Уже
тысячи былинок, корешков и мелкихпочвенныхприютовусердной
тварионуничтожилнавсегдаиработал в теснинах тоскливой
глины. Но Чиклин его опередил, он давно оставил лопатуивзял
лом,чтобыкрошитьнижние сжатые породы. Упраздняя старинное
природное устройство, Чиклин не мог его понять.
От сознаниямалочисленностисвоейартелиЧиклинспешно
ломалвековойгрунт, обращая всю жизнь своего тела в удары по
мертвым местам. Сердце его привычнобилось,терпеливаяспина
истощаласьпотом,никакого предохраняющего сала у Чиклина под
кожейнебыло--егостарыежилыивнутренностиблизко
подходилинаружу, он ощущал окружающее без расчета и сознания,
но с точностью. Когда-то он был моложе и его любили девушки--
изжадности к его мощному, бредущему куда попало телу, которое
не хранило себя и было преданно всем. ВЧиклинетогдамногие
нуждалиськак в укрытии и покое среди его верного тепла, но он
хотелукрыватьслишкоммногих,чтобыисамомубылочего
чувствовать, тогда женщины и товарищи из ревности покидали его,
аЧиклин,тоскуяпоночам,выходилнабазарную площадь и
опрокидывал торговые будкииливовсеуносилихкуда-нибудь
прочь,зачтотомилсязатемвтюрьме и пел оттуда песни в
летние вишневые вечера.
К полудню усердие Вощева давало все меньше и меньшеземли,
онначалужераздражатьсяот рытья и отстал от артели; лишь
один худой мастеровой работал тише его. Этот задний былугрюм,
ничтоженвсемтелом, пот слабости капал в глину с его мутного
однообразного лица, обросшего по окружностиредкимиволосами;
приподъемеземлинаурез котлована он кашлял и вынуждал из
себя мокроту, а потом,успокоившись,закрывалглаза,словно
желая сна.
-- Козлов!-- крикнул ему Сафронов.-- Тебе опять неможется?
-- Опять,-- ответил Козлов своим бледным голосом ребенка.
--Наслаждаешьсямного,-- произнес Сафронов.-- Будем тебя
класть спать теперь настолеподлампой,чтобтылежали
стыдился.
КозловпогляделнаСафроновакраснымисырыми глазами и
промолчал от равнодушного утомления.
-- За что он тебя?-- спросил Вощев.
Козлов вынул соринку из своего костяного носа и посмотрел в
сторону, точно тоскуя о свободе, но на самом деле ни очемне
тосковал.
--Они говорят,-- ответил он,-- что у меня женщины нету,--
с трудом обиды сказал Козлов,-- что яночьюпододеяломсам
себялюблю,аднем от пустоты тела жить не гожусь. Они ведь,
как говорится, все знают!
Вощев снова стал рыть одинаковую глину и видел, что глины и
общей земли еще много остается -- еще долго надоиметьжизнь,
чтобыпревозмочьзабвеньемитрудомэтотзалегшиймир,
спрятавший в своей темноте истинувсегосуществования.Может
быть,легчевыдуматьсмыслжизнивголове--ведь можно
нечаянно догадаться о нем или коснутьсяегопечальнотекущим
чувством.