Но пока всех занимало иное. Несмотря на пышность церемонии присяги, было замечено, что прежнего согласия между анжуйской четой и королём Генрихом больше нет. За каждым углом, у каждого камина, в каждой оконной нише шептались, что едва ли не тотчас после церемонии произошла сильнейшая ссора между королём, его дочерью и зятем. Матильда и Жоффруа заявили, что передача наследственных прав на пергаменте и клятвы знати их больше не удовлетворяют и они ждут более весомых гарантий. Одной из таких гарантий должна стать передача под их власть некоторых земель королевства, что фактически привело бы к раздроблению областей и умалению собственной власти короля. Генрих Боклерк ни за что не согласился бы на это.
Именно поэтому во время вечернего пира улыбки на лицах короля, Матильды и Жоффруа казались натянутыми, а в воздухе, не в пример прошлогоднему съезду знати, чувствовалась напряжённость. Вот где Бэртрада чувствовала бы себя как рыба в воде. Атмосфера интриг, злословия и ложных клятв в верности женщине, которую большинство не желало видеть на троне, была для неё благодатной средой.
Понимал ли король, что присяга, данная под принуждением, ничего не значит? Он не был глупцом, но настолько горел желанием, чтобы род Вильгельма Завоевателя остался на троне, что не хотел верить очевидному. А когда государь действует таким образом, это может привести к непоправимым последствиям.
Но всё-таки Генрих не был так наивенон искал решение, приемлемое для всех. Я понял это, когда он неожиданно пригласил меня сесть поближе к нему и стал выспрашивать, каково сейчас положение в Ордене и смогут ли храмовники в чрезвычайных обстоятельствах оказать ему военную помощь. И добавил: если ему удастся заручиться поддержкой тамплиеров на континенте, он, со своей стороны, предоставит им такие полномочия и льготы в Англии, каких не давал ещё ни один государь.
Я понимал, к чему он клонит. Подобное предложение могло бы заинтересовать любого из командоров Ордена, но только не великого магистра Гуго де Пайена. Поэтому я осторожно напомнил о том, что тамплиеры прежде всего служат Господу и избегают мирских дел, их цельвсеми силами и средствами укреплять мощь Иерусалимского королевства.
Генрих слушал с вниманием, хотя стоявший в зале шум то и дело отвлекал нас. Наконец вести беседу стало невозможнои король окинул суровым взглядом столы. Оказалось, что между Стефаном и Робертом Глочестером снова вспыхнула ссора.
Глочестер яростно бросал в лицо графу Мортэну:
Ты ничтожный глупец, и твоё место среди бабья на женской половине! Может, хоть там Мод втемяшит в твою тупую башку какое-то подобие здравого смысла!
У меня есть надежда, зато ты в этом отношении безнадёжен, сколько бы ни хлопал своей людоедской челюстью!огрызался Стефан.
Королева Аделиза, до этого стоявшая в нише окна, беседуя с сэром Уильямом дОбиньи, поспешила к мужу.
Государь, следует немедленно прекратить это. Примирите их!
Король вздохнул и поднял руку, призывая к тишине:
Думаю, Стефан, вам пора возвращаться в Англию.
У графа Мортэна дрогнули губы. Сказанное недвусмысленно означало, что его изгоняют. Но король продолжал, и смысл его слов менялся на противоположный: Стефану предписывалось начать подготовку большого королевского совета в Лондоне, который ему же и придётся провести, раз самого короля дела удерживают на континенте.
Стефан просиял, а Глочестер, мрачнее тучи, направился туда, где восседали Матильда и Жоффруа, и заговорил с ними, демонстративно стоя спиной к королю.
На следующий день король снова пригласил меня в свои личные покои. Он принял меня в свободном домашнем одеянии, утопая в обложенном подушками кресле. На стене за его спиной я с содроганием обнаружил некогда изготовленный Бэртрадой гобелен «Пляска смерти» и постарался отвести взгляд, сосредоточив всё внимание на венценосце.
Его величество мало изменился за эти годы: то же лицо аскета, тот же пронизывающий взгляд. Лишь седины в волосах стало больше, и кожа приобрела нездоровый желтоватый оттенок. Лекари не советовали Генриху употреблять острую пищу, а среди привезённых мною подношений Ордена имелось несколько снадобий, улучшающих пищеварение и предупреждающих разлитие желчи.
Как я и ожидал, король вновь вернулся к разговору о тамплиерах. И разумеется, этот деликатный вопрос он предпочёл обсуждать с зятем, а не с орденскими чинами, весьма далеко стоящими от двора и его проблем. Я знал, чего он добивается, и стоял на своёмОрден Храма не станет вмешиваться в политику, как не вмешивался в неё и прежде. Но если его величество пожелает обратиться с просьбой о предоставлении кредита, орден всегда с готовностью пойдёт навстречу. Генрих промолчал. Он и без того был должен ордену предостаточно и не видел причин надевать на себя новое долговое ярмо.
Сменив тему, король одобрительно отозвался о наместниках, назначенных мною управлять графством во время моего отсутствия. В Норфолке всё спокойно, на смотр ополчения в начале мая прибыло положенное количество рыцарей, а налоги в казну поступают исправно и своевременно. Так король отдавал должное своей дочери Бэртраде, которую я вместе с двумя епископами и шерифом Робом де Чени поставил во главе совета Норфолка. Я невольно покосился на гобелен на стене, вспомнив, как происходило это назначение. В то время я был не в силах даже видеть Бэртраду, но нельзя было не считаться с её связями со знатью, влиянием, знанием законов и положением. Похоже, Бэртрада оправдала оказанное ей доверие. Что ж, она всегда любила повелевать, власть была её навязчивой идеей. Пожалуй, ей неплохо жилось в моё отсутствие. Как, впрочем, и мне без неё.
Король перехватил мой взгляд на «Пляску смерти».
Сэр Эдгар, как в дальнейшем сложатся ваши отношения с Бэртрадой?
Как и должно. Мы обвенчаны перед алтарём, и нам предстоит до конца дней жить под одной крышей.
Дай-то Бог. Но... это несчастье с вашим сыном... Наверняка оно наложит отпечаток на ваше супружество...
В его голосе звучало сочувствие.
Я мог быть польщён. По пальцам можно было перечесть людей, с которыми король говорил столь проникновенно. И он согласился с тем, что я был просто обязан провести дознание по делу о гибели моего сына. Сам Генрих также имел внебрачных детей и любил их. Бэртрада входила в их число. Поэтому он и попросил меня изложить события того дня, если, конечно, воспоминания не причинят мне боли.
Время и странствия вселили в мою душу нечто новоесозерцательное спокойствие. Именно оно и позволило мне невозмутимо поведать о случившемся.
Действительно, дознание, проведённое по всем правилам, показало, что Бэртрада не желала зла моему сыну. Время было вечернее, и слуга ещё не успел зажечь светильники в переходе и вдоль лестницы, а Адам торопился. Многие видели, как он промчался бегом через главный зал и исчез в переходе. Лестницу окутывал сумрак, графиня как раз покинула солар, чтобы отдать распоряжения насчёт ужина, и они столкнулись с Адамом на лестнице. Бэртрада оступилась, но удержала равновесие, а мальчик сорвался. Падение оказалось неудачным.
Я произнёс всё это ровным, совершенно бесстрастным тоном. Но умолчал вот о чём: с тех пор я не мог даже представить, что когда-либо снова смогу прикоснуться к этой женщине, зачать с ней детей и продолжить род Армстронгов.
Словно подслушав мои мысли, король заговорил именно об этом. Признав, что Бэртрада и впрямь не была мне доброй супругой, он заметил, что со временем всё меняется. Примером тому могут служить отношения Матильды и Жоффруа, которые резко улучшились за последние год-два. Господь милосердени всё ещё может наладиться.
Именно это мне и оставалосьуповать на Божье милосердие. Однако сейчас я не хотел даже думать о супруге. Я и на гобелен, изготовленный рукою Бэртрады, не мог взглянуть без содрогания.
Я вздохнул с облегчением, когда король вновь перевёл разговор на другое и поведал, что после того как я закончил строительство Гронвуд Кастла, многие лорды в Восточной Англии принялись возводить каменные цитадели: дОбиньи строит замок у залива Уош, Стефан и Мод поднимают ввысь Хэдингем в графстве Эссекс, ведёт строительство и аббат Ансельм из Бери-Сент-Эдмундс, и даже Гуго Бигод в Саффолкшире закладывает фундамент, дабы возвести цитадель близ старой башни в Фрамлингеме.