С.В. МедведевПисьма во власть: жалобы обывателей на действия полиции в 19111913 гг
На протяжении всего существования Департамента полиции, охранных отделений и губернских жандармских управлений граждане, чаще всего анонимные, формулировали свои претензии к их работе в письменном виде. Одной из самых распространенных жалоб на полицию можно назвать недовольство обывателей незаконными задержаниями. Жалобы на аресты были настолько тривиальным явлением, что в 1903 г. в ситуацию был вынужден вмешаться директор Департамента полиции А.А. Лопухин. Гнев главы политической полиции вызвало обращение директора Первого департамента Министерства иностранных дел, в котором излагалась история конфликта сотрудника министерства и агента сыскной полиции. Несмотря на то, что коллежский секретарь Чиркин провел в участке всего 15 минут (причина: подозрительное поведение в месте обычной прогулки императрицы Александры Федоровны), А.А. Лопухин направил на имя начальника Петербургского охранного отделения Я.Г. Сазонова следующее требование: «Признавая деятельность упомянутого агента опрометчивыми, предлагаю вашему высокоблагородию произвести по настоящему делу строгое расследование и о результатах оного мне представить в возможно непродолжительное время».
Неправомерные задержания происходили и в 1911 г. Так, некоего Ф. Э. Мейергольда задержали «за фразу, сказанную им своему знакомому, податному инспектору Тарусского уезда, статскому советнику Михаилу Ивановичу Попову с приглашением зайти на квартиру: «У меня теперь такая квартира, что я мог быть принять самого Николая II». Мейергольд требовал расследовать этот случай, желая привлечь к ответственности и знакомого, и жандармского штабс-ротмистра, доставившего его в участок.
Недовольство обывателей полицией могло приобретать радикальные формы. 24 ноября 1911 г. на пересечении Лубянской площади и Мясницкой улицы из трамвая вышел нетрезвый человек, который «учинил буйство: кричал, шумел, ругался, набросился на городового Ермакова, ударил его в грудь, свалил на мостовую и намеревался вытянуть из кобуры револьвер городового, но был остановлен прибежавшими на свисток Ермакова городовым и дворниками. В управлении участка доставленный также буйствовал, ругал полицию, называя опричниками, разделся до нага, не желая идти в часть, и оскорбил нецензурной бранью особу государя императора. Неизвестныймещанин г. Рязани Матвей Михайлов Демидов, 23 лет, недавно отбывший наказание за оскорбление чинов полиции». В Мясницкой части Демидов был «вытрезвлен», а затем был посажен под арест в Яузском полицейском доме.
Ироничное отношение к сотрудникам городской полиции, охранных отделений и губернских жандармских управлений было характерно и для некоторых служащих правоохранительных структур. В Особый отдел Департамента полиции было направлено перлюстрированное письмо, написанное, по всей видимости, бывшим или действуюшим сотрудником полиции: «Вы читали, вероятно, катехизис по конспирации, отобранный у Эйдельмана. По-моему, это такая вещь, которую не грех переиздать и разослать провинциальным жандармам, да и для начинающих жандармов вещь эта далеко не будет бесполезной».
Вид с Лубянки на Мясницкую улицу
Советы по работе сотрудникам Московского охранного отделения, жандармам и полицейским надзирателям приходили не только от бывших полицейских, но и от студентов. 17 февраля 1911 г. группа студентов, подписавшихся «Академистами», направила в московскую политическую полицию текст следующего содержания: «Лучшей мерой для прекращения студенческих беспорядков было бы уничтожение вскоре способа изготовления состава для обструкций. Неужели это так трудно? При входе обыскивать. Везде практикуется обыск от оружия, бомб и проч. Почему же и пузырьки (далее слово неразборчиво. С.М.) не обыскивать и не отнимать? Живо все включились бы». Справедливости ради стоит отметить, что розыскные способности отдельных полицейских надзирателей были далеки от идеала. К примеру, полицейский надзиратель фабрично-заводской полиции 1-го участка Хамовнической части написал в Московское охранное отделение рапорт, в котором расписывался в своей неспособности найти уволенную с фабрики работницу: «Два письма «Комитета российской районной народной группы», адресованные на имя главного мастера фабрики «К.О. Жиро с сыновьями французского подданного Александра Мезония и его жены. В письме на имя жены господина Мезония комитет названной группы обращается к ней просьбой повлиять на своего мужа мастера Мезония в смысле изменения его характера и поведения в отношении работниц фабрики; после перечисления в письме способов и приемов, которыми Мезония угнетает русскую женщину, послание заканчивается угрозой принять «решительные меры» против ее мужа и предупреждением с ним нигде не ездить и не ходить. Произведенным негласным расследованием, существование «Комитета российской районной народной группы» в действительности на фабрике Жиро отмечено не было. Оба же анонима, по объяснению господина Мезония, есть продукт творчества одной из числа уволенных ткачих, установить личность которой не представилось возможным».
Удивительно, что имитация создания революционной группы, шантаж и угрозы не заинтересовали ни полицейского надзирателя, ни, по всей видимости, сотрудников Московского охранного отделения. Возможно, одной из причин равнодушия полицейских к созданию квазиреволюционных групп можно назвать письма и телефонные депеши странного содержания, которые несколько раз в месяц получали чины отделения, а также приставы и надзиратели.
Иногда сообщения обывателей были составлены таким образом, что заподозрить в них хоть малую толику правды представлялось довольно затруднительным занятием. Обычно называлось время и место предполагаемого раскрытия преступления, имена и фамилии участников незаконных действий; сообщались подробности, напоминающие содержание беллетристики в жанре детектива. Так, 23 сентября 1911 г. московский мещанин А. В. Кокорев, проживающий в доме Копырина на Сухаревской площади, направил в Московское охранное отделение телефонную депешу: «У Дмитрия Куприянова, служащего в кондитерской «Прогресс» у Крестовской заставы, Старое-Алексеевское шоссе, дом 19, хранится кошель с заграничным паспортом на имя некоего Шулемовича и шесть зашифрованных, написанных химическими чернилами на иностранном языке, писем; вскрыть эти письма можно при помощи элексира. Вышеозначенные письма Куприянов получил от некоего Телятникова. Отобрать все это можно у Куприянова только сегодня до 11 часов вечера, так как он должен выехать сегодня же из Москвы». Похожее, не отличающееся достоверностью, сообщение было отправлено в полицию гражданином, назвавшимся «Непоколебимоубежденный Монархист». Несмотря на такое бравурное самоименование, в своем письме в органы сыска информатор демонстрирует сомнения и неуверенность: «Совершенно случайно узнал, что между 1921 числами этого месяца назначено собрание портных. «Товарищ», приехавший из Петербурга, будет читать доклад о том, как трудно живется и как притесняют хозяйки мастериц и учениц. Затем будут обсуждаться меры для борьбы с притеснениями. Приглашаются исключительно женщины. Заседание назначено часов в 68 вечера и будет происходить на Малой Сухаревской площади в доме 274, квартире 16. Мне думается, что номер дома условный, существует ли такой номер? Но площадь Малая Сухаревская и квартира 16правдоподобно».
Как и в предыдущие годы, в 1911 г. обыватели жаловались на околоточных надзирателей. Один из «доброжелателей» сообщал в Московское охранное отделение о том, что «трое надзирателей переодеваются и каждую неделю переносят из Бутырской тюрьмы от каторжных политиков письма и другое, что нужно, за Смоленский, в Псковский переулок, в дом Доброхотина, к девушке Авдеевой и другой сожительнице, и оттуда переносят в тюрьму политикам все, что нужно». По данному делу началось разбирательство, однако к следствию почему-то привлекли только одного околоточного надзирателяГ. Никифорова. Пристав I участка Арбатской части Бычковский написал очень своеобразный апологетический отзыв в поддержку Никифорова: «Околоточный надзиратель Герман Никифоров, состоя во вверенном мне участке с 1908 года, выдается своей усердной и полезной деятельностью среди других и всегда является примером исполнительности, правда, иногда он немного пьет, но на службе никогда в нетрезвом виде я его не видел. Отличаясь строгостью по отношению к дворникам, мог легко подвергнуться с их стороны мести в виде анонимного доноса».