Бессонница - Марья Коваленко

Пролог

Не смотри в глаза своему искушению.

Любить чужого мужчину - адская мука. Любить, не надеясь на взаимность, чувствовать его горе без права утешить, беззвучно выть в подушку по ночам от своей боли, от его боли... И улыбаться днем, так, чтобы никто в этом сверкающем городе не узнал, как загибалась от отчаяния ночью - мой собственный ад. Из него невозможно выбраться, и даже потеря не смогла вытравить любовь.

Но разве у кого-то из нас был выбор?

Глава 1.

Руслан.

- Вы кого-то потеряли?

- Себя самого.

- Извините?.. - Невысокий молодой проводник с усами-щетками уперся в меня удивленным взглядом.

- Простите, черт... - я потер лоб. Схожу с ума. Точно схожу. - Вы не видели женщину, молодую, блондинку? У нее на правой щеке под глазом родинка.

- Блонди-и-инку?.. С родинкой...

Проводник подумал, нахмурил брови, а я уже понял, что он ее не видел. Никто в этом гребанном поезде не видел мою жену! Двенадцать вагонов, девять купе, триста девяносто шесть шагов от тепловоза до последнего вагона. Ее нет нигде.

- Кажется, нет, - наконец произнес он. Что и требовалось доказать. - А во что она была одета?

Я вспомнил легкий сарафан цвета морской волны. Тонкие лямки, которые легко можно было стянуть вниз, чтобы добраться до груди. Свободный низ, который в одно движение задирался до талии, открывая вид на самые шикарные ноги на земле.

- Так что на ней было? - продолжил бесполезную игру в помощника проводник.

- Не важно, - я резко закрыл дверь в его купе.

До чертиков захотелось что-нибудь сломать... Или кого-нибудь.

Голова кипела, но я ничего не мог придумать. Где она? Какого черта здесь происходит? Ни одной остановки за последние два часа. Никаких происшествий.

- Света, милая, найдись, пожалуйста. Очень тебя прошу.

Словно чокнутый, вновь открыл дверь в холодный переход между вагонами. Все по новой. Еще один осмотр. Липкая, как лента для ловли мух, тревога еще туже сжала грудь. До отчаяния остался всего один шаг.

Все жуткое, шокирующее происходит в нашей жизни неожиданно. Долбанное провидение рвет обычную жизнь на клочки и сворачивает от ужаса кишки в узлы. Ты, как космонавт, случайно отцепившийся от станции, смотришь на поручень в паре метров от себя и ничего уже не можешь сделать. Баллон кислорода за спиной - все, что осталось от надежд и планов.

Я ощущал страх физически. Паника комом подступила к горлу. С трудом передвигая ставшие вдруг тяжелыми ноги, двинулся по чужому плацкартному вагону. Разговоры, звонкий смех дородной проводницы с рыжими кудрями и детский визг, словно по струнам, ударили по оголенным нервам.

Пришлось стиснуть зубы, чтобы не заорать: "Заткнитесь все!" А орать уже хотелось. Тревога напалмом выжигала все хорошее, и ладони сжимались в кулаки от ярости.

- Света, умоляю, - чужим, незнакомым голосом прошептал я в очередном проходе и чуть не поскользнулся...

- Черт!

Гладкие подошвы туфель заскользили по пропитанному чем-то мокрым ковровому покрытию. В самый последний момент перед падением я ухватился за ручку.

Вдох-выдох. Взгляд быстро охватил прямоугольник ковролина.

Паника дошла до своего пика, и страх ледяными ручьями растекся по телу.

- Что за... - Я все же упал.

Как подкошенный...

...с разрывающим глотку криком прямо на липкое кроваво-красное покрытие.

Звон будильника раздался в тишине спасительной трелью.

Дзын-дзын-дзын!

От звона свело зубы. Противно, как мелом по стеклу, но я, словно из глубины, вынырнул из сна в реальность и потер глаза.

Моя квартира.

Широкая кровать.

Простыня смята, и если бы не резинки по бокам, валяться ей на полу.

Одеяло влажное, словно я пробежал в нем марафонскую дистанцию.

Опять...

Не задумываясь ни на миг, открыл тумбочку и закинул внутрь упаковку снотворного. Если бы кто-нибудь заглянул на верхнюю полку, точно решил бы, что я коллекционирую седативные препараты. Шизанутый нарик с пулей в голове.

Нужно возвращаться к книгам. Сложно, муторно, но от неевклидовой геометрии Лобачевского или теории Хокинга о черных дырах я засыпал без снов. Весь остаток ночи превращался в черную дыру, и на утро меня не выворачивало наизнанку от собственного прошлого.

Луч солнца скользнул по фотографии жены на книжной полочке. Света словно подмигнула мне. Мягко, ласково, как умела лишь она. Глубоко, там, где все еще билось о ребра упрямое сердце, привычно кольнуло.

- Я устал без тебя, родная.

Возможно, когда-нибудь в моей жизни будет утро без этих слов, но пока тоска была сильнее.

***

Жанна.

Вечер того же дня.

Студия прямого эфира радиостанции "Лайф"

- Уверяю вас, все врут. Мужья говорят, что любят своих заплывших жиром бесформенных жен, наниматели уверяют, что ценят трудоголиков-подчиненных. Ложь повсюду.

В жестких высоких креслах напротив друг друга сидели две женщины. На каждой из них были огромные, полностью закрывающие уши студийные наушники фирмы "Beyerdynamic", а перед лицом - микрофоны. Больше ничего общего. Одна - невысокая, грузная шатенка, с глазами-щелочками и короткими прямыми волосами; втораястройная брюнетка, с высокой грудью, чуть вздернутым носом и пухлыми, словно созданными для поцелуев, губами.

Молчавшая до этого ведущая, включив свой микрофон, качнулась вперед.

- А любовь, по-вашему, существует?

- Я считаю, что любовь - это особая форма зависимости. Вначале инстинкт размножения толкает искать свою пару, а потом, когда партнер уже найден, подключается бессознательное. Комплексы, страхи, психотравмы детства припаивают к другому, прикрывая все это красивой, одобряемой обществом любовной ширмой.

- И нельзя любить другого просто так? - между бровей ведущей пролегли две складки.

- Самые лучшие для нас это мы. Если второй не пытается занять первое место на личном пьедестале, жить с ним можно.

Только многолетний опыт и железная выдержка помогли ведущей сдержать язык за зубами.

- Если верить вашей теории, - снова обратилась она к своей сегодняшней гостье, - любви без взаимности вообще существовать не может.

- Конечно!

- Даже если другой кажется самым лучшим? И любить можешь только его?

- Любить, не надеясь на ответ? - гостья бросила на свою собеседницу презрительный взгляд. - Это называется мазохизм, милочка. Мазохизм во всей своей красе.

По лицу ведущей сложно было понять, устроил ли ее такой ответ. Красивые карие глаза светились все тем же светом, а на скульптурных алых губах играла многозначительная полуулыбка.

***

- Жанна! Жанна, да постой же!

Проклиная свои высоченные шпильки, я летела по коридору в сторону туалета. Желание вымыть руки с мылом было таким острым, что никакие просьбы выпускающего редактора не могли заставить остановиться.

- Жанна, да твою мать, куда ты так несешься?

- В уборную, Костя! - я резко распахнула дверь с табличкой "Ж".

- Да что с тобой такое? - как и ожидалось, табличка редактора не остановила. Не замечая удивленных взглядов, он вошел следом за мной и привалился спиной к стене возле умывальника.

- Какой черт в тебя вселился? -  прокричал над ухом Костя.

Набрав полную пригоршню геля, я принялась старательно растирать его по рукам.

- С каких пор мое шоу без моего ведома переносится на другое время? - внутри все кипело от злости. Два года я выбивала себе вечерние часы, била все рекорды по рейтингам, и тут вдруг оказывается, что моя передача перенесена на обеденное время.

- Жанн, ты же знаешь, это идея нашего нового бигбосса.

- Он посчитал, что, поработав неделю на радио, знает, как лучше верстать сетку?

- Ты сама все понимаешь... - Костя поджал пухлые, как у девчонки, губы и опустил взгляд.

О, да! Я понимала. Я столько всего понимала, что хотелось материться в прямом эфире. Отличная получилась бы новость: "Жанна Орлова, номер один в топе самых сексуальных ди-джеев русского радио возмутилась из-за домогательств собственного босса!" Даже интересно, найдется ли хоть кто-то, кто поверит?

- Жанн, прости...

- Ни за какие коврижки я не буду с ним спать, - смыв гель, я набрала новую порцию и принялась снова намыливать руки. - Пусть Мисюров засунет свое предложение куда подальше, а если еще раз подкинет мне в передачу идиотку вроде сегодняшней - вообще будет вести эфир сам!