Все это из-за Долли, проворчал Макамер. Его молодой, с ноткой сожаления голос, преодолев крошечную темную бездну между краями двух кроватей, долетел до слуха Датчера. Мне-то все равно, это она сходит с ума, ей дорог каждый час. Ты хочешь спать, Ральф?
Нет.
Она цепляется за всебуквально за все. Как она не любит спать! Всегда прикасается ко мне, хватает меня руками Она скоро умрет.
Датчер слышал, как тяжело вздохнул Макамер; скрипнули пружины матраца; голоса мальчишекразносчиков газет приближались.
Она больна, понимаешь? Доктора бессильны. У нее болезнь Брайта. Часто у нее все тело немеет, ей кажется, что у нее выпадает из глазницы глаз, отрывается ухо Вот почему она постоянно глотает эти пилюли. Никому об этом не говорит, знаю только я. Ни ее семья, ни ее босс
Датчер лежал в постели неподвижно, замер, упорно глядя в потолок.
Я не люблю ее. Теперь глухой, хрипловатый голос Макамера был еле слышен. Я, конечно, не признаюсь, говорю, что люблю но я люблю других девочек А ей говорю, что люблю ее. Она не желает терять ни одного часа жизни.
Тсс! прошептал Датчер. Не так громко!
Неужели и сейчас громко? удивился Макамер. И здесь мой голос способен снести стену, да? Тебе грустно, Датчер?
Да, не стал отрицать он.
Смешно получилось, не находишь? спросил Макамер.
По-моему, ты этого не почувствовал. Датчер говорил с закрытыми глазами, голова его покоилась на подушке. «Ждешь, ждешь этого целых шесть лет, и каждый раз, как только прогремит выстрел, ты, спохватившись, говоришь себе: Ну вот, началось! Но ничего не происходит, ты, как всегда, усердно читаешь газеты, читаешь каждый день, и вот, когда это случилось, ты даже этого как следует не чувствуешь. Мы почувствуем все позже, мы все почувствуем позже»
Что ты собираешься делать сейчас?
Как «что»? Спать! засмеялся Датчер.
Спокойной ночи! пожелал Макамер.
Спокойной ночи.
Опять эти картины поплыли в его мозгу Бомбардировщик приземлился, и парнишка-пилот накренил крыло, чтобы убедиться, вышло ли шасси. А он, Датчер, шел с толстой женщиной в костюме, отороченном мехом рыжей лисицы, на мексиканский ипподром. Там каждая дорожка загажена крысами; самой молодой беговой лошади не менее девяти лет от роду; там эти люди из Голливуда, в ярких шарфах, в темных очках на носу и в туфлях из оленьей кожи, вместе со своими агентами и красоткамипобедительницами еженедельного конкурса красоты, азартно проматывают свои громадные, так легко доставшиеся им деньги на этой пыльной мексиканской жаре, толкуя только о сексе и о долларах и бесконечно повторяя: «Колоссально, потрясающе! Он в этом году на высоте, он стоил Метроголдуин целый миллион!» Идет война, и она ведь касается и этих праздных, беспечных, фривольных людей, на их головы не падают бомбы. «Я останусь здесь, в Голливуде, думал Датчер, если только смогу вынести это свое творениеУбийство в полночьи все будущие Убийства. Не хочу больше писать книги! Честная книгаэто всегда нелицеприятная критика. Зачем мне терзать себя, критиковать этот бедный, развратный, безумный, разрываемый на части, переживающий агонию мир? Позже, критикапозже» Разносчики газет завывают на улицах у отеля.
«Вот он я, думал Датчер, здесь, в отеле, далеко от дома, в компании с умирающей нелюбимой девушкой, одураченной на час, и киносценаристом, он бродит от одной студии к другой, словно беженец, регулярно, неделя за неделей, и на лице его явное выражение нищего, выпрашивающего не милостыню, а работу, и с этой гадалкой по рукеее можно купить на ночь за три дешевых комплимента и десять минут замысловатых намеков. Непостоянный, ревнивый, законченный эгоист, подвержен настроению, успех в будущем не грозит, линия жизни короткая»
«Англия! Англия!» Мальчишеские голоса, дрожащие на ночном ветру, слабо доносились до него через окно.
«Мне стыдно за себя, размышлял он. Я встречаю трагический час мира в скорбном и комическом наряде. Пришло время для какой-то благородной и потрясающей акции. Но кто поручит мне благородную и потрясающую акцию?»
Мне хотелось бы обратиться к Европейскому континенту, произнес он вслух.
Что ты сказал? прошептал Макамер.
Так, ничего. Датчер натянул одеяло до подбородка. Знаешь, что я собираюсь сделать?
Ну?
Жениться. У меня будет жена, и я буду жить на ферме, выращивать кукурузу, пшеницу и виноград, наблюдать, как зимой падают хлопья снега, и резать свиней; во всем следовать временам года. На какое-то время мне хочется стать вовлеченным в вечное движение жизни.
Ясно, откликнулся Макамер. А мне только что приснилось, что Мервин Лерой предлагает мне работу. Не так уж плохо, не так уж плохо, очень плохо И умолк.
Следовать временам года повторил Датчер, пробуя на вкус эту фразу. Следовать временам года
Закрыл глазаи тут же увидел опять: бомбардировщик замер на месте, парнишка-пилот выскочил из него, чувствуя наконец под собой твердую, холодную землю. Широко улыбнулся, чувствуя, как резко спало напряжение и под мышками потекли ручейки пота.
«Я это сделал, я это снова сделал!» повторял он с облегчением, широко шагая по летному полю на командный пункт, чтобы доложить командиру об успешном вылете.
«Основные течения американской мысли»
Эндрю диктовал текст:
«Флэкер. Ну, парень, по-моему, с меня довольно. Лучше тебе обо всем рассказать.
Звуковые эффекты: звук закрывающейся двери, ключ медленно поворачивается в замочной скважине.
Бадди. Тебе никогда не заставить меня говорить, Флэкер.
Звуковые эффекты: звонкая пощечина.
Флэкер. Может, теперь, парень, ты изменишь свое мнение? Где Джерри Кармайкл?
Бадди (смеется). Тебе хотелось бы об этом узнать, Флэкер?
Флэкер. Да (медленно, с явной угрозой в голосе).
И я это выясню. Так или иначе выясню. Понимаешь меня?
Звуковые эффекты: слышится завывание сирен; громче; сирены стихают.
Диктор. Как вы думаете, заговорит ли Бадди? Заставит ли его Флэкер назвать местонахождение спасенного сына железнодорожного короля? Отыщет ли его вовремя Дасти Блейдс? Включайте ваш приемник в понедельник, в это же время» и т. д.
Эндрю опустился на кушетку, задрал ноги, потянулся, вздохнул, наблюдая, как Леонора заканчивала, скрипя пером, писать его диктант в своей тетрадке для стенографии.
Тридцать баксов, сказал он. Еще тридцать. Ну как, устраивает?
Угу, пробормотала Леонора. Одиннадцать с половиной страниц. Все отлично получилось, Энди.
Конечно. Эндрю закрыл глаза. Можешь поставить свою тетрадку рядом с «Моби Диком» на полке в библиотеке.
Это так волнует! Леонора встала со своего места. Не понимаю, почему они жалуются?
Ты очень хорошая девушка. Эндрю поднес руки к глазам и стал ожесточенно тереть их кулаками. У меня на глазах будто деревянные дверные петли. Ты хорошо спишь по ночам?
Нельзя тереть глаза, Леонора надела пальто, от этого только хуже. Так завтра, в десять?
В десять. Буду спатьразбуди, вырви из объятий Морфея. Оставим на этой неделе в покое Дасти Блейдса, с его судьбой, и перейдем к дальнейшим приключениям Ронни Кука и его друзей. Сорок долларов за каждый сценарий. Мне всегда больше нравилось писать о Ронни Куке, чем о Дасти Блейдсе. Увидишь, как подействует на мой талант лишняя десятка. И открыл глаза.
Леонора стояла у зеркала, надевая шляпку. Если смотреть на нее искосане такая уж дурнушка. Ему очень жаль Леоноруну абсолютно ничего привлекательногокруглое розоватое лицо, волосы свисают, как веревочки. Никто никогда не связывал в разговоре ее имени с каким-нибудь парнем. Шляпка у нее ярко-красная, отделка сбокукакое-то странное сооружение, вроде лестницы И смех и грех! До Эндрю вдруг дошло, что шляпка на ней новая.
Какая у тебя потрясающая шляпка, просто восторг! лихо солгал он.
Ох, если б ты знал я так долго не решалась ее приобрести. Леонора покраснелаприятно, что он заметил ее обновку.
Хэрриэт! визгливо крикнула нянька соседской маленькой девочке, игравшей на дорожке. Ну-ка, убирайся оттуда! Чтобы духу твоего там не было!
Эндрю на кушетке перевернулся на живот и положил на голову подушку, задал вопрос Леоноре:
У тебя возникли какие-нибудь идеи насчет завтрашнего сочинения о Ронни Куке и его друзьях?
Нет. А у тебя?
Тоже нет. И потуже обернул подушкой голову.
Но к завтрашнему дню они у тебя наверняка появятся! ободрила его Леонора. Так всегда бывает!
Да, всегда! с гордостью повторил Эндрю.
Тебе нужно отдохнуть.
Знаешь Иди-ка ты иди!
До свидания. Леонора направилась к двери. Выспись сегодня ночью как следует.
Слушаюсь
Эндрю одним глазом наблюдал за ней: как она спустилась с веранды, где он обычно работал, прошла через гостиную и столовую к лестнице. Ноги у нее красивые. Всегда удивляешьсяпочему у девушки с таким невзрачным лицом такие красивые ноги. Правда, волосатые, это их немного портит. Нет, ее не назовешь счастливицей.
Нет, нет, произнес вслух Эндрю, когда дверь за ней захлопнулась, ты, безусловно, девушка несчастная! И снова закрыл глаза, пытаясь заснуть.
Окна открыты, солнечный свет заливает комнату. Над его головой мягко шуршат шторы, а лучи солнца приятно нагревают закрытые веки Через улицу, в общественном спортивном зале, четверо мальчишек перебрасываются мячом Как приятен его слуху стук биты, глухие удары мяча о грубую перчатку филдера Окружающие бейсбольную площадку высокие, такие же древние, как сам Бруклин, деревья время от времени шелестят листвой под легкими порывами теплого ветра
Хэрриэт! снова завопила нянька. Немедленно прекрати или простоишь у меня в углу целый день! Приказываю тебе немедленно прекратить!
Эта женщинафранцуженка; такого чудовищного французского акцента, как у нее, Эндрю в жизни не слыхал.
Девочка расплакалась:
Ма-ама! Ма-ама! Она хочет меня поби-ить!
Девочка ненавидела гувернантку, и та платила ей тем же. Обе постоянно жаловались матери.
Ты маленькая лгунья! визжала гувернантка. И вырастешьтоже будешь лгуньей, только большой! На тебе уже крест пора поставить!
Ма-а-ма-а!.. завывала малышка.
Наконец обе вошли в дом, и воцарилась желанная тишина.
Чарли-и, кричал мальчишка на бейсбольном поле, ну-ка, брось мне мяч! Чарли-и, слы-ышишь?
Раздались четыре телефонных звонка; мать его подняла трубку, вышла к нему на веранду.
Там тебе звонят из банка, хотят с тобой поговорить.
Не могла сказать, что меня нет дома? недовольно заворчал Эндрю.
Но ты же дома! возразила мать. Откуда мне было знать, что
Ты права, ты абсолютно права! И Эндрю свесил с кушетки ноги и сел.
Пошел к телефону, в столовую, поговорил с чиновником.
Вы превысили свой кредит на сто одиннадцать долларов, сообщил ему банковский служащий.
Я считал, у меня около четырехсот долларов.
Эндрю скосил глаза на мать: сидит напротив на стуле, руки сложены на коленях, голову чуть наклонилане дай Бог пропустить хоть слово.
Вы превысили свой кредит на сто одиннадцать долларов, настаивал на своем служащий.
Эндрю вздохнул.
Во всяком случае, я еще раз все проверю, пообещал он и повесил трубку.
В чем дело? насторожилась мать.
Превысил банковский кредит на сто одиннадцать долларов, нехотя объяснил он.
Какой позор! Нужно всегда быть осторожным в своих действиях!
Да, знаю, огрызнулся Эндрю, возвращаясь на свою веранду.
Ты ужасно безалаберный! не отставала мать. Как это не уметь следить за своими сбережениями?!
Да, конечно, согласился Эндрю, снова опускаясь на кушетку.
А теперь поцелуй меня! потребовала она.
Это с какой радости? поинтересовался он.
Без всякой особой причины, засмеялась она, поцелуй, и все.
О'кей! И поцеловал.
Она на секунду удержала его в своих объятиях, потом он опять опустился на любимую кушетку; она дотронулась пальцем до его глазницы.
У тебя круги под глазами
Да, ты права
Она еще раз поцеловала сына и ушла в глубь дома. Эндрю закрыл глаза; из дальнего конца дома до него донесся шум включенного пылесоса, от этого противного визга все мышцы напряглись. Он встал и решительно направился в спальню, где мать возила эту адскую машинку взад и вперед под кроватью: стоя на одном колене и наклонившись, рассматриваласколько же там, под кроватью, скопилось пыли и грязи
Послу-ушай! завопил Эндрю. Послу-ушай, ма-ам!
Выключив пылесос, она выпрямилась и смотрела на него снизу вверх.
Что такое?
Я вот пытался заснуть, объяснил он.
Ну и спи себе на здоровье!
Как можно спать, если гудит пылесос?! Весь дом трясется!
Мать поднялась с пола, лицо у нее сразу стало строгим.
Как ты думаешь, должна я приводить в порядок дом, а?
Но именно тогда заниматься уборкой, когда я хочу поспать?
Мать снова наклонилась.
Я не могу это делать, когда ты работаешь; не могукогда читаешь; до десяти утраты почиваешь. И вновь включила прибор. Когда же мне прикажешь убирать в доме?! Она пыталась перекричать аппарат. Почему ты не спишь ночью, как все нормальные люди? И, еще ниже нагнувшись, принялась энергично возить пылесос туда-сюда.
Эндрю с минуту понаблюдал за ней. Что тут скажешь? Никакие убедительные доводы в голову не приходят; этот грохот действует ему на нервы, и все тут. Он вышел из спальни и плотно закрыл за собой дверь.
Вновь зазвонил телефон, он снял трубку.
Хэлло!
Э-эндрю! послышался голос его литературного агента.
Он тоже из Бруклина, и у него всегда проскальзывает в речи очень долгое «э», этот дефект производит сильное впечатление на актеров и спонсоров.
Да, это Э-эндрю! Он обычно при разговоре с ним его копировал, но, видимо, эта издевка не доходила до его сознания. Тебе не стоило мне звонить. Я закончил сценарий о Дасти Блейдсе. Получишь их завтра.
Я звоню тебе, Э-эндрю, по другому поводу. Агент говорил довольно гладко, в голосе чувствовалась излишняя самоуверенность. Мы получаем все больше жалоб на твои сценарии о Блейдсе. Нет никакого действиятянешь резину, и все. По существу, в них ничего особенного не происходит. Не забывай, Э-эндрю, ты пишешь не для журнала «Атлэнтик мансли».