубами и сказала:
Эй!
Ублюдки повскакивали и схватились за автоматы. А потом один из них усмехнулся и тут же расхохотался.
А вот и птичка прилетела. Кушать всем хочется. Я же говорил, что она придет.
Встал с земли, а я вздернула подбородок и швырнула ему автомат.
Свяжись со своим главным. Скажи, говорить с ним хочу.
Они переглянулись, и лысый с одной бородой без усов продолжил ржать.
С каким главным, дэвочка? Я здесь главный. Мама и папа. За едой пришел? Так и скажи. Я добрый. Я тебя вначале любить, потом он любить, потом он, а потом кормить и детей накормить. Ахмед обещает.
Какое гадское имя. Аж всю передернуло. Подошел ко мне и дернул к себе за шиворот.
Раздевайся.
По телу прошла дрожь, и я напряглась так, что казалось, все нервы полопаются.
Аслану своему передай, что здесь его жена и дети.
Ахмед проклятое мерзкое имя, продолжал смеяться, а потом вдруг перестал.
Чья жена?
Аслана Шамхадова вашего.
Ты?
Осмотрел меня с ног до головы и с неверием снова уставился мне в глаза.
Лжешь!
Так проверь. Свяжись с ним и сам у него спроси.
Что она там несет? Что за бред?
Бородатый разжал пальцы и посмотрел на своих товарищей. Сказал им что-то на своем языке, и они переглянулись. Один из них протянул Ахмеду сотовый, и тот быстро набрал чей-то номер.
Да, брат. Взяли. Сама вышла. перевел взгляд на меня, потянул носом и смачно харкнул на землю. Не могу сейчас горло перерезать. Аслана позови. Надо! Она утверждает, что жена его! и тут же расхохотался. Ясно! Так и знал!
Повернулся ко мне с ослепительно-гадкой усмешкой.