Такая вся неприступная, далекая, не дотянешься. Только мечтать, только смотреть голодными глазами и проклинать себя. Впервые проклинать за то, что недостоин даже подойти. За то, что не ее круга. Уехали, а я вслед смотрел, сжимая рукой в перчатке пилу и чувствуя, как захлестывает злостью. Уйти с работы этой. К чертовой матери, и плевать на Пашку, на деньги.
Но не ушел. Утром меня придавило досками. Мы их перекладывали в другое место всю пятницу. А на выходные, когда все разъехались, Гном сказал, что надо все сложить, так как в понедельник привезут новую партию.
Я, естественно, вышел складывать, и они завалились в мою сторону. Одна из них кожу счесала на груди, а другая по голове огрела так, что перед глазами черти заплясали, не считая тех реек, что на ноги упали. Я бы, может быть, орал от боли матом, но я не успел... потому что ее увидел. Как бежит по заднему двору в одном легком платье, падает на колени, пытается с меня доски стягивать. Такая худенькая, тоненькая. Тянет их, плачет.
- Я сейчас... сейчас, вам больно? - причитает и лицо мое прохладными ладошками трогает. Проклятье, я готов валяться даже под каменными глыбами, гореть живьем, лишь бы она касалась, лишь бы голос ее слышать. Не знаю, что за дрянь со мной происходит, но я, кажется, с ума схожу. - Потерпите. Я на помощь позову. Я быстро!
Прибежала охрана, начали доски с меня стаскивать, и та женщина пожилая, она Лизу стала от меня оттаскивать, когда та влажным платком пыталась мое лицо вытереть от крови.
- Вы с ума сошли, вы к нему прикасались? Быстро в дом! Отец узнает... вы не представляете, что он сделает.
- Пожалуйста, Рита, отпусти. У него раны, их обработать надо.
- Не смейте!
- Я вымою руки. Обещаю!
Она говорит, а меня слепит злостью и сдерживать ее уже не могу. Челюсти до крошева сжимаются. Сучка! Руки помоет она!
- В перекиси искупайтесь! - гаркнул ей вслед. - Не забудьте только!
- Успокойся! - гном злобно на меня посмотрел. - Не смей с ней разговаривать!
- А то что?
- Ничего. Вылетишь отсюда, как пробка.
- Да по хер. Ясно? Я вашего царька не боюсь. Вы все здесь на голову больные! Рабочих за людей не считаете!
Приехал врач, осмотрел. Все мои кости целые остались, пару ссадин и ушибов, но легко отделался. А мне плевать, у меня в голове ее голос звучит. То шепчет мне, чтоб потерпел, а потом ледяной водой окатывает, когда говорит, что после того, как ко мне прикасалась, руки вымоет. Чокнутая семейка. Высокомерные твари!
Нашел остатки Анькиного ликера, выпил все до самого дна и... на другую сторону дома пошел. Как вор, пробрался в темные коридоры, стараясь понять, с какой стороны ее комната, если окна выходят на задний двор. Нашел. Несколько секунд у двери стоял... войти не решался. Прислонился к стене и глаза закрыл. А потом шаги легкие услышал. Идет по коридору. Волосы длинные развеваются золотистыми прядями, в руках графин с водой несет. Чистая вся. Опять в белом. И мне ее замарать всю хочется. Проучить дрянь. Чтоб не смела так с людьми обращаться. Схватил за плечо. Она всхлипнула, но не закричала. А я ее к двери придавил и самого током прошибло от того, что прикоснулся к ней.
- Руки мыть ходила?
Думал, она сейчас отбиваться начнет или закричит... но вместо этого графин мне сунула, я на автомате взял, а она лицо мое обхватила ладонями и губами к моим прижалась. Меня в пот швырнуло, обожгло всего, как раскаленным железом. Я в ее рот выдохнул и смял мягкие полные губы своими, одной рукой прижимая ее к себе, а второй удерживая проклятый графин. И, оказывается, никогда раньше до этого я не целовался. Не было никаких поцелуев. Так, похотливое тыканье губами, а сейчас озарение, как будто мне впрыснули в вену дозу запредельного кайфа, доводящего до изнеможения. И трясет всего, будто я уже беру ее, а не целую, будто раскалываюсь на осколки, и губы обжигает ее губами до мяса, до костей. Голодными пальцами в мягкие невесомые волосы зарылся, не давая ей ускользнуть, накрывая ее рот своим, едва оторвавшись, снова пить свежее дыхание. Сладкая, от нее малиной пахнет, молоком и еще чем-то запредельным. Отстранился и лихорадочно лицо ее пальцами глажу. Не верю сам себе, что целовал только что.
- Нельзя здесь, - шепчет, - если кто-то узнает, отец тебя убьет.
В голове тут же план созревает. Как у меня и не созрел бы план?
- Тогда увезу тебя завтра ночью. Поедешь со мной?
Кивает и снова целует, а меня от счастья на части рвет. Пьяный от нее ушел. Колени дрожат, и ноги подкашиваются. И я иду и смеюсь, как идиот. Влюбленный и ошалевший придурок. Работал весь следующий день, как под допингом. Вечера ждал. Продумал все. Как выведу ее, как на Олега машине ворота проедем с его пропуском. А утром верну обратно. Своей сделаю и верну.
Несколько часов вместе. Меня просто разорвет от счастья.
***
Декабрь на дворе, а мне жарко, когда она рядом. В клуб ее привез одного своего знакомого. Он нам место ВИП выделил. Она по сторонам оглядывается, словно впервые в такое заведение выбралась, а я с нее глаз не свожу. Пожираю взглядом, и лихорадит всего от осознания, что со мной она. Оказывается, капитанская дочка не умеет танцевать, не любит шоколад и никогда не пила спиртное. Боже! С какого неба ты свалилась, маленькая? Такие еще бывают?
Я смеюсь и в то же время до сумасшествия ослеплен всеми этими недостатками, которые мне кажутся достоинствами. Да мне все в ней кажется достоинствами. Она вся сплошное совершенство.
Наливаю ей шампанское и держу за руку, как дурак. Б**дь, будь это кто-то другой, я бы уже трахал прямо здесь. А с ней не могу. С ней не при всех. С ней как-то все по-особенному.
- Я никогда не пила шампанское, - ее ресницы опускаются так медленно, застенчиво, и они невыносимо длинные, на них нет ни грамма косметики. Поймал взгляд и сжал тонкие пальчики.
- Тогда просто закрой глаза и пей.
Она такая нежная и послушная. Делает глоток и восхищенно смотрит на меня. Охренеть. Как там Литвинова говорила? Я летаю. Я в раю. Меня просто бомбит от ее близости.
- У меня во рту пузырьки лопаются, это смешно.
Наклоняется ко мне и проводит пальцами по моим губам.
- Я хочу попробовать эти пузырьки у тебя во рту. Отпей.
Отпиваю и прижимаюсь губами к ее рту, мы пьем шампанское вместе, и ее язычок робко толкается в мой.
- Я никогда ни с кем не целовалась, - признается и улыбается, - это ужасно и ненормально, да?
И меня ведет от этого признания, от ее присутствия, запаха, от всего, что является ею. Мне не нужен рядом с ней алкоголь. Я в хлам от нее самой. Лиза гладит пальцами мое лицо, брови, веки, словно обрисовывая контуры и у меня глаза закатываются от наслаждения. Да! Нормально! Это просто охренительно! Я не знаю причин... но мне плевать.
- Ты все еще не сказал, как тебя зовут.
Хотел кличку ей сказать, как и всем другим, и не смог.
- Марк. Дурацкое имя.
- Мааарк, - повторила заворожено и провела пальцами по моим губам. - А ведь это и не важно, твое имя. Тебя могло бы звать, как угодно и я полюбила любое имя. Я тебя увидела первый раз возле двери, когда играла, и подумала, что таких не бывает на самом деле.
- Почему?
Перехватил ее пальцы и прижался к ним ртом, млея от запаха ее кожи.
- Ты такой красивый...
И это говорит мне она. Девочка, которая заставила меня подавиться собственными легкими, едва я ее увидел. Смотрит мне в глаза, не моргая, и я не знаю, что она ищет в моем взгляде, мне всегда казалось, что там пусто. Даже стыдно стало, ведь в ее зрачках плескались все тайны вселенной.
- Я подумала о том, что могу очень сильно полюбить тебя, и мне стало страшно.
У меня в горле что-то застряло. Мне никто и никогда не говорил ничего подобного, особенно вот так, глядя прямо в глаза. Что угодно несли: о том, что я сексуальный, о том, что хотят, чтоб я их трахнул или вообще о себе... но вот так обнаженно о любви - никогда. Сердце судорожно задергалось в груди. Я не подозревал, что оно предназначено для чего-то иного, кроме как качать кровь по организму... а, оказывается, оно умеет дергаться от диких эмоций и колотиться, как ненормальное из-за кого-то. Привлек ее к себе, надавливая большим пальцем на подбородок.
- Теперь Я съем твои пузырьки.
Дал отпить из своего бокала и тут же накрыл ее рот своими губами, а второй рукой сжал грудь под тонким свитером, она задрожала, а я сильнее набросился на ее мягкие губы, не давая опомниться, забираясь под тонкую ткань, стягивая лифчик слегка вниз и отыскивая пальцами сосок. Он тут же сжался в тугой камушек, а я слегка сдавил его и толкнулся в ее язык своим языком, прижимая ее сильнее к себе. От возбуждения хочется рычать. Кажется, я сейчас кончу прямо в штаны. Она так нежно постанывает, что меня всего трясет, и я уже скольжу под юбку, веду ладонью по стройной ножке вверх, под резинку капроновых колготок, под шелковые трусики. И меня не остановит сам дьявол. Слегка уперлась ладошками мне в грудь.