Helmut Hörnerträger, заведующий отделением современных языков, быстро понял, что манипулировать Мармеладовым невозможно. Упрямый старый эмигрант был человеком непредсказуемым и неуправляемым. Мармеладов всегда сетовал, что американские студенты ленивы и недостаточно старательны. Он был требовательным педагогом, что не способствовало популярности его курсов и росту числа студентов на отделении, а именно это Hörnerträger ценил превыше всего.
Уже более двух лет Hörnerträger со всех фронтов атаковал Мармеладова в своих ежегодных отчетах начальству. К тому же он формировал негативное отношение к русскому профессору среди коллег, отзываясь о нем в частных разговорах как о неприятном чудаке. Шансы убедить декана оставить Мармеладова были невелики, особенно если учесть, что Мармеладов не завел дружбы с коллегами; они считали его чем-то вроде экспоната этнографического музея.
В конце концов И. Ти. все же вышел из тени и, нервно теребя края своей панамы, подошел к Колдбурну. Тот как раз разворачивал второй бутерброд с ветчиной.
Сэр, могу ли я поговорить с вами? начал И. Ти. застенчиво.
Колдбурн посмотрел на часы.
Вообще-то, я должен вернуться в офис, но у меня есть еще несколько минут. Присаживайтесь.
И. Ти. грузно опустился на скамейку рядом со статным деканом, одетым в полосатый костюм-тройку, что делало его похожим не то на менеджера с Уолл-стрит, не то на коммивояжера. Откусывая бутерброд, Колдбурн сказал:
Я видел вас там, за деревом. Все удивлялся: зачем же вы там стоите?
Я не хотел прерывать вашу трапезу.
Хотите немного соку? Абрикосового.
Спасибо, я только что позавтракал. Доктор Колдбурн, я бы хотел поговорить с вами о Мармеладове.
О Мармеладове? Ах да, тот тип, который делает возмутительные заявления.
На этой неделе мы голосуем по поводу его дальнейшей работы в должности преподавателя в нашем колледже.
Да-да, демократия в действии. Демократический процесс. Я верю в него. А вы?
Конечно, сэр. Я только хотел просить вас проследить, чтобы все было как положено. Я боюсь, что голосование может быть несправедливым.
Колдбурн поперхнулся соком и ответил:
Я социолог, а не литературовед, конечно, номежду намион в своем уме? Насколько я понимаю, он заявляет, что сделал величайшее открытие в мировой истории.
В истории достоеведения.
Ах, в истории достоеведения! Ну, и сколько же лет изучают этого Достоевского? Десять?
Внезапно со стороны речки донесся чей-то голос:
Если быть более точным, около ста, друг мой.
Удивленные И. Ти. и Колдбурн повернулись на голостуда, где ива низко клонится над водой. Они увидели человека в дорогом сером костюме и высоких болотных сапогах, появившегося из-за сонливых ветвей ивы. Серый берет, украшенный большой блесной, он лихо заломил на ухо, в руках у него был огромных размеров тонко сплетенный сачок. Подойдя ближе, незнакомец продолжил:
Извините, господа, что вмешиваюсь, но когда предметом беседы является великий мастер русской литературы, я не могу оставаться в стороне.
«Не из нашего колледжа, должно быть», подумал И. Ти.
Неизвестный ступил на песчаный берег. По виду ему было лет сорок с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый глаз почему-то зеленый. Брови черные, одна выше другой.
Речь о недавнем открытии? продолжал неизвестный. Приятно слышать, что наука движется вперед, а не топчется на месте. И в чем же заключается это открытие?
Ну, И. Ти., спросил Колдбурн с сомнением в голосе, что открыл ваш Мармеладов? Порох? Громоотвод?
Да, в своем роде, ответил И. Ти., все еще теребя края своей панамы. Он открыл важный мотив, повторяющийся по меньшей мере в дюжине произведений Достоевского. Абсолютно никем не замеченный ранее. Этот мотив связан с фигурой Ильи-пророка.
Да что вы говорите! поразился незнакомец. Он подошел ближе и воткнул сачок в песок дорожки. Так-так. Это очень интересно. В Древней Руси Илья-пророк почитался как громовержец и подаятель дождя.
Совершенно верно, подтвердил И. Ти. Русские верили, что гром грохочет потому, что это Илья-пророк на своей колеснице едет по небу и мечет молнии, чтобы напомнить людям об их грехах и грядущем Судном дне.
Вы не верите в открытие Мармеладова? спросил незнакомец, поворачиваясь к Колдбурну.
Колдбурн хмыкнул:
Видите ли, мне представляется, что это все еще весьма сыро. Он принялся складывать недоеденный бутерброд в бумажный пакет, собираясь уходить. А чем вы занимаетесь, позвольте спросить?
Светляками.
А, вы зоолог. Тогда вам должно быть кое-что известно о научных методах. Крылья нашего воображения мчат нас куда быстрее, чем поворачивается колесо науки. Разве открытие Мармеладова принято научной общественностью? Разве он публикуется в научной прессе? Тогда о чем мы говорим? спросил он, поворачиваясь к И. Ти.
И. Ти. только развел пухлыми ручками в ответ. После непродолжительного молчания он попытался возвести шаткую защиту:
Все мы порой слишком увлекаемся. Но Юрий Ильичсерьезный ученый, преданный науке
С чересчур бурным воображением и наполеоновским комплексом. Его заявления несколько рискованны. По крайней мере, для нашего заведения, резко прервал Колдбурн.
Незнакомец сощурился, пытливо глядя на декана.
Сэр, я бы на вашем месте был более осторожен, вынося суждения о работе своих коллег. Идея об Илье-пророке может оказаться куда более значительной, чем вы думаете.
Да, только вы не на моем месте, сухо ответил Колдбурн.
Слова декана более или менее подтвердили подозрения И. Ти. Он догадывался, что Hörnerträger и декан уже решили, как поступить с Мармеладовым, и голосование будет пустой формальностью.
Незнакомец возразил Колдбурну:
Мистер Колдбурн, на должность, которую вы занимаете, вас поставили люди. Но никто никогда не гарантирован от вмешательства высших сил. Кто знает, когда прервется ваша нить? Кто может поручиться, что я не окажусь на вашем месте через неделю, год или даже завтра?
Ошарашенный тем, что незнакомец обратился к нему по имени, Колдбурн повернулся к И. Ти.
Это что, розыгрыш? Что, черт возьми, происходит?
И. Ти. успел пробормотать только что-то вроде «гмм, я», и тут у него вывалилась вставная челюсть.
Вы работаете в нашем колледже? обратился Колдбурн к незнакомцу.
Нет, я просто провожу здесь одно исследование. Я внештатный сотрудник. Консультант. Меня зовут Воланд, сказал незнакомец, протягивая руку.
При этих словах рот И. Ти. сам собой распахнулся. Он попытался что-то сказать, но поскольку еще не успел поставить челюсть на место, то у него вышло только что-то вроде «о-е-о».
Пожимая руку декана, Воланд продолжал:
Доктор Колдбурн, вы действительно должны как следует подумать, прежде чем решить вопрос с Мармеладовым. Последствия могут быть самыми ужасными.
Полагаю, меня ударит молнией?
Возможно, даже хуже, серьезно ответил незнакомец, все еще сжимая руку декана.
Ну что ж, придется рискнуть. Да что же происходит? Пустите руку! протестующе воскликнул декан, освобождаясь от железного пожатия Воланда, и, взглянув на часы, поднялся, чтобы уходить.
И. Ти., у вас ширинка расстегнута, сказал он, направляясь к Башне. Это было последнее, что он успел сказать.
И. Ти., занятый ширинкой, разглядеть которую мешал выпирающий живот, не видел, как сачок незнакомца взметнулся вверх. Он только услышал, как треснули небеса, а потом раздался оглушительный грохот. Оставшиеся волосы на его голове встали дыбом. Он ощутил сильный жар на лысине и покалывание, которое волной прошло по всему телу. Колени его подогнулись, он закрыл голову руками и рухнул на землю. Падая, он успел заметить на песке тень Колдбурна, накрытого гигантской тенью сачка. Он ясно видел, как декан сжал пальцы, словно цеплялся за край утеса над темной бездной.
И. Ти. не видел, как сачок вспыхнул, словно нить накаливания в лампе, через которую пропустили семьсот тысяч вольт. Не видел он и снопов голубых искр, и пламени, которое обрушилось на декана, когда он в судорогах упал на песок. Но он слышал, как небеса над ним треснули еще раз, а потом снова раздался оглушительный грохот. И. Ти. спрятал лицо в песок. Несколько редких капель упали рядом с ним. Все стихло, кроме гомона потревоженных птиц в деревьях.