Очередь Якова
Сначала родительское собрание, затем час с Мелиссой и последующий разговор с подружками дочери о телках и самцах. Если это так, то где же самцы? Они не сиживали здесь, в моем кабинете. Хотя телки были. Девочки, развитие которых соответствует сексуальному стереотипу, часто завершают его в кабинете психотерапевта, и моя практика не является исключением. Я уже писала ранее о десятилетней Мери, которую вся начальная школа (включая четырех старших братьев) называла «грудастой» и «коровой». Ее привели ко мне потому, что она писала школьные сочинения о смерти. Я работала с ее родителями, учителями и даже с братьями, чтобы они постарались и остановили эту травлю. Но и я, и Мери знали, что для ее исцеления нужно гораздо больше. Обидные слова, подобные «грудастой», «телке» и «корове», надолго остаются в вашей памяти. «Это не забывается»,сказала Мери.
Но и мальчики не свободны от смятения, вызванного их проявляющейся сексуальностью.
Яков пришел ко мне по настоянию озабоченных родителей, после того как их дом был разрушен землетрясением в Лома Приета. Были разбиты его компьютер и большинство детских игрушек, а с ними и часть его жизни. В день своего первого визита ко мне четырнадцатилетний Яков принес в рюкзаке уцелевшие игрушки: Беньи, Кэта и Джо. Когда я впервые увидела этого подростка в моей приемной, меня ввели в заблуждение его рост 190 см, пробивающаяся борода и телосложение двадцатипятилетнего мужчины. Где этот рыдающий ребенок, которого мать описывала мне по телефону? Ребенка я обнаружила через две секунды, когда он вывалил на мой ковер затрепанного фиолетового игрушечного медвежонка Беньи, одноухого тигренка Кэта и одноногого солдата Джо. И Яков принялся плакать горше, чем почти любой из побывавших в моем кабинете детей.
Только они и выжили, больше никого не осталось.
Ты тоже здесь, Яков.
Спасательная команда сказала, что все мои игрушки пропали, а я даже не был там. Я должен был быть с ними.
Затем он поднял медвежонка и прижал его к груди.
У Беньи было пять братьев и сестер, и все погибли.
Яков, а что бы ты сделал, если бы ты был там?
Спас бы их, но я догадываюсь, что это глупо. Мой папа сказал, что я бы погиб вместе с ними. Он сказал, что мое счастье, что нас не было дома во время землетрясения.
Он прав, но это не удерживает тебя от желания быть там.
Нет. Я хотел бы быть там.
Затратив полчаса времени и четыре салфетки, этот мускулистый четырнадцатилетний джентльмен водворил Беньи, Кэта и Джо в свой рюкзак (их передвижной дом, как он его назвал), вытер слезы и выскочил из моего кабинета.
Яков приходил ко мне еще несколько раз, и мы беседовали о том, что он и его семья потеряли в результате землетрясения. В продолжение этих недель я слышала комментарии девочек о Якове, которые видели его в приемной до или после их сеансов. Девятнадцатилетняя студентка колледжа упоминала о нем как о «юном Давиде», а две девочки собрались прийти на свои сеансы пораньше в надежде, что добьются его внимания. Одна из них дала ему кличку Жеребчик и оставила для него в моей приемной записку, которую я конфисковала.
Казалось, что Яков не замечает такого внимания к нему. Он неизменно продолжал работать во время сеансов, рассказывая теперь о мемориале, который он строит в память о своих потерянных игрушках. Однажды он принес написанные им стихи под названием «Отнятые». Яков читал их мне, но внезапно сменил тему разговора.
Доктор Понтон, у нас в школе учительницу замещает Сильвия, она, ну, она приглашает меня.
Я не сумела скрыть удивление, встретив доверчивый взгляд карих глаз Якова, следящих за моим лицом:
В самом деле?
Да, она сказала, что я великолепен, и спросила, не хочу ли я пойти в кафе в пятницу вечером.
Что ты сказал?
Я ничего не сказал. Мне кажется, она думает, что я собираюсь пойти с ней.
После этих слов он начал вдалбливать свои туристические ботинки в мой ковер.
Внезапно мои мысли поскакали наперегонки. Как нам разговаривать об этом? Якову четырнадцать лет, но выглядит он на двадцать пять. Может быть, учительница не знала, что он еще маленький, а возможно, и знала.
Что ты думаешь об этом, Яков?
Смущаюсь,и он уставился в пол. Затем, глядя на свой рюкзак, он ухмыльнулся:Она не пригласила бы меня, если бы знала, что я ношу солдата Джо в своем рюкзаке.
Похоже, тебя беспокоит, что она ожидает чего-то иного, чем могла бы получить.
Меня беспокоит, что она вообще ожидает чего-то.
Ты думаешь, что она знает, сколько тебе лет?
Он покраснел и снова стал смотреть вниз.
Вероятно, нет. Если это то, о чем вы спрашиваете, то я не сказал ей. В школе очень много студентов на педагогической практике. Может быть, она думает, что я один из них. Боже, если она узнает, что я восьмиклассник...
А если узнает?
Это было бы ужасно.
Но ты и в самом деле восьмиклассник.
Да, но что, если она уже знает?
Он тяжело сглотнул и прямо посмотрел мне в глаза.
Доктор Понтон, это происходит со мной не впервые. Около года назад, когда я помогал в летнем лагере, одна женщина начала посылать мне письма, где описывала сексуальные штучки, которые я мог бы сделать ей, наподобие сексуальной чепухи. Она была мачехой одного из малышей.
Что ты делал с ними?
Я их выбрасывал.
Ты рассказывал об этом маме или папе?
Нет. Вы думаете, что я должен был рассказать им? Должен ли я рассказать им об учительнице?
А как ты думаешь?
Я не хочу. Считается, что парни умеют обращаться с такими вещами.
Чувствуешь ли ты, что ты можешь?
Мне четырнадцать.
Верно. Тебе четырнадцать. Так что правильнее будет попросить помощи.
Мы решили, что Яков должен написать письмо этой учительнице, дав ясно понять о своем возрасте. Мы согласились, что на следующий день он поговорит с адвокатом своей школы и получит от него совет. Яков покинул мой кабинет, поблагодарив меня и выразив облегчение, что он смог разобраться, как поступить в такой ситуации.
Мы с Яковом и потом не раз разговаривали о преследующих его женщинах. Я внимательно слушала и многому научилась. Наверное, не удивительно, что это внимание было отчасти приятно Якову.
Мне это приятно, доктор Понтон, до тех пор, пока я не подумаю о том, что они хотят сделать со мной или, хуже того, ожидают, чтобы я сделал с ними.
Разговоры в основном концентрировалось на действиях. Яков не хотел выглядеть таким сексуально наивным, каким был на самом деле. Постепенно в наших разговорах зарождалась другая тема: эти женщины даже не знали его, никогда не разговаривали с ним и хотели секса. Ну, может быть, и не сношений, но определенно чего-нибудь сексуального. Почему? Он хотел понять.
Почему телки и самцы?
И Мелисса, и Яков были, так сказать, акселератами, физически изменившимися раньше своих одноклассников. Созревание Мелиссы началось в восьмилетием возрасте, почти за четыре года до того, как я лечила ее во второй раз. Яков опережал большинство мальчиков в своем классе примерно на два года, начав изменяться физически в десятилетнем возрасте. Хотя и Мелисса, и Яков говорили мне, что они гордятся своим быстрым развитием по сравнению с друзьями, оно смущало их. Часто их ошибочно принимали за взрослых. В большинстве случаев им это нравилось, но нередко вызывало осложнения. Окружающие предполагали не только то, что они имеют сексуальный опыт (в конце концов, физически они выглядели как дети старшего возраста, которые уже сексуально активны), но что они знатоки секса. Одна из фраз, которую мальчики кричали двенадцатилетней Мелиссе, была: «Ты знаешь, как это делается». Мачеха, написавшая письмо тринадцатилетнему Якову, предполагала, что он имеет богатые познания в сексе. Для него это было и волнующим, и жутким.
Но в то же время в отношении к Мелиссе и Якову была существенная разница. Раннее сексуальное развитие Мелиссы было встречено враждебно (телка, хрюшка), тогда как у Якова оно приветствовалось. Не было групп мальчиков и девочек, громко обзывающих его. Предложения направлялись лично ему. Конечно, это тоже было проблемой, потому что Якову было очень трудно предать их огласке. Не знаю, каким образом и с кем он мог бы поговорить на эту тему, если бы не посещал психиатра по совершенно другой причине. И еще ему не пришлось подвергаться такому публичному унижению, как Мелиссе.