В сугубо личном плане Иван Тургенев:
Как тонкий наблюдатель, как человек, зорко следивший за переменой в общественных течениях [И.С.Т.-ВВСОВ. Т. 2. С. 146],
конечно же, не мог не быть затронут еврейской проблематикой. Представляется, однако же, маловероятным, что полемика на сей счет в немецком интеллектуальном сообществе, имевшая место уже в годы ученичества Тургенева, а затем, в 1860-х1880-х годах, а также дискуссия, развернутая в русской печати славянофилами по «еврейскому вопросу, никак не привлекали его внимания. Другой вопрос: насколько эта область общеевропейского общественно-политического дискурса представлялась ему важной на фоне грандиозных социальных сдвигов той эпохи?
В контексте нашей темы особо значимым является то обстоятельство, что в среде своих современников, известных русских писателей 40-х80-х годов ХIХ в. Иван Тургенев был не только «западником», либералом-прогрессистом, но и, по его собственным словам, атеистом. Например, судя по высказываниям в письме к Полине Виардо от 19 октября 1847 г., картины христианских страстей вызывали у него чувство отвращения:
Сейчас я кончаю читать книгу Даумера о тайнах христианства. <> что есть истинного в его мыслитак это кровавая, мрачная, бесчеловечная сторона этой религии, которая должна была бы вся состоять из любви и милосердия. Вы не можете себе представить, какое тягостное впечатление производят все эти предания о мучениках, которые он вам рассказывает одни за другими; все эти бичевания, процессии, поклонения человеческим костям, эти аутодафе, ожесточенное презрение к жизни, отвращение к женщинам, все эти язвы и вся эта кровь!.. Это так тягостно, что я не хочу вам более об этом говорить. Слава богу, для васэто даже не китайская грамота [Тур-ПСП. Т. 1. С. 365366].
Большинство русских писателей современников Тургенева, с коими он был знаком и даже в разные годы поддерживал дружеские отношения, по типу своего самосознания были глубоко православными людьми, и уже только по этой причине как мыслители стояли на консервативно-охранительных позицияхособенно Гоголь, Сергей, Константин и Иван Аксаковы, Достоевский, Писемский и Л. Толстой.
С другой стороны, христианское мироощущение в ту эпоху оказывается, усвоенным сознанием русского человека настолько, что начинает уже «работать» и на подсознательном уровне. Христианские мотивы, их комбинации, переходят на уровень архетипов, то есть наделяются свойством вездесущности, приобретают характер устойчивых психических схем, бессознательно воспроизводимых и обретающих содержание в художественном творчестве [ЧЕРНОВ].
По этой причине, Тургеневодин из первых апологетов русского национального самосознания, формирование которого началось в 20-х годах ХIХ векаписатель, без сомнения, христианский. Дмитрий Чижевский писал:
Две духовные силы стояли у колыбели русского национального самосознания: греко-православная религиозность и немецкая философия (романтизм и Гегель). Именнорелигиозность, а не церковь, не теология. Так, с одной стороны находилось непосредственное религиозное ощущение, живое религиозное переживаниеи с другойвеличайшие системы новейшей философии [TSCHIŹEWSKIJ. S. 163].
Хотя у Чижевского речь явно идет о счастливой мудрости религиозного миропонимания в духе Гёте, т. е. как о связи всего со всем, Тургеневстрастный поклонник Гёте, который, по его словам
первый заступился за праване человека вообще, нетза права отдельного, страстного, ограниченного человека; он показал, что в нем таится несокрушимая сила, что он может жить без всякой внешней опоры» [ТУР-ПССиП. С. 235],
в культурологическом плане являлся христианином, а живя в России выказывал себя вполне православным человеком.
Примечательно в этой связи, что в «иллюстративном» стихотворении на новозаветный сюжет«Восторг души, или чувства души в высокоторжественный день праздника», он как архетип приводит вековечное обвинение христиан в адрес евреев, что «Они Христа распяли»:
В страшный миг часа девятого
Вижу я среди креста
Иудеями распятого
Искупителя Христа
Все чело облито кровию
От тернового венца,
Взор сиял святой любовию,
Божествомчерты лица.
<>
И в трепете, страхом невольным объятый,
Коварный Израиль, внимая громам,
Воскликнул: воистину нами распятый
Был вечный сын бога, обещанный нам!
Но все ж не утихла в нем мощная злоба
Вот снято пречистое тело с креста
И в гробе сокрытои на ночь вкруг гроба
Поставлена стража врагами Христа
[ТУР-ПСС. Т.12. С. 554].
Это стихотворение, без сомнения, не более чем стилизация, иллюстрирующая литературные штампы русской «духовной лирики» ХIХ столетия. В эту эпоху
писательская среда, как и всё русское общество, была заражена антисемитскими предрассудками, и из-под пера многих крупных русских писателей <> появлялось немало негативных образов евреев, представляемых врагами всего, что было дорого русскому человеку, носителями наиболее омерзительных христианину качеств [ЗЕМЦОВА. С. 59].
Мировоззрение Николая Гоголя и большинства писателей поколения 50-х80-х годов ХХ в. основывалось на охранительном традиционализме и, как правило, неприятии тех изменений, что вносил в устоявшийся уклад жизни социальный прогресс. Такого рода идейная закваска предполагает и неприязнь к евреям, как врагам православия, носителям ресентиментной морали и апологетам бездуховного меркантилизма. Однако Тургеневу консервативное православное доктринерство и, как его следствие, религиозная нетерпимость были в корне чужды. Как и большинство русских мыслителей-«западников» Т.Н. Грановский, А.Д. и Г.К. Градовский, К.Д. Кавелин, А.Н. Пыпин, А.И. Герцен, П.Л. Лавров, Н.К. Михайловский и др. он рассматривал «еврейский вопрос» как одну из многих социальных проблем, но отнюдь не главную и не самую злободневную (sic!). Все они полагали, что по мере демократизации и вестернизации российского социума «еврейский вопрос» решится сам по себе, ибо онне более чем архаический элемент отжившей свое системы общественных отношений. «Еврейский вопрос» если и интересовал их, то исключительно в свете проблематики сожительства русских с инородцами и экономических отношений различных групп населения в пореформенном российском обществе. Из знаменитых беллетристов демократического лагеря той эпохи, пожалуй, только Михаил Евграфович Салтыков-Щедринхороший знакомый Тургенева, единожды сочувственно высказался в своей публицистике касательно угнетаемого российской властью еврейства.
В свою очередь, славянофилы, почвенники и охранители-государственники, истово манифестировавшие свое православие, ставили «еврейский вопрос» во главу угла пореформенной русской жизни. Особенно ярко заявлял себя на этом поприще друг молодости Тургенева Иван Аксаков, который писал, например:
Ни о какой пущей равноправности евреев с христианами не может быть и речи. На практическом языке «равноправность» значит не что другое, как дозволение евреям держать кабаки по селам. Этого ли добиваются наши юдофилы? Если еврейский вопрос действительно будет рассматриваться теперь в высших правительственных сферах, то единственное правильное к нему отношениеэто изыскание способов не расширения еврейских прав, но избавления русского населения от еврейского гнета. Гнет этот пока экономический, но с распространением высшего образования в еврейской среде, повторяем, он примет иной вид и образобраз гнетущей русский народ «либеральной интеллигенции», да еще, пожалуй, во имя народа [АКСАКОВ И. (II)].
Федор Достоевский, с которым Тургенев также до середины 60-х годов состоял в уважительно-деловых отношениях, в полном согласии с тезисами средневекового христианского антисемитизма, утверждал, что
породы людей, получивших первоначальную идею от своих основателей и подчиняясь ей исключительно в продолжение нескольких поколений, впоследствии должны необходимо выродиться в нечто особливое от человечества, как от целого, и даже, при лучших условиях, в нечто враждебное человечеству, как целому <>. Таковы, например, евреи, начиная с Авраама и до наших дней, когда они обратились в жидов. Христос (кроме его остального значения) был поправкою этой идеи, расширив ее в всечеловечность. Но евреи не захотели поправки, остались во всей своей прежней узости и прямолинейности, а потому вместо всечеловечности обратились во врагов человечества, отрицая всех, кроме себя, и действительно теперь остаются носителями антихриста <>. Это так очевидно, что спорить нельзя: они ломятся, они идут, они же заполонили всю Европу; всё эгоистическое, всё враждебное человечеству, все дурные страсти человечестваза них, как им не восторжествовать на гибель миру! [ДОСТОЕВСКИЙ-ПСС. Т. 30. С. 191192].