Боб начинал ненавидеть Школу Искусств. Он уже побывал в ней несколько раззаходил туда за Джейн часов около одиннадцати вечера. (Гулять в одиночестве по окрестностям Школы было довольно опасно.) Тамошние ученики представлялись Бобу кучкой одураченных, если даже и небесталанных людей, а преподавателикучкой посредственностей. Сама же Школа казалась ему бедламом направленных на ложные цели усилий. Сколько семей, сколько детей и мужей волнуются сейчас, потому что их женщиныв школе учились по преимуществу женщиныпребывают вне дома, забросив неотложные дела? Бобу казалось, что никакое вдохновение в Школе Искусств и не ночевалоего заменяло всего лишь желание подделаться под людей, действительно вдохновенных, таких как Шопен, Бетховен и Бах, чьи изуродованные творения он слушал, сидя на скамье в школьной прихожей и поджидая жену. Художников многие называли безумцами, однако здешние ученики на такого рода безумие неспособны. В определенном смысле слова они, конечно, безумны, но к сожалению не совсем в том. Прикидывая, на какие сроки Школа Искусств отнимала у него жену, Боб готов был вдребезги разнести все это здание.
Долго ждать ему не пришлось, хотя, впрочем, взорвал Школу все же не Боб. Нектокак установили впоследствии, один из преподавателейподложил под нее бомбу с часовым механизмом, установленным на четыре часа пополудни. Случилось этот перед самым Новым годом, и несмотря на то, что день был наполовину праздничный, ученики Школы прилежно трудились на занятиях. Полиция и несколько газет были оповещены о бомбе заранее. Беда однако в том, что ее не смогли найти, да почти никто в ее существование и не верил. Соседство Школа имела сомнительное и уже успела притерпеться к страхам и угрозам. Однако бомба все же рванула, причем глубоко в подвале, оказавшись весьма и весьма немаленькой.
Боб находился неподалеку, потому что пришел встретить кончавшую в пять Джейн. Он слышал разговоры о бомбе, но не знал, верить в них или нет. Тем не менее предосторожности радиили вследствие предчувствияон не пошел внутрь, а ждал на другой стороне улицы.
Пианино вылетело сквозь крышу, держась чуть в стороне от ученицы, так и сидевшей на табурете, продолжая месить пальцами пустоту. Танцовщице, наконец, удалось совершить несколько полных оборотов, не касаясь ногами землии потому что до земли было около четверти мили, и потому что летела она ногами вверх. Ученик-живописец пробил собой стенунацелив кисть как бы для последнего мастерского мазка, он летел параллельно земле, приближаясь к подлинному забвению. Один из преподавателей, при всякой возможности искавший убежища в туалетах Школы Искусств, летел в обнимку с водопроводной трубой.
За ним показалась и Джейн, несущаяся по воздуху с молотком в одной руке, зубилом в другой и с написанным на лице восторгом. Оглушило ль ее, или она так сосредоточилась на работе, или даже умерла? Глядя на Джейн, Боб не взялся бы точно это сказать. Мелкие обломки осыпались на землю с нежным, все стихающим перестуком, поднимая серую пыль. На несколько секунд все стихло, и Боб простоял их, замерев. Затем он повернулся и пошел к дому. Он знал, что на смену этой подымутся новые Школы Искусств. Странно, но эта мысль мелькнула у него в голове еще до того, как он осознал, что жена покинула его навсегда.
Обеспеченная домохозяйкаThe Middle-Class Housewife
Памела Торп считала «Женское равноправие» одним из тех глупых протестных движений, о которых любят писать журналисты, чтобы заполнить свои колонки. «Женское равноправие» утверждало, что хочет «независимости» для женщин, в то время как Памела считала, что женщины в любом случае имеют преимущество над мужчинами. Так из-за чего весь сыр-бор?
Причина, по которой этот вопрос вообще возник, заключалась в том, что дочь Памелы Барбара в июне вернулась домой после окончания университета и сказала своей матери, что по-соседству состоится собрание «Женского равноправия». Барбара организовала его вместе со своей подругой по колледжу Фрэн, с семьей которой Памела была знакома. Конечно, Памела ходила на собранияв местную церковьглавным образом, чтобы развлечься и послушать, что скажет молодое поколение.
Разноцветные шары и бумажные ленты свисали со стропил и подоконников окон в витражах. Памела была удивлена, увидев юную Конни Хейнс, мать двоих маленьких детей, которая проповедовала, как новообращенная.
«Работающим женщинам нужны бесплатные общественные детские сады!»крикнула Конни, и ее последние слова были почти заглушены аплодисментами. «И алиментыузаконенное пьянство разведенных мужейдолжны исчезнуть!»
Овации! Женщины вскочили на ноги, кричали и хлопали в ладоши.
Общественные детские сады! Памела представила себе потоки работающих женщин (они только воображают, что хотят работать), покидающих свои дома в 8 утра, пристраивающих где-нибудь своих чад, домой приносящих чеки на зарплату в конце недели, в дом, где на плите даже нет приготовленного ужина. Многие женщины теперь тянули руки, чтобы им дали слово, поэтому Памела тоже подняла руку. Ей так много хотелось сказать.
«Мужчины не против нас!»крикнула одна женщина со своего места. «Это женщины сдерживают нас, эгоистичные, трусливые женщины, которые думают, что они что-то потеряют, требуя равной оплаты за равный труд!..»
«Мой муж, заговорила Конни, потому что она снова неожиданно взяла слово и заговорила еще громче, собирается сдавать выпускные экзамены, чтобы стать врачом, и мы беспокоимся, потому что едва сводим концы с концами. Я должна оставаться дома и присматривать за двумя детьми. Если бы мы наняли няню, я бы лишилась моего заработка, если б я работала! Вот почему я выступаю за бесплатные общественные ясли! Я не слишком ленива, чтобы взяться за работу!»
Снова поощрительные вопли и рукоплескания.
Теперь поднялась Памела. «Общественные детские сады! сказала она, и ее должны были услышать, потому что ее голос заглушал все остальные. Вы люди ещё молодые, а мне сорок два года, и вы, кажется, не понимаете, что место женщиныдома, чтобы создавать уют, и что вы будете выращивать поколение преступников, если вырастет поколение детей, воспитанных в общественных детсадах».
Общий шум заставил Памелу на мгновение замолчать.
«Это бездоказательно!»завопил девичий голос.
«Как насчет отмены алиментов?! Может быть, ты и против этого?»требовательно спросил ещё кто-то. Это была ее дочь Барбара.
Лица превратились в размытые пятна. Памела узнала некоторые из них, лица своих давних соседей, но почему-то не могла узнать их в новой роли нападавших, в роли врагов. «Что касается алиментов, продолжала Памела, все еще стоя, то это обязанность мужа содержать семью, не так ли?»
«Даже когда жена гуляет?»спросил кто-то.
«Вы знаете, что некоторым женщинам сходит с рук убийство, и от этого у них дурная репутация?»
«Каждый случай развода должен рассматриваться отдельно!»крикнул другой голос.
«Женщины превратятся в жертв! кричала Памела в ответ. Отмену алиментов назвали лицензией для кобелей, и это действительно так! Заработная платавот что погубит женщин!»
Взрыв! Будто масло в огонь плеснули. Возможно, слова были выбраны неудачнозаработная платано, во всяком случае, вся паства, или, скорее, толпа, принялась ходить на ушах.
При виде этого у Памелы подскочил адреналин. Вдобавок она поняла, что должна себя защитить, потому что атмосфера внезапно стала неприятной и враждебной. Но она была не одна: по меньшей мере четыре женщины, все ее соседки и все почти таких же средних лет, как Памела, были на ее стороне, и Памела видела, что спорщики собираются в группы или в кружки. Голоса стали еще громче. Понеслись благословения.
Хрясь!
«Ренегаты!»
« бляди!»
«Ты еще, как пить дать, против абортов!»
Яйцо попало Памеле между глаз. Она вытерла лицо бумажной салфеткой. Откуда взялась это яйцо? Но у многих женщин, конечно же, имелись с собой сумки с покупками.
Похожие на красные бомбы, по воздуху полетели помидоры. Вслед за ними яблоки. Этот галдеж напоминал громкое кудахтанье кур или какой-то другой птицы, сильно потревоженной в замкнутом пространстве. Ряды драчунов были нестройными. Группы сражались друг с другом в упор.