Священник заволновался: в чём дело? Оказалось, Есенин стихарь надеть не смог. На амвон он вышел читать в стихаре задом наперёд, за что ему запретили впредь читать шестипсалмие.
«Есенин был этим мало огорчён».
В спас-клепиковской школе он всерьёз начал сочинять стихи. Показывал их старшему учителю Евгению Хитровухорошему человеку, имевшему в среде учеников прозвище Шерстяной мопс.
Он относился к Есенину внимательно и бережнои тот навсегда это запомнил.
Хитров являлся обладателем большого тома стихов Семёна Надсонана тот момент самого известного в России поэта.
Прозвище у Есенина появилось новое, взамен Монаха и БезбожникаПоэт.
Ещё иногда, по той же причине, его именовали Пушкиным: и как сочинителя, и как неугомонного спорщика на литературные темы.
Третье есенинское прозваниеПастушокс заметным опережением определит то его амплуа, что даст будущая язвительная критика.
Учился Есенин без особой охоты, но снова по большей части на «отлично». «Весело, как бы шутя», вспоминает соученик Павел Хобочев.
В декабре 1909 года съездил домой на каникулы; сестра Катя запомнила, что Сергей был красивый настолько, что «походил на девушку».
Узнал, что разобрали дом Титовых, где рос с дядьями. Будто само детство разбирали на части.
Мать за разговором выпытала, что сын в школе ладит далеко не со всеми и колотят будущие учителя друг друга страшным боем.
Учитель Хитров впоследствии эту проблему признавал, а про Есенина говорил: «В драке себя не щадил, часто бывал пострадавшим». Мать волновалась: «Ведь изуродуют, чем попало дерутся».
Вернувшись в январе к учёбе, Есенин всего неделю спустя сбежал домой. Матери сказал сначала, что распустили всю школу. Через пару дней открылся: учиться больше не хочет.
Всё сошлось: драки (на его задор мог найтись ответ посуровееон, в конце концов, ростом был невысок, и одной дерзости могло не хватить), постылое учение, жизнь в общежитии среди сорока чужих, бранчливых и пошлых подростков. И нежелание быть учителем. Ихотя этим он вряд ли с матерью поделилсянасмешливое неверие товарищей в его поэтический дар. К таланту своему, это ещё Сардановский отметил, юный Сергей относился «заносчиво».
Мать ахнула; в долгом разговоре с сыном сослалась на отца: надо держать совет с ним и делать, как он скажет.
Александр Никитич, что ни говори, был примером положительным: за семью свою болел более всего; местом приказчика дорожил, показал себя в лавке, как вспоминают, исключительно честным человекомникогда не присвоил и копейки; жил терпеливо и последовательно. Любить его жена так и не научилась, но уважала.
Уговорила Сергея написать отцу, и, если Александр Никитич согласится, школу можно будет оставить.
Не подавая вида, мать Сергеем любовалась: когда уходил, запомнила сестра Катя, всегда выглядывала в окно. Складный, через год женить можно. Крестьянский труд не любитно ничего, к отцу уедет, найдёт себе дело. Но жену ему хотела только константиновскую. Татьяна Фёдоровна вольно или невольно, несмотря на всё ею самой пережитое, предполагала, что теперь и её сноха воспроизведёт тот же оборот жизни. Все так живут.
В ожидании ответа отца Сергей вернулся к учёбе.
Отец бросать школу запретил. То им развод подавай, то учиться не хотят. Как будто не жить, а на праздник пригласили.
Так Сергей и доучился до самого лета.
* * *
Дом Есениных, оставленный в наследство, надолго бабку Грушу не пережил. В 1910 году случился пожар, и он сгорел. Пришлось строить новый.
Сергей и про пожар не вспоминал: целый дом пропал, со всем добром; огромное событие, катастрофа. Но нетсгорел и сгорел. Не было в нём счастья.
В 1911 году, 16 марта, родилась вторая сестра Есенина, Александра.
17 марта её крестили, а 18-го умер помещик Кулаков.
Всё принадлежавшее ему унаследовала дочь, Лидия Ивановна Кашинабудущая Анна Снегина.
Есенин смирится со своей учёбой и будет тянуть эту лямку, тем более что у него, наконец, появится настоящий сердечный товарищГриша Панфилов, готовый слушать стихи Сергея, говорить о них и щедрый на одобрение.
С остальными соучениками отношения складывались примерно так, как описал Есенин Панфилову: «Я поспешил поскорее убраться из этого ада, потому что я боялся за свою башку. Всё-таки мне зло сделал Епифанов, он облил сундук керосином На глупые выходки Тиранова я смотрю как на сумасшествие А Яковлев настоящий идиот А Калабухов самая дрянь и паскуда».
«Одна семья»!
Есенин взрослеет, начинаются пубертатные скачки. Вместе очаровательного мальчишки вдруг является претенциозный и обидчивый подростоксовершенно не деревенского типа, с заявкой на небывалую свою будущность, впрочем, по-прежнему ничем не подкреплённой: стихи, которые он сочиняет в те годы, плохи и подражательны.
Будущего Есенина в них не предвещает ничто.
Сестра Катя: «Дома он погружался в свои книги и ничего не хотел знать. Мать и добром, и ссорами просила его вникать в хозяйство, но из этого ничего не выходило».
Сам совершенно спокойно отписывает Грише 7 июля 1911 года: «У нас все уехали на сенокос. Я дома. Читать нечего, играю в крокет».
Все уехали на сенокос! Все! А этот играет в крокетв разгар лета, когда мужики вкалывают до седьмого пота, потому как в народе говорят: летний день зимний месяц кормит.
«Что же, дайте косу, я вам покажу»ну да.
Иногда в доме отца Иоанна ставили спектакли, и Есенин с удовольствием играл.
20 декабря 1911 года умерла вторая бабушка Сергеядобрейшая Наталья Евтихиевна.
Детство на глазах отчаливалоа взросление никак не наступало.
Есенин непрестанно шлёт свои вирши Панфилову и треплет его:
Куда отправить для публикации, подскажи, товарищ дорогой; пора уже публиковаться, пора становиться знаменитым.
Панфилов однажды сказал, что в стихах Сергея уже почти чувствуется пушкинская сила, он верил.
Изводил своими сочинениями и учителя Хитрова: без приглашения являлся к нему домой, читал, просил хоть какого-то отклика, но лучше, конечно, похвалы. Переписал стихи в две тетрадки и оставил учителю на память.
Ученики школы в Спас-Клепиках уже в голос издевались:
А ну, Серёжа-Пастушок,
Напиши-ка нам стишок.
Не спасало даже то, что во всём ином Есенин оставался заводилой, поведение у него было самое худшее среди всех учениковХитров подтверждает.
Или ещё пример, о котором рассказывает соученик Хобочев: «больше других любил кататься на коньках, и хотя я был сильней его, но Сергей на льду почти всех перегонял».
Пастушок, возможно, и догадывался, что сочинение стихов вполне может восприниматься мужским сообществом как занятие нелепое, как вид слабости; но желание признания и внимания было многократно, несравнимо сильнее.
Позже Есенин забыл, что оставил у Хитрова много детских стихов, или был уверен, что они потерялись; но учитель всё сохранил. Если бы выбросилполучилось бы, что Есенин шагнул в поэзию с первой строки сложившимся автором (у Маяковского, между прочим, всё обстоит именно так, потому что его пробы пера пропали без вести).
А у Есенина из собрания в собрание кочуют «Солнца луч золотой / Бросил искру свою / И своей теплотой / Согрел душу мою» и «Покойся с миром, друг наш милый, / И ожидай ты нас к себе. / Мы перетерпим горе с силой, / Быть может, скоро и придём к тебе»в общем, «моюсвою», «к себек тебе»: с чужого голоса пересказанное неловкими, непослушными словами.
Был ещё другой случай того же порядка, сгодившийся бы для рассказа Борхеса. Летом 1912 года молодая девушка Мария Ильина и её брат Сергей ехали на поезде в Рязань. В одном вагоне с ними оказался неизвестный юноша, с которым разговорились: его тоже звали Сергеем. По дороге они стремительно сдружились и тут же позвали симпатичного семнадцатилетнего парня к себе ночеватьтот, видимо, признался, что едет в никуда и в Рязани у него родственников нет. Два Сергея всю ночь проговорили. Утром невыспавшийся, но полный надежд гость отправился по рязанским редакциямпонёс туда свои стихи.
«Нет сил ни петь и ни рыдать, / Минуты горькие бывают, / Готов все чувства изливать, / И звуки сами набегают»так начиналось первое стихотворение в привезённом им сборнике.