В начале XX века голодными были 1901/02 хозяйственный год, когда без продовольствия бедствовало 49 губерний, и 1905/06, когда голодало 29 губерний.
Ссуды на 1907 год и Есениным, и Титовым дали.
В том же году произошло ещё одно событие, которое выставляет Аграфену Панкратьевну Есенину в несколько ином свете.
Рассудив, что пришло тому время, Аграфена Панкратьева решила поделить дом и всё имущество между сыновьями.
Помимо жилых строений в документе о разделе имущества упоминаются: самовар, две коровы, один телёнок, одна свинья и уже девять овец. Но раздел скотины, конечно же, был не главным во всей этой истории; решалось: кто станет хозяином большого дома, где все они жили, Александр и его гулящая жена или Иван и любимая сноха.
Бабка Груша решила так: Ивана и Софью с их детьми переселила в маленькую избушку, стоявшую на территории родовой усадьбы, а Татьяна с Сергеем и Катюшей остались в большом доме.
Аграфена Панкратьевна прожилавернее сказать, проболелаещё год (и про этот год Есенин ни разу и словом не обмолвился). Умерла она 16 октября 1908-го в возрасте пятидесяти пяти лет.
Сестра Катя, в отличие от Сергея, о бабке Груше отзывалась хорошо, хотя и едва её помнила.
Зато хорошо помнила, как постоянно сидела одна, ждала Серёжу из школытогда, может, и мать появится, чтобы покормить детей. Без негонет.
Сергей воспитывал сестру своеобразно: если был хоть сколько-нибудь тёплый деньвыносил во двор и убегал. Однажды сестрёнку чуть не сожрала свинья, в другой раз бодливая корова начала катать её по дороге рогамиеле успели отогнать.
Сестра, прямо говоря, с такими братом и матерью могла бы умеретьно судьба её спасла. Разве что спина после того случая с коровой болела всю жизнь.
Вычислить достоверно, где всё-таки Сергей проводил больше времениу Есениных или у Титовых, едва ли возможно: одна ведь деревня, и дома рядом. Деда Титова он видел каждый деньтот, в сущности, и воспитывал внука. Но если судить по тому, в каком доме жила, ночевала и вела хозяйство мать, то получается следующая картина: у Титовых Есенин прожил всего три полных года, а у Есениных, в доме бабки Груши, одиннадцать. Намного больше!
А ведь везде говорил и писал, чтонаоборот.
Что-то там ещё было с бабкой Грушей у Татьяны Фёдоровны и Сергея, о чём никто никогда не узнает, но прощения чему он так и не придумал.
* * *
Товарищ Сергея Николай Сардановский несколько озадаченно отметил: «Крестьянскую работу Есенин, кажется, не особенно любил, да и работал он неважно. Однажды летом мы с ним косили пай его деду на общественных лугах. Для крестьянского мальчика он работал слабо, и мы с ним больше ели луговую клубнику, чем косили».
Раков ловитьда. Рыбу чужую таскать из сетейтоже можно. Ещё пишут, что уже в детстве он был отличный игрок в козла.
В общем, что угоднолишь бы не косить и тем более не пахать.
Зато природой Сергей с детства восхищалсяи тоже, прямо говоря, не совсем по-крестьянски. Крестьяне-то по большей части природы не видят, они внутри неё живут и ею пользуются. А про подростка Есенина то один мемуарист напишет, что цветы ему были лучшими друзьями, то второйкак он лугами любовался, чуть не до слёз, то сам, повзрослев, в автобиографии признается, как на водопоях пугался, что лошадь выпьет отражение луны. Какому деревенскому мальчишке такая ерунда в голову придёт?
Или ещё показательный случай. Приятель детства Сергея Кузьма Цыбин рассказывал, как однажды решили половить утят в одном из луговых озерец: «Стремительный и ловкий Есенин был по этой части большой мастак. Поймав быстро одного за другим трёх утят, он передал мне их с наказом: Держать крепко. Не успел Есенин отойти и несколько шагов, как один утёнок, вырвавшись из моих рук, нырнул в воду и скрылся в камышах. Увидя это, Есенин взял у меня утят и начал распекать меня. Потом вдруг неожиданно подошёл к берегу и пустил одного, а затем другого утёнка в воду».
Тоже ведь не деревенское поведение.
Нельзя ещё раз не отметить его удивительной сноровки: чтобы руками поймать дикого утёнка, ловкость нужна необычайная.
К слову сказать, ловить утят они права не имелилуг принадлежал помещику Кулакову. В другой раз помещик с управляющим застали Сергея за тем же занятием, так он добычу не бросил, а голый через весь луг бежал, держа утёнка в руках.
Есть известная фотография 1909 года, которая чаще всего ошибочно датируется годом позже: Есенин запечатлён среди других константиновских подростков, самому маленькому из которых женщина с коромыслом на плече (Капитолина Смирнова, дочь отца Иоанна) загородила голову ведром. Этого ребёнка, скрытого ведром, то закрашивали при перепечатках фото, то оставляли. Так и представляется этот селянин, иронично похваляющийся: «У меня есть фотография с Есениным и ведром. Смотрите. Вот Есенин. Вот ведро. Вот мои ноги». Есенин на том фото стоит в модном кепипо виду и не деревенский вовсе мальчишка: взгляд прямой, лицо нагловатое.
Его бы так и тащило: второгодник, драчун, безбожник, зашибающий свои пятаки на просфорах и в козла, способный даже подворовывать понемножкуиз баловства, а не наживы ради; но книжки увели в другую сторону.
Вспоминают, что среди сверстников он отличался, помимо бойцовского характера, ещё и тем, что под рубахой всегда припрятывал книгу. И если в деревне у кого-то вдруг обнаруживалась книжка, которой он не читал, Сергей добывал её любым способом: уговаривал, выменивал, угрожал. Если бы не далии украл бы.
Мать увлечение Сергея стихами не понимала. Ей и привычка сына к чтению казалась, в сущности, лишней. Говорила так: «Я вот смотрю, ты всё читаешь и читаешь, брось ты свои книжки, читай, что нужно, а попусту нечего читать. Вот так в Федякине дьячок читать любил, всё читал, читал и до того дочитался, что сошёл с ума».
Обычная деревенская женщина. Только мать гения.
* * *
Есенин, хотя и посидел второгодником, окончил начальное училище на «отлично».
Похвальную грамоту подписали все учителя, включая отца Иоанна, и тот самый Иван Петрович Кулаков, о котором Серёжа пел хамские частушки. Это случилось в мае 1909 года.
Летом бушевал его первый в жизни, ещё платонический роман с Аней Сардановской. Однажды прибежали в церковь и попросили монашенку разнять их руки, сказав при этом: «Мы любим друг друга, и пусть кто первым изменит, или женится, или выйдет замуж, того второй будет бить хворостом!»
Они были разгорячены и вдохновенны.
К середине августа явились иные заботы.
На расширенном семейном советеотец, мать, батюшка Иоанн и его дочь Капабыло решено, что Сергею нужно учиться дальше: он всё-таки не обычный деревенский мальчишка.
Близкие видели его учителем в церковно-приходской школе.
Подали документы во второклассную учительскую школу в Спас-Клепиках.
27 августа за Сергеем заехал нанятой возница.
Мать попросила сына помолиться вместе с ней.
К 31 августа он сдал все вступительные испытания и был принят.
Начал жить в общежитии при школе. Все 40 учеников спали в одном помещении. Питание было платнымтри рубля в месяц.
В школе Есенинопять за своё.
Местные деревенские на них часто нападали или кидали камнями. Цитируем соученика Сергея Андрея Чернова: «И вот Есенин, набрав камней, шёл впереди всех, воодушевлял нас, и таким образом мы отбивались»
Учащиеся посещали утреннюю и вечернюю молитвы. По воскресеньям и в праздничные дни Есенин вместе с другими учениками читал Псалтирь и пел в церковном хоре. Соблюдал обязательные посты, исповедовался и причащался.
Ввиду того, что ранее эта школа была церковно-приходской и только затем реорганизована в учительскую, готовили по инерции с расчётом на то, что выпускники могут стать священниками.
При иных обстоятельствах вполне мог получиться отец Сергий. Озорной такой батюшка, какие попадаются среди русских священников, с ласковыми задумчивыми глазами.
Хулиганств своих он не оставил. Свидетельствует Андрей Чернов: «Нам вменялось в обязанность читать шестипсалмие в церкви во время всенощной по очереди. Сергей Есенин обычно сам не читал, а нанимал за 2 копейки своего товарища Тиранова. Один раз Тиранов почему-то отказался читать шестипсалмие, и Есенину пришлось самому читать. Между прочим, мы надевали стихарь и выходили читать перед царскими вратами на амвон. Сергей Есенин долго не выходил».