Все прочие Валерьян Борисычи засвистели по-узбекски и стали принакручивать шляпами. Через миг несметное количество шляп загудело над нашими головами.
Волоча за собой, как чайку, подбитого лоцмана, мы отступили к шлюпке. Над нами завывали смертоносные шляпы.
Пахомыч изловчился, поймал одну за тулью, зажал её между коленей, но шляпа вырвалась, схватила корзину с финиками, которая стояла на корме, и понеслась обратно на остров.
Эти финики спасли нам жизнь. Валерьян Борисычи, как только увидели финики, выскочили из норок. Они катались по песку, стараясь ухватить побольше фиников.
А мне Валерьян Борисычи даже чем-то понравились, смеялся Суер-Выер, выводя нашу шлюпку на правильный траверз. Наивные, как дети: хотели нас шляпами закидать.
Тут в воздухе появилась новая огромная шляпа. Она летела книзу дном, тяжело и медленно.
Долетев до нас, шляпа перевернулась, вылила на капитана ведро помоев и скрылась в тумане.
Главы IXXРазвлечение боцмана
На следующий за Валерьян Борисычами остров для забавы мы взяли с собой боцмана Чугайло. Он уже несколько месяцев не сходил с борта и совершенно озверевал.
Хочу развлечений! ревел он иногда в своей каюте.
Правда, ещё издали было видно, что особых развлечений на этом острове не состоится. Прямо посредине его стояло какое-то сухое дерево, а вокруг сплошной камень.
Это ничего, говорил Суер, походит вокруг дереваглядишь, и развлечётся.
Ну, мы сошли на берег и открыли остров. А потом сели на камушек, а боцмана пустили ходить вокруг сухого дерева. И он начал ходить, а мы смотрели, как он ходит, и перемигивались.
Неплохо ходит, холера!
Медленно как-то. Вяло.
Господин Чугайло! кричал Пахомыч. Да вы побыстрее ходите, а то не развлечётесь.
Сам знаю, как хожу! ревел боцман. Развлекаюсь как умею.
Чепуха, сказал лоцман Кацман, так он не развлечётся никогда в жизни. Давайте потихоньку сядем в шлюпку и уплывём, вот тут он и развлечётся.
И мы сели в шлюпку и отплыли на три кабельтова.
Боцман Чугайло вначале не заметил нашего манёвра и ходил, тупо глядя в землю, а когда заметилзабегал вокруг дерева, то и дело падая на колени.
Вы куда? орал он. Вы куда?
Ничего не мог он придумать, кроме этой моржовой фразы. Ясно куда: на «Лавра».
Не покидайте меня, братцы, орал Чугайло в пространство, а мы посмеивались и делали вид, что навеки уплываем.
А что? сказал Суер. Может, и вправду оставить его на острове? Надоел ужасно. Ходит всюду, плюётся и сморкается. Всего «Лавра Георгиевича» заплевал.
Давайте оставим, сказал Пахомыч.
Думали мы, думали и решили оставить боцмана на острове. Хрен с ним, пускай развлекается.
Главы XIXIIСамсон-Сеногной
Лоцман Кацман разрыдался однажды у мачты, на которой к празднику мы развесили кренделя.
Жалко Чугайлу, всхлипывал он. Давайте вернёмся, капитан. Заберём его на «Лавра».
А, наверно, уж с полгода прошло, как мы оставили боцмана на острове.
Ладно, сказал наш простосердечный капитан, вот откушаем праздничного суфле и назад поплывём.
Ну, откушали мы суфле, поплыли назад.
СмотримЧугайло жив-здоров, бегает по острову вокруг сухого дерева.
Неужто ещё не развлёкся? удивился Суер.
А боцман, как увидел нашу шлюпку, стал камнями кидаться. Во многих он тогда попал.
Высадились мы на остров, связали боцмана, сели под дерево и рассуждаем: что же дальше делать? Забросает же камнями, ватрушка!
Сидим эдак, вдруг слышим, Кацман кричит:
Почки!
Лоцман кричит:
Почки!
И пузырьки какие-то лопаются!
Батюшки-барашки! На ветвях-то сухого дерева появились настоящие растительные почки! И лопаются, а из них листочки выскакивают. Растительные!
Боцман! Суер кричит. Откуда почки?
Не знаю, мычит боцман, мы-то ему в рот кляп засунули, чтоб не плевался. Не знаю, мычит.
Вынули мы кляп, а боцман всё равно ничего не знает. Засунули обратно, и капитан спрашивает:
Живёте на острове, а про почки не знаете. Как же так?
Они раньше не лопались, через кляп мычит.
Развиваются! закричал Кацман, и мы увидели, что листочки позеленели, а из-под них цветы расцвели.
Бросили мы боцмана, кинулись цветы нюхать. Только нанюхалисьцветы все опали.
Что же теперь делать? спрашиваем капитана. Опали наши цветочки!
Ждать появления плодов, размыслил Суер.
И плоды не заставили себя ждать. Вначале-то появились такие маленькие, зелёненькие, похожие на собачью мордочку, а потом стали наливаться, наливаться. Лоцман цоп с ветки плодочеки жрёт!
Капитан хлопнул его по рукам:
Незрелое!
Я люблю незрелое! Люблю! плакал лоцман и жадно, как лягушонок, хватал плодочки.
Связали мы лоцмана и стали ждать, когда плоды созреют. И вот они созрели прямо на глазах.
Неужели груши? восхищался Пахомыч.
Ранет бергамотный?! мычал через кляп боцман.
Накидали мы целую шлюпку груш, развязали боцмана с лоцманом и отбыли на «Лавра».
Потом-то, уже на борту, мы долго размышляли, с чего это сухая груша столько вдруг всего наплодоносила.
Она расцвела от наших благородных поступков, сказал Кацман.
Каких же это таких?
Ну вот мы бросили боцмана на острове. Какой это был поступок: благородный или не благородный?
Благородный, сказал Пахомыч. Он нам всего «Лавра Георгиевича» заплевал.
Сэр Суер-Выер засмеялся и выдал старпому особо спелую и гордую грушу.
Ну нет, сказал он, благородный поступок был, когда мы за ним приехали. И груше это явно понравилось.
Ерунда, кэп, сказал боцман, вынимая изо рта очередной кляп свой. Пока я бегал по острову, я ей все корни обтоптал.
Разгорячённый грушами, лоцман запел и заплясал, и боцман, раскидывая кляпы, затопал каблуком. Мы обнялись и долго танцевали у двери мадам Френкель:
Мадам! Спасите наши души
От поедания плодов!
А то мы будем кушать груши
До наступленья холодов!
Эх, и хороший же тогда у нас получился праздник! Ну прямо Самсон-Сеногной!
Глава XIIIСлавная кончина
Я совсем забыл сказать, что с нами тогда на борту был адмиралиссимус. Звали его Онисим.
И многим не нравилось поведение адмиралиссимуса. Герой Босфора, мученик Дарданелл, он совсем уже выжил из ума, бесконечно онанировал и выкрикивал порой бессвязные команды вроде:
Тришка! Подай сюда графин какао, сукин кот!
В другой раз он беспокойно хлопал себя по лысинке, спрашивая:
Где мой какаду? Где мой какаду?
Чаще же всего он сидел на полубаке и шептал в пространство:
Как дам по ухутогда узнаешь!
Матросы не обижали старика, а Суер по-отечески его жалел.
Один раз Суер велел боцману переодеться Тришкой и подать Онисиму графин какао. Какао, как и Тришка, было поддельнымжёлуди да жжёный овёс, кокосовый жмых, дуст, немного мышьяка, но адмирал выпил весь графин.
Где моё какаду? распаренно расспрашивал он.
Суер-Выер велел нам тогда поймать на каком-нибудь острове какаду. Ну, мы поймали, понесли мученику и герою.
Вот ваше какаду, экселенс! орали мы, подсовывая попугая старому морепроходцу.
Адмиралиссимус восхитился, хлопал какаду по плечам и кричал:
Как дам по ухутогда узнаешь!
Стали мы подкладывать лоцмана Кацмана, чтоб адмиралиссимус ему по уху дал. Но лоцман отнекивался, некогда ему, он фарватер смотрит. А какой там был фарватерсмех один: буи да створы.
Навалились мы на лоцмана, повели до адмиралиссимуса.
Старик Онисим размахнулся да так маханул, что сам за борт и вылетел.
Вот кончина, достойная адмиралиссимуса, сказал наш капитан Суер-Выер. Потом уже, на специально открытом острове, мы поставили памятный камень с подобающей к случаю эпитафией:
Адмиралиссимус Онисим,
Был справедлив, ноонанисим.