Вопрос в том, крестный, сказал Андре-Луи, что теперь делать?
Молодой человек был спокоен, даже хладнокровен, хотя и очень бледен. Бесцветные глаза господина де Керкадью тупо уставились на Андре-Луи.
Что делать? Черт возьми, Андре! Судя по тому, что мне рассказали, де Вильморен зашел слишком далеко. Он ударил господина маркиза.
В ответ на откровенную провокацию.
На которую он сам вызвал маркиза своими революционными речами. Голова бедняги была полна вздором, вычитанным у энциклопедистов. Вот к чему приводит неумеренное чтение. Я никогда не видел в книгах ничего хорошего, Андре, и покуда не слыхал, чтобы ученость приводила к чему-нибудь, кроме беды. Она выбивает человека из колеи, запутывает его взгляды, лишает его простоты, необходимой для счастья и душевного равновесия. Пусть этот прискорбный случай послужит тебе предостережением, Андре. Ты тоже слишком склонен к новомодным спекуляциям об изменении общественного устройства. Теперь ты видишь, к чему это приводит. Прекрасный, достойный молодой человек, единственная опора матери-вдовы, забывает свое положение, свой сыновний долгвсе; затевает ссору, и его убивают. Чертовски грустно!
Господин де Керкадью вынул платок и высморкался. Андре-Луи почувствовал, что сердце его сжалось, а надежды на крестногои без того не слишком большиепоубавились.
Ваши критические замечания относятся только к убитому и совсем не затрагивают убийцу, заметил он. Неужели вы сочувствуете преступлению?
Преступлению? взвизгнул господин де Керкадью. Боже мой, мальчик, ведь ты говоришь о господине де Латур дАзире!
Вы правы, я говорю о нем и о гнусном убийстве, им совершенном.
Замолчи! решительно остановил крестника господин де Керкадью. Я запрещаю тебе говорить о нем в таких выражениях. Да, запрещаю. Господин маркизмой друг, и, возможно, весьма скоро наши отношения станут еще более близкими.
Несмотря на все случившееся? спросил Андре-Луи.
Господин де Керкадью выразил явное нетерпение.
Но какое все это имеет значение? Я могу сожалеть о случившемся, но не имею никакого права осуждать маркиза.
Вы действительно так думаете?
Черт возьми, Андре, что ты имеешь в виду? Разве я стал бы говорить то, чего не думаю? Ты начинаешь злить меня.
«Не убий»таков не только Божий, но и королевский закон.
Кажется, ты твердо решил поссориться со мной. У них была дуэль!
Дуэль такая же, как если бы они дрались на пистолетах и заряжен был бы только пистолет маркиза. Он предложил Филиппу продолжить начатый здесь разговор с намерением навязать ему ссору и убить его. Потерпите немного, крестный. То, что я говорю вам, не плод моего воображения: маркиз сам признался мне в этом.
Искренность молодого человека несколько укротила господина де Керкадью: он опустил глаза, пожал плечами и медленно подошел к окну.
Для решения этого спора нужен суд чести, а у нас суда чести нет.
Зато у нас есть суды и блюстители правосудия.
Сеньор де Гаврийяк обернулся и испытующе посмотрел на Андре-Луи.
Ну и какой же суд, по-твоему, станет рассматривать иск, который ты, видимо, собираешься подать?
В Рене есть суд королевского прокурора.
И ты думаешь, королевский прокурор станет тебя слушать?
Меня, возможно, и нет, сударь. Но если бы иск подали вы
Чтобы я подал иск? Глаза господина де Керкадью округлились от ужаса.
Убийство произошло в ваших владениях.
Чтобы я подал иск на господина де Латур дАзира? Ты, кажется, не в своем уме. Ты просто безумец, такой же безумец, как и твой несчастный друг, который плохо кончил только потому, что вмешивался не в свои дела. Разговаривая здесь с маркизом о деле Маби, он позволил себе крайне оскорбительные выражения. Вероятно, ты этого не знал. Меня ничуть не удивляет, что господин де Латур дАзир потребовал удовлетворения.
Понимаю, безнадежно проговорил Андре-Луи.
Понимаешь? Что же, черт побери, ты понимаешь?
То, что мне придется рассчитывать только на самого себя.
Дьявол! Может быть, ты соблаговолишь сказать, что ты намерен делать?
Отправлюсь в Рен и изложу все факты королевскому прокурору.
У него и без тебя много дел. И тут, как часто бывает с людьми ограниченных умственных способностей, мысли господина де Керкадью приняли другое направление. В Рене и так хватает неприятностей из-за этих дурацких Генеральных штатов, при помощи которых милейший господин Неккер вознамерился поправить финансовые дела нашего королевства. Как будто мелкий банковский служащий из Швейцариида к тому же еще и окаянный протестантможет добиться успеха там, где потерпели фиаско такие люди, как Калонн и Бриенн.
Всего доброго, крестный, сказал Андре-Луи.
Ты куда?
Сейчас домой, а утром в Рен.
Подожди, мальчик! Подожди! На крупном лице сеньора появилось выражение заботливой ласки. Он, ковыляя, подошел к крестнику и положил руку с короткими толстыми пальцами ему на плечо. Послушай, Андре, все это сущий вздор и безумие. Твое упрямство добром не кончится. Ты читал про Дон Кихота и знаешь, что с ним приключилось, когда он отправился сражаться с ветряными мельницами. Тебя ждет то же самоени больше ни меньше. Оставь все как есть. Мне бы очень не хотелось, чтобы ты попал в беду.
Андре-Луи посмотрел на крестного и слабо улыбнулся.
Сегодня я дал клятву и буду навек проклят, если нарушу ее.
Ты хочешь сказать, что уезжаешь, несмотря на мою просьбу? Господин де Керкадью снова рассвирепел, поскольку характер его отличался такой же вспыльчивостью, как умнепоследовательностью. Прекрасно. В таком случае отправляйся Отправляйся ко всем чертям!
Я начну с королевского прокурора.
Но если попадешь в передряги, на которые сам же напрашиваешься, не жди от меня помощи. Коль ты предпочитаешь не повиноваться мне, то ступай разбивай свою пустую голову о ветряные мельницыи будь проклят!
Андре-Луи отвесил крестному насмешливый поклон и пошел к двери.
Если ветряные мельницы окажутся слишком прочными, сказал он, останавливаясь у порога, то я подумаю, что можно сделать с ветром, который их вращает. До свидания, господин крестный.
И Андре-Луи ушел, оставив разгоряченного господина де Керкадью в одиночестве биться над разгадкой этого таинственного высказывания и терзаться беспокойством как за крестника, так и за маркиза де Латур дАзира. Сеньор де Гаврийяк был склонен гневаться на обоих, считая их своевольными упрямцами, чьи дикие порывы он находил крайне обременительными для своего спокойствия. Почитая душевный покой и мирные отношения с соседями наивысшими благами жизни, он возводил свое мнение в ранг непреложной истины и искренне верил, что тот, кто стремится к чему-то другому, либо глупец, либо безумен.
Глава VIВетряная мельница
Из Нанта в Рен и обратно трижды в неделю отправлялись почтовые кареты, в которых, заплатив двадцать четыре ливра, можно было за четырнадцать часов совершить путешествие в семьдесят пять миль. Раз в неделю один из дилижансов сворачивал с большой дороги и заезжал в Гаврийяк привезти и забрать письма, газеты, а иногда и пассажиров. Обычно Андре-Луи ездил этим дилижансом, однако теперь он слишком спешил и не мог терять целый день на ожидание. Поэтому он нанял лошадь в «Вооруженном бретонце» и на следующее утро выехал из Гаврийяка. Через час быстрой езды под пасмурным небом по разбитой дороге десять миль унылой равнины остались позади, и он подъезжал к Рену.
Молодой человек пересек мост через Вилен и въехал в верхнюю, главную, часть города с населением примерно в тридцать тысяч душ, большинство из которых в тот день высыпало на улицы, о чем можно было судить по взбудораженным, шумным толпам, на каждом шагу преграждавшим ему путь. Филипп не преувеличивал волнения, охватившего Рен.
С трудом прокладывая себе дорогу, Андре-Луи наконец выехал на Королевскую площадь, где толпа была особенно густой. Какой-то юноша, взобравшись на постамент конной статуи Людовика XV, обращался с взволнованной речью к затопившему площадь людскому морю. Судя по его молодости и одежде, он был студентом, и несколько его однокашников, стоя рядом со статуей, исполняли при нем роль почетного караула.