Прадеда Есенина по отцовской линии звали Иосиф Климентович, а прабабушкуВарвара Стефановна; имена для рязанской деревни, на нынешний слух, не самые привычныесвятцы подсказали, не иначе.
В 1871 году их сын, дед Сергея Никита Осипович (Иосифович) Есенин, поделил с братом усадьбу в центре Константинова, где поставил домдвухэтажный, по той причине, что участок был совсем небольшой, в одну сотку: в деревне не было свободной земли.
В этом доме Сергей и родился.
Первый этаж бы отведён под лавку. Какое-никакое хозяйство они имелидве коровы, свинья, овцы, но основной доход получали по торговой части.
То есть, так или иначе, поэтне только сын лавочника, но и внук.
Никита Осипович тоже какое-то время служил деревенским старостой и был грамотен.
Как и Никита Осипович, оба его брата, Григорий и Яков, занимались торговлей.
Фамилия их долгое время писалась как Ясинины.
Дед Никита был не только хозяйственным, но и набожным.
Женился он, по крестьянским меркам той поры, поздно, на двадцать восьмом году жизни, и к этому возрасту обзавёлся деревенским прозвищем Монаха кто же ещё, раз так долго не женится.
Сестра Есенина Александра утверждала впоследствии, что Никита Осипович вообще собирался уйти в монастырь, но передумал.
Готовился в монахи, а в итоге поставил в самом центре деревни двухэтажный дом и начал торговое дело, будто персонаж из романа Мамина-Сибиряка или Вячеслава Шишкова.
Говорят также, что «монахами» Есениных прозвали за набожность супруги Никиты Осиповича Аграфены (Агриппины) Панкратьевны Артюшиной, которую он взял в жёны шестнадцатилетней и которую соседи дразнили Монашкой.
Прозвище на многие годы пристало ко всему роду, пережив и Никиту Осиповича, и Аграфену Панкратьевну.
Никита Осипович умер в 1885-м, прожив 42 года. Сергей Есенин его не застално и его в детстве мальчишки кликали Монахом. В 30 лет Аграфена осталась вдовой.
Согласно воспоминаниям сестры Саши, Сергей, когда вырос, «никогда не произносил имя» бабушки по отцовской линии. «Её как бы не существовало»говорила сестра.
Во всех есенинских автобиографиях речь идёт только о стариках по материнской линии. Вседостаточно многочисленныеупоминания бабушки в стихах Есенина навеяны исключительно бабушкой Титовой.
Ещё одна загадка.
* * *
Пока Никита Осипович был жив, совсем ещё молодая Аграфена могла его подменять в торговледумала быстро, говорила складно, считала ловко.
Но умер мужи сразу стало не до торговли; осталось четверо детей, хорошо ещё, не совсем малые: старшей дочери было четырнадцать, скоро на выданье. Сын Александр, как мы помним, двенадцати лет был услан в Москву, не попав, как мечтал, в рязанские соборные певчие. Взрослеть приходилось на бегу: только ещё лазил по откосу Оки с деревенскими, и вот уже, надрываясь, тягаешь мясные туши, а вокруг ни одного родного человека.
И следующего сына, едва ему исполнилось двенадцать, мать отправила туда жев московскую лавку, только в ученики к жестянщику.
Детей, по сути, ещё и не оперившихся, отрывали от себя и слали едва ли не навек прочь, где их могло ждать что угодно.
Зато не умрут с голодутаковы были суровые резоны. Работали дети за кормёжку, денег им не платили.
Из года в год всякий двор выживал, помня о голоде, который всегда был близко.
Голодэто не когда тебе хочется съесть несколько больше, а когда умираешь ты сам и все твои близкие.
Всё это явным образом повлияло на характер Аграфены Панкратьевны: защиты она более всего искала на небесах, а с родственниками не сентиментальничала.
Какое-то время вдова вела общее хозяйство с братьями покойного мужатак понадёжнее. Но иной раз не поймёшь, где твоё, где чужое, и голоса у одной бабы, чтобы отстоять своё, никогда не хватит против голоса любого из деверей.
Аграфена Есенина и Фёдор Андреевич Титов разругались ещё до свадьбы Сергея и Татьяны: не сошлись в приданом.
Татьяна была на редкость фигуриста и хороша собойкак в стихах, которые ещё вспомним: «краше не было в селе»; но и Александр был не по-деревенски миловиден. Ну и не последний козырькарьера: он шесть лет не лодырничал, а дорос-таки до приказчика!
Кое-как Есенины и Титовы свадьбу перетерпели, чтобы при людях не позориться скандалом, но как невзлюбили друг друга в дни сватовства, так это и не преломилось уже никогда.
После свадьбы, как и полагалось, Татьяна Фёдоровна, в девичестве Титова, а теперь законная Есенина, переехала в дом мужа.
Аграфена Панкратьевна, как пишут, была «до фанатичности» богомольна. При любой возможности ходила по монастырям и скитам, дома привечала иноков и странниц, бродивших по деревням с якобы чудотворными иконами, и подолгу с ними говорила.
Лет ей в год свадьбы сына Александра было тридцать семь. «Бабка».
Аграфена любила петь, но по той причине, что вдове в русской деревне петь не пристало, «а чего это она так развеселилася без мужа?»добирала своё на похоронах, исполняя причитания с до страсти доходящим надрывом.
Словно всякий раз самую дорогую родню хоронила. (А онасебя, себя.)
Музыкальность Есенина, о которой пойдёт речь в своё время, унаследована и по отцовской линии, и по материнскоймать не просто пела, но ещё и на гармошке играла, что для крестьянки было необычно.
Зарабатывала малую копеечку Аграфена, размещая дома постояльцев, в том числе каменщиков и маляров, которые занимались ремонтом в церкви, стоявшей наискосок от дома Есениных.
За постояльцами надо было мыть и убирать. Все эти хлопоты легли на молодую Татьяну.
Жизнь её выглядела так: следовавшие одна за другой беременности, непрестанная стряпня малярам и каменщикам, стирка, двор, скотина; в придачу надо терпеть от свекрови, с которой отношения сразу не заладились, замечания и понуканията не только беседовать и голосить на поминках умела складно, но и ругаться.
Следом похороны очередного ребёнкана могилку некогда сходитьи снова стирка, стряпня, двор, скотина
Муж из своей московской мясной лавки является в лучшем случае на похороны детей, пока поминалиглядь, она опять беременна, носи ещё девять месяцев живот, который и погладить некому.
Заработок свой Александр переправлял не жене, а матери.
Прав у Татьяны не было никаких: кормят её, кормят детейчто ещё?
Аграфене, может, тоже хотелось, чтоб её приголубили. Она сама родила семерых, но две девчонки, Пелагея и Саша, умерли в младенчестве, а ещё одна, Анна, уже будучи на выданье.
Похоронив особенно любимую из дочерейПелагею, другую свою дочку, последнюю из четверых выживших детей, Аграфена снова назвала Пелагеей.
Несколько позже, когда женился Ивантот, что подался в Москву в ученики жестянщика, с новой снохой Аграфена сошлась куда лучше. Может, у той характер был помягче или похитрее, чем у Татьяны, или в Аграфене перекипело женское и она повернула к старости.
В любом случае Татьяне стало доставаться не только от свекрови, но и от второй снохи.
Однажды не стерпела, собрала маленького Сергеяи ушла к своим родителям: «Что хотите делайте, а я больше не могу».
Некоторое время жила у отца с матерью. Потом всё равно пришлось вернуться.
В автобиографиях Есенин последовательно пишет, что с двух лет воспитывался у родителей матери, но это не так.
Окончательный переезд от бабки по отцовской линии к родителям матери состоялся в конце 1901 года, когда ему было шесть лет.
Про эти шесть лет он вспоминать не желал.
* * *
Фёдор Андреевич Титов, дед Есенина по материнской линии, один из важнейших в его жизни людей.
В каком-то смысле дед заменил отца.
Фёдор Андреевич родился 10 февраля 1845 года.
Обзавёлся собственной семьёй он, как и его сват, восемнадцатилетним. Жене Наталье было шестнадцать.
В старости дед выглядел красивым, статным. Он был очень опрятен в одежде и силён физически.
Хозяйство у этого деда было, пожалуй, даже покрепче, чем у покойного Никиты Осиповича Есенина в лучшие его годы.
Начав с рабочего на барже, Фёдор скоро вырос до главы артели. Имел две собственные баржи (Есенинчего мелочитьсяпотом будет одной из своих близких подруг, Надежде Вольпин, с фирменным своим размахом рассказывать, что у деда было два парохода).