Новицкий безмолвно выполнил приказание. Онари не спеша подошел к подставке, слаженной из прутьев, на ней стояли большие и маленькие калебасы. Налил из одной в деревянный кубок какой‑то густой жидкости, подошел к Новицкому.
– Сначала выпей это, а потом я посмотрю твою рану.
– Что, колдун, хочешь меня усыпить! Это что за гадость? – подозрительно спросил Новицкий. – Обойдусь и так, выдержу.
– Я прекрасно знаю, что ты можешь смотреть смерти в лицо, – возразил Онари. – Только у каждого из нас есть своя тайна. Так что пей!
Новицкий колебался, глядя на жреца, но у того на лице ничего нельзя было прочесть. Онари, видно, догадывался, какие опасения терзают пленника, потому что сказал:
– Ненавижу белых, и ты это знаешь. Но ты спас мою жену и сына, рискуя собственной жизнью. Это не отрава, пей!
– Ладно, будь по‑твоему! – сказал Новицкий, взял в руки кубок и выпил неведомую микстуру. Жрец снова подошел к очагу, стал смешивать зелья, то шепча заклинания, то заводя какие‑то монотонные песнопения. Новицкий лежал неподвижно, лишь глаза его лениво осматривали дом жреца. По углам слонялись разноцветные попугаи с подрезанными, чтоб не удрали, крыльями. У некоторых в хвостах не хватало перьев, видно, их вырвали для украшения голов кампов. За птицами гонялась обезьянка, она таскала их за хвосты и попискивала от удовольствия, когда они с криком, неуклюже улепетывали от нее либо старались цапнуть ее мощными кривыми клювами.
Только вскоре эти игры перестали интересовать Новицкого. Боль ушла, мысли текли все ленивее. Какое‑то время он еще глядел на свисающие с балок связки кукурузных початков, гроздья дозревающих бананов, издающие одурманивающие ароматы пучки трав, связки тростинок для стрел. Все тяжелее становилось подымать веки. Потолок раскачивался, как корабль в бурных волнах, расплывался во тьме. Мнилось ему, что он слышит глухие вздохи бубна, бренчание погремушки, полное тревоги пение. И тут он увидел пуму. Сияющие глаза всматривались в него, косматая лапа сдирала бинты с раны. Временами голова хищника превращалась в голову жреца с перьями на голове, пока, наконец, Новицкий окончательно не погрузился во тьму.
– Ах, сто пар бочек тухлого жира! – недовольно проворчал Новицкий себе под нос. – И впрямь не сон!
В ту же минуту за его спиной раздался хорошо знакомый голос:
– Добрый день, капитан! Да, то был не сон. И лучше бы тебе не делать резких движений.
Новицкий тут же обернулся, Смуга сидел в глубине комнаты, на топчане. Встал, спрятал погасшую трубку в карман кусьмы и подошел к другу.
– Добрый день, Ян! – беспечно ответствовал Новицкий. – Смотри‑ка ты, солнышко уж вовсю припекает, а я валяюсь в постели.