Есенин стремительно сшил первое со вторым: русское мужицкое, национальноес мировым.
То, что, скажем, Пушкин, Лермонтов и Александр Блок получили, вглядываясь в лица и вслушиваясь в голоса «простых» русских людей, Есенину досталось просто так, у него этого опыта было предостаточноне нарочитого, «исследовательского», по пути «из Петербурга в Москву», а обыденного. Именно в силу этого у Есенина была фора, которой надо было суметь воспользоваться. Что он и сделал: умело, органично, сего словечко«ухватистой» дерзостью.
В силу разных причин подобным образом не смогли раскрыться ни предшественники ЕсенинаАлексей Кольцов, Иван Никитин, Иван Суриков, ни многие его старшие товарищик примеру, Спиридон Дрожжин или Пимен Карпов.
При всём безусловном вкладе каждого из названных поэтов в русскую культуру разница между ними и Есениным неоспорима: онединственный интегрированный в мировую культуру крестьянский поэт. Течасть нашей национальной мозаики, онвсемирной.
Тем не менее к 1904 году культурный разрыв между цивилизованной городской средой, куда Есенин попадёт через считаные годы, и тем жизненным укладом, который был привычным для его рода, был поистине огромным.
Шансов преодолеть этот разрыв одним рывком почти не имелось.
Не только Блок, Белый, Кузмин или Мережковский происходили из дворян, но и Маяковский, и Ходасевич, и Адамович.
Брюсов, да, был из купеческого рода, но получил блестящее образование, рос и жил в центре Москвы. Равно как и сын академика Санкт-Петербургской академии художеств Борис Пастернак, обучавшийся в Марбургском университете в Германии и окончивший Московский университет. Равно как и сын купца первой гильдии Осип Мандельштам, выросший в Петербурге, учившийся в Санкт-Петербургском университете, в Сорбонне и Гейдельберге.
Будущие есенинские соратники Ивнев, Мариенгоф, Шершеневичи те имели в своих жилах дворянскую кровь!
И главное, отцы каждого из названных читали газеты. Раскрывали утроми читали. А Сергей мог до самого поступления в училище ни одной газеты в глаза не увидеть, не пошелестеть ею. И вообразить деда Титова или бабку Аграфену с газетой в руках нет никакой возможности.
Сергей Есенин стал первым по-настоящему грамотным представителем своего рода за сотни лет. Пусть кто-то из его прадедов в силу природного ума мог дорасти до деревенского старостыникакого, даже самого отдалённого сравнения с дворянским, профессорским, купеческим, городским воспитанием всё это иметь не может.
Впрочем, тот факт, что отец его всё-таки научился к тому времени носить городскую одежду, отчасти даже франтовать, всё-таки сыграл свою роль. Уже в детстве Сергей мог догадаться, что этот маскарад ему по силам.
Хотя одним маскарадом было не обойтись.
А вот с науками, которые предстояло постичь, дело обстояло сложнее.
Согласно Положению о начальных народных училищах, там преподавали всего шесть предметов. Закон Божийкраткий катехизис и Священную историю. Чтениепо книгам церковным и гражданским. Письмо. Четыре действия арифметики. Церковное пение.
Мужикамдостаточно.
Позже прибавятся минимальные курсы истории и географии.
Когда иные ревнители предреволюционной старины рассказывают о масштабных сдвигах в народном образовании в начале прошлого века, не мешает всё-таки помнить, что со знанием четырёх действий арифметики и навыком церковного пения сложно управлять даже трактором, не говоря уже о космическом корабле.
И для того, чтобы занять на книжной полке место меж Байроном и Пушкиным, требовался иной багаж.
* * *
Мать наконец-то появилась, когда Сергей уже учился, в зиму 1904/05 года.
Они с отцом помирились.
Сначала Александр Никитич наведывался к ней в Рязань. Потом она переехала к нему в Москву, где даже поработала на кондитерской фабрике.
Внебрачный сын Саша был передан на воспитание константиновской соседке Екатерине Разгуляевой. Всю жизнь Татьяне Фёдоровне из неведомых доходов придётся платить соседке деньги на его содержание.
Как Разгуляева объяснила, откуда у неё взялось годовалое дитя, сведений до нас не дошло; но в деревне удивительным образом мало кто знал, что Татьяна нагуляла ребёнка.
Ни на Татьяну, ни на Сергея пальцем никто не показывал.
Причин для возвращения матери домой было сразу несколько: мало того что Сергей рос без родителей, так ещё и бабка Аграфена вдруг повела себя совершенно неожиданным образом: зная о грехе снохи, именно она с какого-то момента более всех настаивала на её возвращении в семью.
Зимой Сергей переехал обратно к бабке Аграфене, с которой прожил под одной крышей до 1908 года, о чём опять же в автобиографиях не сказал ни слова.
Никаких отношений у него с бабкой Грушей так и не сложится.
А с вернувшейся матерью?
Своей близкой знакомой, журналистке Софье Виноградской, Есенин обмолвился как-то, что мать в детстве «принимал за чужую женщину».
Надежде Вольпин рассказал жуткую историю: как болел тифом, но сквозь бред осознавал происходящее, а мать, достав из сундука холст, начала шить ему саван: «Вовек ей этого не забуду! До конца не прощу».
Не было никакого тифа и никакого саванано эта история для чего-то Есенину была нужна.
Своей последней жене Софье Толстой «говорил, что мать в то время много пила и била их».
Константиновский знакомый Николай Сардановский отмечал, что Есенин «враждебно относился к своей семье», но в первую очередь, кажется, к матери.
После школы Сергей каждый день возвращался к Титовым. К Есениным приходил только ночевать.
В начале весны в Константиново заехал отец.
В деревне на него смотрели косо: он не пил и с местными мужиками не очень общался. Тогда, наверное, Сергей с удивлением обратил внимание, что отец читает книги: никто из мужиков этого не делал.
Сергей и сам в то время уже понемногу брал книжки в училище из большого шкафа, бывшего своеобразной библиотекой: попечитель школы, местный барин Кулаков, пожертвовал на них 35 рублей 22 копейки.
Но с отцом никаких разговоров о литературе они не вели ни тогда, ни потом.
В тот приезд мужа Татьяна снова забеременела; девочку, родившуюся в конце года, назовут Катей.
Ни примирение, ни старания бабки Груши обращаться со снохой побережнее, ни беременность натянутых отношений между супругами не изменили. Они снова ругались и в этот приезд Александра, и во все другие.
Своеобразное уличное взросление Сергея Есенина объясняется во многом именно этим: находиться в доме ему не хотелось, и он норовил не появляться там вовсе.
Зимой или ранней весной таких возможностей было меньше, а летомпожалуйста.
Чем занимался? Ходил с мальчишками чистить луга всё тому же Кулаковуплатили за это по 15 копеек. Константиновские ровесники вспоминали потом, что их «нужда гнала», а Есенин просто так ходил, чтобы дома не сидеть; вроде как денег, присылаемых отцом из Москвы, вполне хватало на хлеб, быт, одёжку (что, вообще говоря, сомнительно: бабушка Аграфена каждый год обращалась за ссудой).
«Иногда, вспоминают о Есенине, он не приходил домой по неделе, живя с мужиками в шалашах».
Другой характерный для молодого Сергея случай, произошедший на рыбалке, рассказал односельчанин Мамонов: «спускаясь с горы увидели: невдалеке от берега маячат соломенные плоты деда Ионы Данилина тогда Сергей и говорит мне: Знаешь что, Андрюха! Давай-ка мы освободим плоты деда Иона от рыбы, нам будет хорошо и деду не нужно зря трудиться!». Так и сделалиподплыли и начали извлекать из сетей улов, пряча за пазуху. Тут и дед Иона появился. Пришлось оставить удочки и плыть в другую сторону.
В школе Есенин поначалу учился хорошо. Оказался головастым. Уже со второго класса учитель поручал ему проверять, кто из учеников не выполнил уроков.
Крёстным родившейся 22 ноября 1905 года Кати стал десятилетний Сергейтакое допускалось, но в данном случае так поступили скорее всего потому, что рядом не нашлось никого, чтобы позвать в крёстные, Татьяна осталась совсем одна.
Свой расчёт был и у бабки Аграфены: она-то отлично знала, что ухаживать за сестрой придётся теперь Сергею. А кому же ещё? На ней двор, да и стара она; у матери свои дела, отца нет; так что будет девке братик вторым отцом, заодно и сам повзрослеет.