Хуже всего в крысахразумность. Даже чрезмерная какая-то, паранормальная. Мерзость.
Ты ведь всё слышал, да? спрашиваю я.
Вы пистолет дядюшке оставьте, говорит крысёнок. Я вам нору покажу, даже провожу, но пистолет оставьте, с ним идти глупо.
Без него идти глупо, хмыкаю я.
Крысёнок смотрит мне в лицо. Прямой недобрый взгляд. Глаза ребёнка, а взгляддревнего, опасного
Дядька в маразм впал. Что притащил домой кошмар.
Убить Королядаже не надейтесь, говорит крысёнок. С пистолетом вы до него не дойдёте. Вас просто съедяти меня заодно.
Не боишься? спрашиваю я. Со мной-то идти Яиз службы дератизации как бы. И да, я надеюсь. Сестре удалось. И эти ходы ищу, чтобы крысоловки там поставить, ты в курсе?
Я вижу, говорит крысёнок. Нашивки вижу, но и без них знаю. И боюсь. Но у меня свой интереси о вас я давно думал. И многие попадаются в ваши крысоловки?
Я молчу и злюсь. Гадёныш слишком хорошо осведомлён.
А вскоре и вовсе перестанут, говорит крысёнок. Мы быстро учимся.
Что ж ты предлагаешь? хмыкаю я. Повесить там плакат «Добро пожаловать»?
Предлагаю беседу, говорит крысёнок. Это серьёзно?
Звучит глупо. Я кручу в кармане маркер, вытаскиваю. Мою интуицию категорически не назовёшь мощной, к тому же я никогда не ладил с артефактами. Зато с каббалойпрекрасно. Очень помогает.
Главноеуметь наблюдать и запоминать. А озарение, которое вызывают знаки, неплохо заменяет природное чутьё.
Ищу глазами бумажкуи дядька придвигает какую-то старую квитанцию. «Оплата за декабрь»ладно, не помешает, рисую знаки доверия на полях. От души странным образом отлегает. Забавно.
Я смотрю на дядьку. Дядька смотрит на тварь с умилённой улыбочкой. Меня передёргивает.
Зузу, говорит дядька, всё будет хорошо. Оденься тепло, голубчик, там дождик идёт.
Зузу! Зузу! Ядрёна кочерыжка!
Я молчу. Еле выговариваю:
Спасибо, дядя.
На здоровье, говорит дядька и рвёт квитанцию поперёк знаков, профессионально. Подаёт крысёнышу курточку с капюшономи пёстрым шарфом в снежинках, как человеческому ребёнку, завязывает нижнюю часть лица. Прикрыл крысиный нос, раздвоенную губуи смотреть уже не так нестерпимо. Я с ним об этом говорил, голубчик. У него и впрямь свой интереси всё так хорошо сошлось
Крысёнок стаскивает шарф с мордыи у меня снова падает челюсть: я вижу, как они с дядькой целуются взасос! Язык крысы!
Меня сейчас вырвет.
Старый извра начинаю я, но дядька перебивает:
Не бери в голову, голубчик, что ты! Просто они крысы для них слюнаочень важная вещь, значимая Это как не знаю обещание, что ли. Я за последнее время много о них узнал, о крысах
Слишком много.
Тебе поможет. Ты же пытаешься спасать Город, голубчик может, найдутся способы. Знаешь ведь, что старые способы не годятся.
Вздыхаю. Он прав. Только тошно.
Пойдёмте, говорит крысёныш. Натягивает шарф на морду.
Ладно-ладно-ладно. Спасибо, дядюшка, говорю я. Пожалуй, уже взял себя в руки.
Дядька печально улыбается.
Я выхожу из его квартиры, из тиканья и запаха корицы, на лестницу, светлую и тёплую, а потомв безнадёжный и беспросветный сумрак наступающей ночи.
Крысёныш идёт рядом. Цокает протезом по мокрому асфальту; если не присматриватьсяпожалуй, сойдёт за ребёнка-калеку.
Если бы не хвост.
Тебя зовут Зузу? спрашиваю я. Правда?
Крысёныш стаскивает шарф. Вдыхаетшевелятся розовые ноздри. Хорошо ещё, что вибриссы сравнительно короткие но всё равно
Нет, отвечает он. Так меня зовёт антиквар. У меня нет имени на человеческом языке.
А на каком есть? спрашиваю я автоматически.
На нашем, крысёныш издаёт этот мерзкий звук, скрип-писк-свистих звук, крысиный. Язык, подумать только Это моё имя.
Оно что-то значит? спрашиваю я.
Крысёныш не отвечает. Прислушивается.
Откуда ты узнал про пистолет? спрашиваю я. Давно хотел.
По запаху, говорит крысёныш, не оборачиваясь. Он всё ещё при вас. Пока он при васне открою нору. Это погибель.
Ну, видишь ли, говорю я, стараясь не раздражаться, деть мне его тут некуда.
Дайте мне, говорит крысёныш. Впервые смотрит мне в лицо.
А если он будет у тебя, то уже и не погибель?
Я спрячу, говорит крысёныш.
Я останавливаюсь в густой тени, между стеной дома и зарослями голых чёрных кустов. Расстёгиваю куртку, вытаскиваю пистолет. Отцов. Тот самый, из которого Машка всадила в коронованную тварь золотую пулю. Там и сейчас золотаяпервая в обойме, моя блажная надежда. Отдавать такое оружие крысечудовищно тяжело, но я понимаю, что в словах гадёныша есть резон.
Мучительно видеть своё оружие в цепких крысиных пальчиках.
Но дальше
Крысёныш проводит свободной ладошкой по стене. Ладошка вдруг проваливается в бетон, как будто стенаэто голограмма, иллюзия, а не кусок реальности. Крысёныш удовлетворённо фыркает и всовывает пистолет в стену, как в туман.
Я протягиваю рукуи натыкаюсь на холодный, непроницаемо твёрдый камень.
Крысёныш скрипуче хихикает.
Я не смогу забрать, если буду возвращаться один, говорю я.
Отлично, говорит гадёныш. Значит, позаботитесь, чтобы мы ушли вместе.
Выглядит он, как детёныш, а ведёт себя, как взрослый. Как мой ровесник.
Тем временем ночь неумолимо валится на Город. Улица пуста и светла: люди ещё не спят, в окнах горит свет, фонари горят но сумрак уже не вечерний, и выходить из дому уже никто не рискует.
Вдруг, практически без подготовки, из густой темноты небес, как из прохудившегося мешка, валит снег.
Это неожиданно. Мокрые разлапистые хлопья такие громадные, что по асфальту несутся их чёткие тени; ветер несёт их в лицо, хлещет ими, как мокрым тряпьём. Крысёныш встряхивается, как пёси снова встряхивается.
Мы проходим мимо ночной лавчонкииз тех, куда заходит всяческий сумеречный сброд. Крысёныш замедляет шаг:
Фридрих, а угостите меня пивом?
Я аж запинаюсь:
Да ты обнаглел.
Я так люблю пиво говорит гадёныш мечтательно. А антиквар считает, что я ещё мал. Напрасно. И открывать пути мне глоточек пива не помешает, честное слово холодно, мокро
А моё имя откуда знаешь?
Крысёныш удивляется:
А как иначе? Кто из людей пойдёт, кроме вас вы злой и бесстрашный. И брат Марии. Как умер прежний Корольвсе помнят.
Стряхивает снег с капюшона, с чёлки, мотает носом, стряхивает с шарфа и курточкино хлопья всё летят, крысёнок уже совсем мокрый. Зябко ёжится.
Пойдёмте скорее, Фридрих. Очень хочется в тепло.
Так я и поверил, что в ваших норах тепло. Но мне тоже досаждает этот снег-издевательство, эта пародия на зимнюю сказкунаверняка очень красивая из окон, но очень мерзкая, когда идёшь по улице.
Когда идёшь по улице ночью. В обществе крысы. Жизнь наша
Далеко ещё? спрашиваю я.
С поверхности земли открыть тяжело, говорит крысёнок. Надо спуститься. В подвал вы ведь не полезете, да? Может, подземный переход поищем?
Меня внутренне передёргивает. У меня отобрали пистолет, а значит, я практически беззащитен перед тем, что может там оказатьсяпод землёй, ночью. Голову сунуть прямо в пасть Я вдруг понимаю, какая это, в сущности, самоубийственная авантюра.
Идтиглупо.
Нонора. Рассмотреть их выходы, может, прикинуть, как их перекрыть. Сделать выводы. Ладно, моя профессиярисковать.
И все мы смертны.
Тогда сейчас идём до супермаркета, а потом сворачиваем на Зелёную аллею, говорю я. Там есть подземный переход. А подвалына замках.
Крысёнок фыркает, но не спорит.
Время приближается к полуночи; улица совершенно пустыннаи не дай свет Матейи кого-нибудь встретить в эту пору. От мокрого снега всё бело, всё в летящих тенях: кажется, что бурое небо падает на фонари.
Переход слабо освещён, над ним мерцает эмблема подземкиднём через боковой проход можно выйти к поездам. Выложенный плиткой тоннель просматривается почти насквозьно безопасность обманчива. Рука сама тянется к кобуре, но кобура пуста; я вытаскиваю из кармана маркер и рисую на тёмной плитке знаки предвидения и контроля. Замечаю, что полустёртых значков у входа многоваточасть из них густо зачёркнута белым офисным корректором, как забавно