Поскольку таблетки, похоже, не действовали, Даглас предложил, чтобы он что-нибудь предпринял сам. Элейн была категорически против этого.
«Почему бы все это просто не оставить как есть!»выкрикивала она.
«Дорогая, все будет по-прежнему. Только»
Элейн прервала его. Они ни о чем не договорились.
Им снова пришлось переехать. Дом был достаточно большой, чтобы в нем поместились двое взрослых и четырнадцать детей, но из-за дополнительных расходов на пятерых новорожденных платить за ипотеку было невозможно. Итак, Даглас, Элейн и Эдвард, Сьюзен и Сара, Питер, Томас, Филип и Мадлен, близнецы Урсула и Пол, а также Луиза, Памела, Хелен, Саманта и Бриджит переехали в многоквартирный домофициально так называлось любое строение, в котором проживало более двух семей, но в обиходе это были трущобы. Теперь их окружали семьи, в которых было почти столько же детей, сколько и у них. Даглас, который иногда приносил домой бумаги из офиса, затыкал уши ватой и думал, что сойдет с ума. «Нет никакой опасности сойти с ума, если я думаю, что схожу с ума», сказал он себе и попытался приободриться. В конце концов, Элейн снова принимала таблетки.
Но она снова забеременела. К этому времени бабушки и дедушки уже не были в таком восторге. Было ясно, что количество отпрысков снизило уровень жизни Дагласа и Элейнпоследнее, чего желали их родители. Даглас жил с тлеющей обидой на судьбу и с отчаянным предчувствием, что что-точто-то неизвестное, возможно, что-то невероятное, может произойти, наблюдая, как Элейн с каждым днем становится все толще. Может, снова пятеро? Или даже шестеро? Ужасная мысль. Что за дрянь с этими таблетками? Или Элейн можно считать неким исключением из законов химии? Даглас прокрутил в голове двусмысленный ответ доктора на свой вопрос по этому поводу. Доктор говорил так туманно, что Даглас забыл не только слова доктора, но даже смысл сказанного. Да и кто вообще может думать в таком шуме? Козявки в подгузниках играли на мини-ксилофончиках и дудели во всевозможные рожки и свистульки. Эдвард и Питер ссорились из-за того, кто сядет на лошадь-качалку. Все девчонки разрыдались по пустякам, надеясь завоевать внимание матери и ощутить ее верность своему маминому делу. Филип был склонен к коликам. У всех пятерых близнецов одновременно резались зубы.
На этот раз это были тройняшки. Невозможно поверить! В трех комнатах их квартиры теперь не было ничего, кроме детских кроваток, плюс односпальная кровать в каждой, на которой спали по меньшей мере двое детей. Если бы у них была более существенная разница в возрасте, подумал Даглас, это было бы как-то более терпимо, но большинство из них все еще ползали по полу, и открыть дверь квартиры означало бы, что кто-то случайно заглянул в ясельную группу. Но увы. Все эти семнадцать существ были его собственным произведением. Новоприбывшие тройняшки качались в хитроумном подвесном манеже, на полу для них не было абсолютно никакого места. Их кормили, меняли подгузники через прутья ограждения, и Даглас подумал о зоопарке.
В выходные был сущий ад. Их друзья просто больше не принимали приглашений. Кто бы их мог упрекнуть? Элейн приходилось просить гостей вести себя очень тихо, и даже в этом случае что-то всегда будило одного из малышей к девяти вечера, и тогда вся компания начинала вопить, даже семилетние и восьмилетние дети, которые хотели присоединиться к вечеринке. Таким образом, их общественная жизнь стала нулевой, что было очень хорошо, потому что у них не было денег на развлечения.
«Но я чувствую себя удовлетворенной, дорогой», сказала Элейн, успокаивающе положив руку на лоб Дагласа, когда он сидел над офисными бумагами в воскресенье после обеда.
Даглас, обливаясь потом от волнения, работал в крошечном уголке того, что они называли гостиной. Элейн была полуодета, это ее обычное состояние, потому что в процессе одевания какой-нибудь ребенок всегда перебивал ее, требуя чего-то, и Элейн все еще кормила грудью недавно родившихся. Внезапно у Дагласа что-то щелкнуло, он встал и вышел на улицу, чтобы дойти до ближайшего телефона. У них с Элейн не было телефона, и им пришлось продать свою машину.
Даглас позвонил в клинику и спросил насчет вазэктомии. Ему сказали, что если он хочет сделать операцию бесплатно, то должен ждать четыре месяца. Даглас согласился и назвал свое имя. Между тем, нужно было выбрать: либо спать с женой, либо ждать ещё пополнения. Нет проблем. Боже правый! Уже семнадцать! В своем офисе Даглас был печален. Даже шутки пошли на убыль. Он чувствовал, что люди жалеют его и избегают говорить о детях. Только Элейн была счастлива. Казалось, она попала в другой мир. Она даже начала говорить, как дети. Даглас считал дни до операции. Он не собирался ничего говорить об этом Элейн, просто пусть будет так. Он позвонил за неделю до назначенной даты, чтобы подтвердить это, и ему сказали, что придется ждать еще три месяца, потому что человек, назначивший ему встречу, должно быть, ошибся.
Даглас с грохотом бросил трубку. Не воздержание было проблемой, а эта проклятая судьба, еще три месяца ожиданий. Он безумно боялся, что Элейн забеременеет сама.
Случилось так, что первое, что он увидел, войдя в квартиру в тот день, была маленькая Урсула, ковылявшая в своих непромокаемых трусиках, старательно толкая миниатюрную коляску, в которой сидела крошечная копия ее самой.
«Полюбуйтесь! закричал Даглас, непонятно к кому обращаясь. Едва научилась ходить, а уже играет в мамочку!» Он выхватил куклу из детской коляски и швырнул ее в окно.
«Даг! Что на тебя нашло?»Элейн бросилась к нему с обнаженной грудью, к которой, как минога, присосался малыш Чарли.
Даглас толкнул ногой в бок детскую кроватку, затем схватил лошадь-качалку и разбил ее о стену. Он подбросил ногой в воздух кукольный домик, а когда тот упал, снес его одним ударом ноги.
«Маа-ааМаа-аа!»
«Паа-пааа!»
«Ооооо-ооо!»
«Бу-хуу-у-у-хуу-у!»разносилось из полудюжины глоток.
Теперь в доме поднялся ор, кричали, по меньшей мере, пятнадцать детей, плюс Элейн. Мишенью Дагласа были игрушки. В оконные стекла полетели шары всех размеров, за ними последовали пластиковые рожки и маленькие пианино, машинки и телефоны, затем плюшевые мишки, погремушки, пистолеты, резиновые мечи и трубочки-стрелялки, кольца для прорезывания зубов и головоломки. Он сжал две бутылочки с молоком и расхохотался в сумасшедшем восторге, когда молоко брызнуло из резиновых сосков. Выражение удивления на лице Элейн сменилось ужасом. Она высунулась из разбитого окна и закричала.
Дагласа пришлось оттаскивать от сооружения, построенного из детского конструктора, которое он крушил тяжелым основанием клоуна-неваляшки. Интерн ударил его кулаком по шее, и он отрубился. В следующее мгновение Даглас понял, что находится где-то в обитой войлоком камере. Он потребовал вазэктомии. Вместо этого ему сделали укол. Проснувшись, он снова закричал, требуя вазэктомии. Его желание исполнилось в тот же день.
Тогда он почувствовал себя лучше, спокойнее. Однако он был достаточно вменяем, чтобы понять, что его разум, так сказать, сказал ему «до свиданья». Он понимал, что не хочет возвращаться на работу, не хочет ничего делать. Он не хотел видеть никого из своих старых друзей, которых, как ему казалось, он потерял. Он не особенно хотел продолжать жить. Он смутно припоминал, что был посмешищем за то, что произвел на свет семнадцать детей в течение небольшого количества лет. Или все-таки девятнадцать? Или двадцать восемь? Он сбился со счета.
К нему пришла Элейн. Неужели она снова беременна? Нет. Невозможно. Просто он так привык видеть ее беременной. Она казалась отстраненной. Она была удовлетворена, вспомнил Даглас.
«Постой-ка снова на голове. Жопой кверху», сказал Даглас с идиотской ухмылкой.
«Он чокнулся», убежденно заявила интерну Элейн и преспокойно отвернулась.
Походная грелкаThe Mobile Bed-Object
Есть много таких девушек, как Милдред, у которых нет дома, но всегда есть крыша над головой, и чаще всего эта крышапотолок гостиничного номера, иногда холостяцкой берлоги, каюты на яхте, если пофартит, а также палатки или фургона. Такие девушкиэто постельные принадлежности, такие вещи, как грелка, дорожный утюг, электрический чистильщик обуви, любая маленькая роскошь жизни. Это преимущество для них, если они могут немного готовить, но они, конечно, не должны подавать голос, ни на каком языке. Кроме того, они взаимозаменяемы, как конвертируемая валюта или международные почтовые купоны для оплаты ответного отправления. Их ценность может повышаться или понижаться, в зависимости от их возраста и того, кто в данный момент ими владеет.