Это было большим улучшением. Сэм и Милдред сразу же вылетели в Париж, а оттуда в Гамбург. Милдред купила себе новую одежду. Номера в отеле были великолепны. Милдред никогда не знала заранее, в каком городе они окажутся. А теперь перед ней был человек, чьи мемуары чего-то стоили бы, если бы она только могла узнать, чем он занимается. Но когда он говорил по телефону, то говорил либо кодовым языком, либо на идише, либо по-русски, либо по-арабски. Милдред никогда в жизни не слышала таких непонятных языков, и ей так и не удалось выяснить, что именно он продает. Люди ведь должны были что-то продавать, не так ли? Или покупать что-то, а если они что-то покупают, должен же быть источник денег, ведь так? Так что же все-таки было этим источником? Что-то подсказывало Милдред, что скоро ей придется уйти на покой. Казалось, Сэм Запп был послан Провидением. Она трудолюбиво плела над ним свои сети, стараясь быть незаметной.
«Я бы не прочь остепениться», сказала она.
«Я не из тех, кто женится», возразил он с улыбкой.
Она не это имела в виду. Она имела в виду накопления, и он тогда мог бы помахать ручкой, если бы ему тоже захотелось. Но разве не потребуется несколько заначек, чтобы сложилась большая сумма? Должна ли она пройти через все это снова с будущим Сэмом Заппом? У Милдред кипело в голове от усилий заглянуть так далеко вперед, но она не сомневалась, что ей следует воспользоваться мистером Заппом, по крайней мере, пока он у нее есть. Эти идеи или планы, нестойкие, как поврежденная паутина, были сметены событиями в те дни, что последовали за этим разговором.
Сэм Запп внезапно пустился в бега. В течение нескольких дней это были раздельные места в самолетах, потому что он и Милдред не должны были перемещаться вместе. Как только полицейские сирены зазвучали у них за спиной, наемный водитель Сэма резко увеличил скорость и помчался по альпийской дороге, направляясь в Женеву. Или, может быть, в Цюрих. Милдред была в своей стихии, ухаживая за Сэмом смоченными в одеколоне носовыми платками, доставая из сумочки сэндвич с ветчиной, на случай, если он проголодается, или фляжку бренди, если почувствует, что у него колотится сердце. Милдред воображала себя одной из героинь, которых она видела в фильмахв хороших фильмахо мужчинах с их подружками, убегающих от ужасной и так несправедливо хорошо вооруженной полиции.
Ее мечты о гламуре были недолгими. Должно быть, это было в ГолландииМилдред половину времени не знала, где она сейчас, когда машина, управляемая шофером, с визгом вдруг остановилась, точь-в-точь как в кино, и шофер на пару с Сэмом обернули Милдред толстым, грубым брезентом, в кокон наподобие мумии, а потом обвязали ее веревками. Она была выброшена в какой-то канал и захлебнулась.
Никто никогда не слышал о Милдред. Никто так и не нашел ее. Если бы ее нашли, то не смогли бы сразу опознать, потому что ее паспорт был у Сэма, а сумочка лежала в машине. Ее выбросили, как выбрасывают одноразовую зажигалку, когда она израсходована, как книжку в мягкой обложке, которую прочитали и которая стала лишней в багаже. Отсутствие Милдред никто никогда не воспринимал всерьез. Десятки людей, знавших и помнивших ее, рассеянные по всему миру, просто думали, что она живет в какой-то другой стране или городе. Однажды, предполагали они, она снова появится в каком-нибудь баре, в вестибюле какого-нибудь отеля. Вскоре они забыли о ней.
Безупречная юная ледиThe Perfect Little Lady
Теадора, или Теа, как ее называли, была самой настоящей маленькой леди на свете. Так говорили все, кто видел ее с первых месяцев жизни, когда она каталась в белой атласной коляске. Она спала тогда, когда должна была спать. Проснувшись, она улыбалась незнакомым людям. Она почти никогда не мочила пеленки. Она легче всех детей в мире привыкла проситься на горшок, и поразительно рано научилась говорить. Следующим было чтение, когда ей едва исполнилось два года. Она всегда отличалась хорошими манерами. В три года она начала приседать в реверансе, когда ее знакомили с другими людьми. Конечно, ее этому научила мама, но Теа привыкла к этикету, как утка к воде.
«Спасибо, я прекрасно провела время», бойко говорила она в четыре часа, делая прощальный реверанс, уходя с детских праздников. Она возвращалась домой в своем маленьком накрахмаленном платьице, таком же чистом и аккуратном, каким она надевала его. Она очень заботилась о своих волосах и ногтях. Она никогда не была грязной, и, глядя, как другие дети бегают и играют, лепят пироги из грязи, падают и обдирают колени, считала их совершенно тупыми. Теа была единственным ребенком в семье. Другие матери, у которых на руках было двое или трое отпрысков, более измученные, чем мать Теа, хвалили ее послушание и аккуратность, и Теа это любила. Теа также купалась в похвалах, которые получала от собственной матери. Теа и ее мать обожали друг друга.
Среди сверстников Теа бандитский возраст начинался в восемь, в девять или в десять лет, если это слово «банда» применимо для обозначения неформальной группы, которая колесила по окрестностям на роликовых коньках и велосипедах. Это был настоящий район среднего класса. Но если ребенок не играл в «крейзи покер» в чьем-то родительском гараже или не участвовал в бесцельных гонках на велосипеде по улицам, этот ребенок не высовывался из дома. Теа не появлялась на улице, пока там была эта компания. «Мне все равно, потому что я все равно не хочу быть одной из них», сказала Теа матери и отцу.
«Когда мы играем, Теа жульничает. Вот почему она нам не нужна», сказал десятилетний мальчик на одном из уроков истории у отца Теа.
Отец Теа, Тед, преподавал в местной начальной школе. Он давно подозревал правду, но молчал, надеясь на лучшее. Теа была для Теда загадкой. Каким образом он, такой обычный, неуклюжий парень, сумел явить на свет ребенка с готовыми повадками взрослой женщины?
«Маленькие девочки женщинами рождаются, сказала мать Теа Марго. Но маленькие мальчики не рождаются мужчинами. Они должны научиться быть мужчинами. У маленьких девочек уже есть женский характер».
«Но это не характер, сказал Тед. Это коварство. Для формирования характера требуется время. Подобно дереву».
Марго снисходительно улыбнулась, и у Теда возникло ощущение, что он говорит как человек из каменного века, в то время как его жена и дочь живут в век реактивных двигателей.
Казалось, главной целью Теа в жизни было заставить своих сверстников чувствовать себя ужасно. Она соврала про одну маленькую девочку, это касалось их сверстника, и девочка разревелась, и у нее чуть не случился нервный срыв. Тед не помнил подробностей, хотя имел возможность вникнуть в эту историю, когда впервые услышал ее, вкратце изложенную Марго. Теа умудрилась обвинить во всем другую маленькую девочку. Макиавелли не мог бы сделать лучше.
«Просто-напросто, она не из этих, сказала Марго. В любом случае, у нее есть Крейг, есть, с кем играть, так что она не одна».
Крейгу было десять лет, и он жил в трех домах отсюда. Какое-то время Тед не понимал, что Крейг тоже был отвержен, и тоже по той же причине. Однажды днем, проходя мимо Крейга по тротуару, Тед заметил, как один из местных мальчишек в зловещем молчании показал ему оскорбительный жест.
«Ублюдок!»быстро ответил Крейг. И отбежал на всякий случай, если тот мальчик кинется за ним, но тот просто повернулся и сказал:
«А ты говно, такое же, как и Теа!»
Тед не в первый раз слышал такой язык от местных ребят, но, конечно, слышал он его нечасто, и был подавлен.
«Но чем они занимаютсясовершенно одни, Теа и Крейг?»спросил Тед у жены.
«О, они вместе гуляют. Не знаю, ответила Марго. По-моему, Крейг слегка влюблен в нее».
Тед уже думал об этом. У Теа была прелесть девочки-конфетки, которая обеспечивала ей присутствие ухажеров когда она подрастет, и Теа, конечно, уже сейчас была привлекательна. Тед не боялся неправильного поведения со стороны Теа, потому что она была из тех, кто умеет дразнить, а в основном была недоступна.
Чем Теа и Крейг тогда занимались, так это наблюдением, как сооружается подземное укрытие, с туннелем и двумя каминами на пустыре примерно в миле отсюда. Теа и Крейг ездили туда на велосипедах, прятались в кустах неподалеку, подглядывали и посмеивались. Дюжина или примерно столько ребят из уличной банды работали, как землеройки, таскали землю ведрами, собирали дрова, готовили печеную картошку с солью и с маслом, этим обычно завершалось все это рабство, длившееся до шести вечера. Теа и Крейг намеревались подождать, пока раскопки и отделка не будут закончены, а затем они хотели все это разгромить.