Кирстен УайтХаос звёзд
Пролог
Будучи маленькой девочкой, я верила в то, что была частью тайной магии этого мира.
Когда мы приходили на берег реки, мама элегантно оборачивала волосы белым платком и собирала в песке камушки, мелкие растения и выгоревшие кости. Я упрашивала и умоляла её сделать тоже и с моими волосами, она улыбалась и повязывала мне такой же. Я плескалась у берега или каталась на бегемотихе моей тётки Тауртбогине-покровительнице рождения и материнства, если она была с нами.
Но больше всего я любила быть в одном месте, и это было даже не сверкающее отражение солнца от вод Нила. Это место было рядом с отцом. Когда я уже достаточно выросла, чтобы самой перемещаться по крутым исхоженным ступенькам, я была там каждую минуту, когда мама разрешала мне. Как только я заканчивала свой утренний ритуал, я тут же спускалась туда, раскрашивала пол возле коленей отца, пока он кивал и смотрел на то, что я видеть не могла. Он улыбался, пока я бегала между неподвижными ногами бегемота и львиными лапами Амата. Я запоминала рисунки вдоль стен и придумывала истории для людей, которые были изображены на них.
Мама вручила мне мои собственные краски, а отец с гордостью предоставил комнату. Я была счастлива, как никогда. Я проводила там бесчисленное количество часов; разукрашивала, делала эскизы и фантазировала. На стенах я рисовала истории из своей жизни, наполняла их людьми и местами, которые любила. Моей мамой, красивой и сильной. Моим папой, добрым и спокойным. Бабушкой Нут, растянувшейся на небе, чтобы присматривать за всеми нами. Они были моей семьёй; они были моей историей.
Иногда приходила туда и моя старая капризная кошка Юбести, хотя ей были больше по душе тёплые, освещавшиеся солнцем камни под стеклянной крышей в нашем доме. Так было до моих почти тринадцати лет. Однажды утром я решила, что мне нужна живая модель для нового портрета на стене. Юбести была на своём привычном месте, но её мех потускнел и не блестел даже на свету. Я подошла, чтобы поднять её и ожидала вопль протеста, но вместо этого нашла безвольное, безжизненное тело.
Мама нашла меня в слезах, когда зашла ко мне и сразу поняла, что что-то случилось. Она обняла меня и поцеловала, от чего моя голова перестала болеть от плача и я больше не вздрагивала от всхлипываний.
- Не переживай, сердечко, - сказала она. - Тебе бы хотелось, чтобы Юбести всегда была твоей?
Я кивнула от безысходности. Я видела, как мама лечила больных соседей, даже стала очевидцем, как она спасла ребёнка, когда остальные потеряли всякую надежду. Она была волшебницей. Конечно, она могла бы вернуть к жизни мою немолодую кошку, по крайней мере, она воскресила моего отца. Смерть не была преградой для Исиды.
Она взяла из моих рук тельце Юбести и велела встретить её внизу в моей комнате. Я чуть не упала, пока спешила быстрее туда попасть. Даже несмотря на то, что я помогала ей со всеми зельями и амулетами, она никогда не проделывала заклинания при мне, и в тот момент я любила её даже больше, чем как мне казалось, было возможно.
Вошёл папа, он улыбался своей мягкой, отстранённой улыбкой, и мама последовала за ним с большим кувшином в руках. На нём были вырезаны иероглифы, а крышка была сделана в форме головы кошки, полностью выполненной из драгоценного алебастра.
- Что это? - Спросила я, в надежде увидеть, что же требуется для воскрешения.
- Это лодочка, которая повезёт Юбести на другой берег, на котором она будет ждать тебя. - Осирис торжественно кивнул, в то время, когда мама передавала ему кувшин, и он поместил его на большой каменный блок, который я использовала как стол посередине комнаты.
- Постой, на другую сторону? Какую другую сторону?
- Жизнь после смерти, - сказал отец, и посмотрел на меня взглядом полным гордости. - Я рад, что ты выбрала её своей спутницей для путешествия сквозь смерть.
Я отшатнулась назад и в ужасе посмотрела на кувшин, только сейчас осознав, что в нём была моя кошка.
- Вы... Она не будет жить снова?
- Нет, сердечко, не здесь.
Мир перевернулся. Моё детство само переписало истины, всё изменилось, когда я поняла, чем была эта комната, чем была эта персонализированная прямоугольная каменная коробка. Это гробница. Это моя гробница. Я едва могла видеть своих родителей сквозь слёзы, но их улыбки не исчезли.
- Конечно, - сказала мама.
- Я умру?
- Всё умирает. - Мама сделала несколько шагов ко мне, но я выставила руки вперёд, не пуская её ближе.
- Ты не умрёшь! Он не умрёт!
- Нет, сердечко, но ты...
- Вы просто собираетесь позволить мне умереть? И положить сюда, совсем одну, навсегда?
- Ты не будешь одна. Ты будешь со своим папой и всеми своими братьями и сёстрами, кто ушёл до тебя.
- Но меня не будет здесь!
- Нет.
- Вам наплевать? И вам нисколько не жаль? Вы не собираетесь сделать что-нибудь, чтобы не допустить этого?
Выражение маминого лица смягчилось, когда она всё поняла.
О, Айседора, когда ты поймёшь.
И я побежала. Я бежала из этой ужасной комнаты, впервые в жизни действительно понимала всё. Мои родители принесли меня в мир, в котором я умру. Они не делали вид, как раньше, когда воспитывали меня на всех этих историях и рассказах. Они не любили меня настолько, чтобы остаться со мной навечно. Я не была их частью. Всё моё детство, наполненное теплотой и любовьювсего лишь временный рисунок на хрупком песке, исчезнувшем от одного дыхания ветра.
Как и я.
Глава 1
Нутбогиня неба, ослушалась бога солнцаАмон-Ра и вступила в любовную связь с богом земли. Амон-Ра опасался, что, если в мире станет больше богов, то это создаст дисбаланс власти. Амон-Ра наложил на неё проклятие, из-за которого она не могла зачать ребёнка ни в один из дней в году. Но Амон-Ра недооценил Тата, доброго бога мудрости и письма, который вызвал саму Луну на поединок и выиграл достаточно света, чтобы создать новые дни. И так как те дни не были прокляты, Нут смогла родить Осириса, Исиду, Сета и Нефтиду. Новые боги продолжали совершать кражи, прелюбодеяния, братоубийства, и даже покушение на убийство и шантаж самого бога солнца. Заглянув в прошлое, Амон-Ра, вероятно, имел веские доводы в отношении всей этой темы про «чем больше богов, тем больше хаоса».
Я не учитываю время года, когда включаю кран, чтобы смыть с шампуров обугленные остатки приготовленного мной ягнёнка. Внезапно, поток воды отскакивает от противня и обливает меня с ног до головы.
- Хаос! - Кричу я в гневе.
Мне просто не следует готовить ужин. Мы ждём в гости семью, так что мама хочет, чтобы всё было чудесно. Вот тогда ей и надо было готовить! Но нет. Сейчас лето и Исида снова оплакивает смерть своего дорогого мужа, и из её глаз вытекает весь Нил. Обычно, вода затапливала всю страну и тогда люди пошли дальше и перегородили всю эту большую реку. Всё это, в сочетании с отсутствием верующих, теперь означает, что когда моя мать вступает в свой период траура, существенно увеличивается водяное давлениеединственное заметное отличие. Классно, когда принимаешь душ, а в остальномбессмысленно.
Но она до сих пор оправдывает себя этим. Вчера я спросила её.
- Что на ужин? - И услышала в ответ только траурные завывания по мужу.
Более нелепой эту ситуацию сделало то, что отец сидел за обеденным столом, обёрнутый как мумия в халат и читал газету. Потому что да, его убили и это отстой, но, догадались уже? Он больше не труп!
Я снова швыряю противень на плиту и бросаю на него новые шампуры. Предполагалось, что эта кухня будет декоративной. Когда я обдумывала её дизайн в прошлом году, то никогда не догадывалась, что мне и в самом деле придётся ей воспользоваться. Я даже не знаю, для чего нужна половина из купленных приборов. Они все подбирались лишь по цвету. Несмотря на вторую попытку, шампуры получаются больше обугленными, чем коричневымивсе мамины старания воспитать из меня хозяйку снова терпят неудачу.
Я всё кидаю в одну кучу, и, балансируя противнем в руках, выхожу из кухни (стены цвета баклажана, блестящие чёрные кухонные стойки из гранита, гладкий чёрный холодильник, очевидно, бесполезная чёрная плита, встроенная в стойку) и прохожу в столовую. Эта комната выполнена в бледно-жёлтом цвете с белыми деревянными панелями и чёрным столом, чтобы продолжить цветовую тему кухни. Стол идеален: гладкий, с современными линиями, на нём ни царапины, одна из самых лучших моих покупок за всю жизнь. В ней также находятся два мною ненавистных родственника: Горсамый старший брат, а также невыносимый всезнайка и Хаткорего пьяная потаскушка-жена.
С грохотом бросая блюдо с углём, соусом и гарниром в центр стола, я сажусь, чтобы поужинать. Мать чопорно прокашливается. Она выглядит странно. Обычно едва ли встаёт с постели во время её траура, но, за исключением случайного приступа, как вчера, Исида кажется откровенно весёлой.
- Произнесёшь молитву? - Спрашивает она.
- В последний раз, - говорю я, сужая на неё подведённые чёрные глаза. - Я отказываюсь молиться своим же родителям. Это глупо.
- Осирис? - Мама смотрит на него, словно разрешая ему вмешаться, в этот раз.
Папа медленно переворачивает страницу газеты. Она на тагальском языке. Вся семья благословлена даром знания языков, и даже я; у него хобби читать каждую газету, которую только можно найти на любом вообразимом языке. Без сомнений, он осознаёт, что газетывымирающая форма. У Осириса вызывает симпатию всё, что устаревает и умирает. В конце концов, он бог подземного мира.
Я ухмыляюсь ей, зная, что в эту секунду, когда Исида обратилась к нему, я выигрываю спор.
- Отлично. - Она отрезает лакомый кусочек от почерневшего блюда, жуёт его, и её рот постепенно растягивается в крайне несоответствующей сезону улыбке. Моя мама по-своему прекрасна, излучает теплоту и комфорт: широкие бёдра, полные губы и бюст, который вдохновлял художников на протяжении тысяч лет. Я бы предпочла не наследовать этого от неё, но, по большому счёту это не то, на что стоит жаловаться. У меня её густые и чёрные, как смоль волосы, а также её большие миндалевидные глаза, правда, у меня ещё густая чёлка, касающаяся ресниц и каскадная стрижка, смягчающая мой подбородок, тяжёлый, как у Осириса. Тем не менее, никто не лепит из меня статуи.
И никогда не будет.
Хаткор разок откусывает и давится, запивая съеденное стаканом пива, который волшебным образом наполняется снова. Она богиня пива. И секса. Любимый сын моей матери женился на беспробудной пьянице. Она могла бы быть забавной, если бы не дотрагивалась до всех исподтишка, подкрадываясь и подолгу рассматривая всё, что движется.
Её театральный взгляд, подведённый а-ля «кошачьи глазки», прикован ко мне.
- Подруга! - Воркует Хаткор. - Это прекрасно!
- Меня зовут Айседора.
- Ну, конечно! - Богиня смеётся, низко и глубоко. - После всего, что было, я не могу всё упомнить! Если бы только твоя мать хоть немного проявила фантазию.
Иногда это больно, когда тебя забывают, пока ты ещё жива. Но она знает, о чём говорит. Все без исключения из сотен маминых отпрысков придумывали свои вариации имени моих родителей. И почти все, даже не пытались вспомнить моё имя.
- Как всегда, приятно повидаться. - Хаткор улыбается моей матери. Хотя улыбка больше похоже на оскал.
- Такой приятный сюрприз, когда я приглашаю своего сына на семейный ужин, и ты тоже тащишься следом. - Мамина улыбка обнажает ещё больше зубов.
После нескольких напряжённых моментов между ними двумя, мама властно разрывает зрительный контакт. Затем она лучезарно нам улыбается, прокашливается снова и снова, пока, в конце концов, Осирис не сворачивает газету и обращает на неё своё внимание.
- Я позвала тебя к нам на ужин, чтобы сделать объявление. Я беременна!
Отец медленно моргает, глаза черны, как его кожа. Затем снова поднимает газету.
- Немного раньше, чем планировалось. Что насчёт этой? - Он кивает в моём направлении.
Я слишком шокирована словом «этой», чтобы ответить. Мне шестнадцать. Она рожает ребёнка каждые двадцать лет. Двадцать! Не шестнадцать! Из всех традиций, что богиня материнства и плодородия может выбросить в окно, это та, которую она выбирает?
Исида пожимает плечами, пытаясь выглядеть виноватой за своей довольной улыбкой.
- Я подумала, что мы могли бы всё встряхнуть немного. Кроме того, Айседора так выросла.
- Что? Раз у меня скачок в росте, меня теперь в расход?
Я не могу поверить, что мама уже меня заменяет. Могла хотя бы сделать вид, что я что-то значу, даже если она и не собирается делать меня вечной, как этого кретина Гора.
Я просто в бешенстве из-за этого... Я... Я в ярости! Единственная причина, по которой у меня в глазах слёзыэто потому, что я положила в еду слишком много лука.
- Кроме того, - говорю я, пытаясь не шмыгать носом. - Ты единственная, кто придерживается расписаний и традиций, и кто всё и всегда делает по одному и тому же сценарию, чтобы не допустить хаоса, который бы всё испортил!
- Думаю, это замечательно! - Произносит Гор, с удовольствием продолжая есть. - Держи семью в тонусе!
Я бросаю на него взгляд, зная точно, что он получит от своей матери, рожающей ещё больше детей. Что они все получат. Я не буду притворяться.
- Что, батареи на исходе? Пришло время появиться новому маленькому идолопоклоннику, который будет более послушным?
От маминого взгляда я замолкаю, борясь со знакомым приступом боли. Она качает головой, и боль немного стихает.
- Не драматизируй, Айседора. Ты сможешь помогать мне с ребёнком! Это будет хорошая практика перед тем, как через несколько лет у тебя появится свой собственный!
О, это мой конец! Всё что угодно, только не это. Есть достаточно статуй, изображающих её кормящей миниатюрных фараонов, куда бы я ни пришла. Я уже давно поклялась, что никогда у меня не будет собственных детей. Никаких визжащих малюток, сосущих моих девочек. Большое-пребольшое спасибо. Я быстро вытираю слёзы. Идиотский лук.
- Ты будешь отличной помощницей для мамы, - говорит Гор, сверкая на меня своими озорными соколиными глазами и холодной улыбкой.
- Ух ты, спасибо, Гор-шок. - Он не может услышать, какое я добавляю окончание, но от осознания этого я чувствую себя лучше.
- Когда ожидается пополнение? - Спрашивает он нашу маму, и она озаряет его улыбкой в ответ. Она практически сияет, подтверждая то, что находится в режиме абсолютного триумфа материнства.
- Через два месяца.
Я задыхаюсь.
- Через два месяца? Разве детям не требуется больше времени, например, в четыре раза больше? - Я откидываюсь назад и смотрю на её живот. И сейчас, когда я пялюсь туда, там определённо есть выпуклость. И в последнее время она одевается в свои самые лёгкие церемониальные одежды. Я даже не задумывалась над этим.